Если он неотразим - Ханна Хауэлл

— Я вижу тут Петерсона, — тихо и неуверенно произнес Олдус.

— И Роджерса, — так же тихо сказал Джиффорд.

— И графа де Лако и его жену, — прошептал Хартли.

— Они, наверное, самые сильные. — Яго указал на свои наброски на обложке альбома. — Я увидел то же самое раньше, увидел их лица в миазмах, окружающих мадам Клодетту.

Лорд Яго тоже очень искусен в рисовании, решил Хартли, рассматривая его рисунки, только его рисункам не хватает эмоционального воздействия, какое есть в рисунках Алтеи. И все-таки мурашки бегут по коже при мысли о том, что увидел Яго вокруг женщины, которую Хартли планировал соблазнить. Придется ему изменить свои планы. Вряд ли он сможет теперь лечь с мадам Клодеттой в постель. Несмотря на острое желание отрицать все, что он сейчас видел, Хартли понимал одно: теперь всякий раз, как он взглянет на Клодетту, перед ним будут возникать эти образы. Теперь он прекратит соблазнять Клодетту, эта мысль почему-то принесла ему облегчение. Вот об этом он подумает позже.

Внимательно изучая подписи под каждым рисунком, Хартли слегка нахмурился. Слово «розы» разобрать было легко. Алтея уже пояснила, что этот запах — отличительный признак Клодетты. Другие слова, однако, разобрать было трудно. Присев рядом с Алтеей, Хартли с облегчением заметил, что она уже не так бледна, как раньше.

— Почему вы написали слово «лауданум» рядом с Петерсоном? — спросил он. — Он не был отравлен наркотиками.

— В некотором смысле был, — ответила Алтея. — Я видела, как он брел из розария. Он знал, что должно произойти. Он испытывал злость и страх, но его мозг был затуманен, и тело не послушалось его. Он не мог спастись, он был взбешен.

— Точно, это Петерсон, — пробормотал Олдус, когда они с Джиффордом вернулись на свои места.

— А слово «ненависть», написанное под рисунками? — спросил Хартли.

— Она исходила от многих из них. «Роза» была заражена ею сильнее остальных. Алчностью тоже. Она исходила только от «Розы». — Алтея глубоко вздохнула, успокаиваясь, все еще пытаясь прогнать отвратительные ощущения от видений. — Кровожадность и сила. «Роза» обладает и тем и другим, одно подкрепляет другое. Убийство дает ей ощущение собственной силы.

— Граф и его жена были преданы. Это слово вы написали под их изображением.

— Да. Предательство, крайнее отчаяние и требование мести, вот что исходило от них. — Алтея слегка нахмурилась. — Было что-то еще. Вернее, кто-то еще. Двое неизвестных скрывались за ними, но я не смогла их разглядеть.

Яго кивнул:

— Я чувствовал то же самое. Я хорошо видел графа и его жену, но они были не одни. С ними были еще два существа, они цепляются за них.

— Дети, — прошептал Хартли, пронзившее его чувство жалости подсказало, что он уже не сомневается в даре Вонов. — Но детей было четверо.

— С ними было только двое, — сказал Яго.

Невзирая на ужас от того, что мадам Клодетта послала на смерть детей, Алтея вспомнила свое видение и кивнула:

— Да, с ними было только двое.

Она боролась с желанием полностью восстановить виденную ею картину.

— Маленькие. Очень маленькие. Один такой маленький, еле говорит. Маленький? Ага, значит, мальчик. — Она покачала головой. — Я видела и чувствовала недостаточно, чтобы точно понять, кто из детей там был.

— Но маленькие?

— Да. Вот в этом я уверена.

— И я, — сказал Яго.

— У них было четверо детей, — произнес Хартли. — Андре, ему было всего два года, Бланш, ей пять, Байяр, наследник, ему — одиннадцать, и пятнадцатилетняя Жермен. Старшие дети — от первого брака графа. С моей сестрой Маргарет.

Алтея вздохнула, понимая, что никакие слова не смогут уменьшить боль от такой утраты.

— Мне жаль, Хартли. Старших детей я не видела и не чувствовала их присутствия. Они были послушными детьми?

— Нет. Байяр был очень непоседливым. А Жермен — настоящий сорванец в юбке.

Яго задумался:

— Ничего не чувствую… Значит, девушка, почти взрослая? И боевая? Думаю, она не стала бы прятаться. — Он покачал головой. — Если вы хотите узнать, живы ли они, боюсь, мы вам не ответим. Я не чувствовал их присутствия. И их не было в видениях Алтеи. Это может означать, что они живы. Но как ни грустно, это может означать и то, что они, ну, ушли, скажем так.

— И у вас нет способа отыскать их? — спросил Хартли.

— Нет. Видения Алтеи нельзя контролировать. Вы только что видели, как она стала их жертвой, просто подняв платок. Если я снова увижу призраков, хватающихся за юбки Клодетты, у меня будет возможность получить информацию от них. Однако обещать я ничего не могу. Призраки не всегда идут на сотрудничество. Те, которые появляются возле Клодетты, по большей части очень хорошо знают, чего они хотят. Но они могут не отдавать себе отчета почему. Как давно они умерли?

— Почти три года назад. Тогда планировался побег, но они так никогда и не осуществили его. — Он тихо выругался и провел руками по волосам. — Поверить не могу, что признаю это, и все-таки… — Он махнул рукой в сторону альбома.

— Именно, — сказал Олдус. — И все-таки. Жаль, что все это нельзя контролировать и использовать по своему желанию. — Он посмотрел на Хартли: — Подожди, посмотрим, что еще случится, а потом пустим по следу наших людей.

— Но они уже и так три года искали де Лако.

— Да, семью, графа с женой и четырьмя детьми. Это могло сбить их с толку. Как только мы сможем предоставить больше, чем, э-э, просто видение, и объяснить, откуда мы узнали, что выжить могли лишь двое старших детей, мы возобновим поиски.

Хартли кивнул и взял кусок яблочного пирога.

— Байяру теперь должно быть четырнадцать, а Жермен — молодая восемнадцатилетняя девушка. Это действительно изменит поиски. — Он попытался подавить ожившую надежду, но это было трудно. С большой неохотой он признавал, что начинает верить в возможности Вонов.

— Если бы у вас было что-нибудь из того времени, — начала Алтея, но потом покачала головой. — Что-нибудь из личных вещей, что-то, что было у них в тот момент, когда наступила смерть или когда им грозила опасность. Я могла бы посмотреть, не вызовет ли это еще одно видение.

— Но не сегодня, — твердо заявил Яго. — Мы оба сможем заняться этим завтра, при соответствующих условиях. Возможно, платок был у Клодетты, когда напали на семью де Лако. Возможно, он только хранит какие-то воспоминания тех, кто был вместе с ней. Я предпочитаю последнее, потому что какая женщина будет хранить платок три года?

— Та, которая некогда была очень бедна, — сказала Алтея, наливая себе еще одну чашку чая. Чем суровее бывало видение, тем большую жажду она испытывала потом. — Та, которая страдала от нищеты и насмешек. Этот носовой платок из тончайшего шелка и самых дорогих кружев, раньше у нее на такие вещи денег не было. Она не хочет с ним расставаться, пока он не испачкается так, что его невозможно будет отстирать. — Алтея заметила, что все четверо собеседников смотрят на нее, обдумывая ее слова, и нахмурилась: — Удивляюсь, откуда я это знаю. Ага, она выросла в доме бедного фермера.