Эхнатон, живущий в правде - Нагиб Махфуз

— Как вы думаете, почему она покинула его? Я имею в виду Нефертити.

Он ответил без промедления:

— Должно быть, она поняла, что безумие фараона угрожает ее собственной жизни, и ушла из дворца, чтобы спастись.

— Но тогда почему она осталась в городе? Почему не уехала из Ахетатона вместе с вами?

— Была уверена, что жрецы считают ее виновной в преступлениях мужа, — насмешливо сказал Хоремхеб.

Пожимая ему руку на прощание, я спросил:

— Как он умер?

— Природная слабость делала его неспособным перенести поражения. Когда Эхнатона оставил его бог, вера фараона поколебалась. Он проболел несколько дней и умер.

— Начальник, как вы узнали о его смерти? — слегка помешкав, спросил я.

— Я сказал все, что должен был сказать, — непреклонно ответил он.

Бек

Я встретился со скульптором Беком в его доме, расположенном на одном из нильских островов, в двух милях к югу от Фив. Он жил в добровольном изгнании, в маленьком, но изящном домике, стоявшем в середине его скромной фермы. По всеобщему признанию, Бек был самым талантливым скульптором в стране, но когда страна начала отстраиваться после войны, его не привлекли к работам — в отличие от многих других. Бек был известен преданностью своему бывшему царю. Его самого часто обвиняли в ереси. Этому высокому, стройному, смуглому, полному сил мужчине не было и сорока, но его взгляд переполняла печаль. Он приветствовал меня теплой улыбкой и раскрыл рекомендательное письмо, полученное мною от отца. Закончив чтение, Бек приступил к рассказу:

— Когда Эхнатон покинул этот свет, вместе с ним исчезли красота и мир; ни краски, ни музыка больше не доставляют мне удовольствия. Впервые я увидел его, когда был еще мальчиком и овладевал основами профессии в школе моего отца Менна, скульптора Аменхотепа III. Однажды нашу школу посетил юноша, которого несли в паланкине. Отец шепнул мне:

— Это наследник престола.

Я увидел подростка примерно моего возраста — тоненького, хрупкого, скромного, но с пронизывающим взглядом. Он смотрел на резец и камень с таким восхищением, словно те были чудом. Мальчик пришел посмотреть и поучиться; он общался с нами так дружелюбно, что скоро мы забыли о его принадлежности к царскому роду. Он продолжал регулярно посещать школу, и мы стали друзьями. Эта дружба доставляла мне огромное счастье. Отец гордился нашим близким знакомством и дал нам свое благословение.

— Сынок, Эхнатон — мальчик, обладающий мудростью взрослого мужчины, — часто говорил он.

Так оно и было. Даже верховный жрец Амона признавал его мудрость и зрелость, необычные для столь раннего возраста. Жрецы объясняли ее тем, что Эхнатоном владела некая злая сила. Это неправда, Мериамон. Злая сила обитала в душах самих жрецов. Мой царь не ведал зла. Возможно, в этом и заключалась его трагедия. Однажды в дни нашей юности отец вместе с помощниками высекал статую для царя Аменхотепа III, а Эхнатон следил за их работой.

— Мастер Менн, — сказал он, — я вижу, ты придерживаешься традиционного стиля. Лично я нахожу его отталкивающим.

— Традиции — это большая сила, ваше высочество. Они помогают преодолевать время, — с гордостью ответил мой отец.

— Новая красота приходит с каждым рассветом! — пылко воскликнул Эхнатон. Потом он повернулся ко мне. — Бек, друг мой, эта статуя может стать прекрасной, но правдивой она не будет. Где правда?

Эхнатон жил для правды и умер за нее. С самого раннего возраста его вдохновляло все мистическое, словно он был порождением чистой духовности. Однажды он сказал мне:

— Бек, я очень люблю тебя. Если ты станешь мастером своего дела, то когда я займу трон, поручу тебе все искусство и архитектуру.

Правда состоит в том, что я обязан Эхнатону всем — как в религии, так и в искусстве. Сначала он научил меня вере в Атона, потом показал путь к Единственному Богу. Когда я услышал, с какой верой и любовью он читает стихи, моя душа наполнилась миром:

Земля сияет в Твоем свете,И больше нет тьмы.О Господь,Властитель вселенной,Небес и земли,Людей и животных,О наш Создатель.

Однажды по дороге из каменоломни в школу я сказал Эхнатону:

— Мой царевич, я верю в твоего бога.

Он был вне себя от радости.

— Ты мой второй обращенный после Мери-Ра; но врагов у нас будет достаточно.

Позже я узнал, что в то же время к числу почитателей Атона присоединилась Нефертити, еще жившая во дворце своего отца. Эхнатон время от времени жаловался мне на трудности, с которыми ему приходится сталкиваться из-за своей веры. Постоянное пребывание в оторванной от мира каменоломне не мешало мне быть в курсе происходившего.

Основам профессии меня научил отец, но духовность я получил от Эхнатона. Он посвятил себя правде — как в жизни, так и в искусстве. Именно поэтому он сердился на тех, кто вел суетную жизнь и слетался на любой пир, как вороны или стервятники.

— Бек, — однажды сказал мне он, — не позволяй, чтобы во время работы тебе сковывали руки учения мертвецов. Пусть твой камень станет вместилищем правды. Именно Бог создал все, поэтому будь верен ему в своих созданиях. Не позволяй, чтобы на твою работу влияли страх или алчность. Когда ты изваяешь мою статую, пусть на моем лице и теле будут видны все изъяны; красота твоего изделия будет заключаться в его честности.

Таков был Эхнатон, отвергший старые пути и очарованный новизной.

Он сверг кумиров и с корнем выкорчевал старые традиции. Правда вдохновляла его.

Когда Эхнатон занял престол, я снова присягнул ему в своей вере, и он назначил меня первым царским скульптором.

Когда Бог вдохновил его построить новый город и перенести в него столицу, у меня под началом было восемьдесят тысяч рабочих, создававших Ахетатон — самый прекрасный город на свете, город света и веры.

Мы строили самые широкие дороги, самые чудесные дворцы, разбивали самые прекрасные сады и пруды. Это было настоящее произведение искусства, в конце концов павшее жертвой злобы жрецов.

Бек ненадолго умолк, заново переживая гибель своего любимейшего творения, ныне медленно исчезавшего под слоем пыли. Я тоже молчал из уважения к этому человеку, дожидаясь продолжения рассказа.

Эхнатон и сам был художником. Он читал стихи, рисовал и даже пытался резать из камня, несмотря на свои слабые руки. Я открою тебе секрет, о котором мало кто знает. Он изваял статую Нефертити, соответствовавшую всем канонам красоты. Наверно, она до сих пор находится либо в покинутом царском дворце, либо во дворце Нефертити — конечно, если ее не уничтожили вместе со всем остальным. Когда царица неожиданно покинула его, Эхнатон с досады вырвал у статуи левый глаз, но все остальное сохранил в целости как знак вечной любви.

Царица и Эхнатон были символом Бога — отца и матери одновременно. Их соединяла большая любовь, выдержавшая множество бурь. Я до сих пор не понимаю, почему в самом конце она ушла от него. Враги обвиняли Нефертити в том, что она сбежала с тонувшего корабля. Говорили, что она хотела найти себе место в новой стране. Но после случившегося она не пыталась никого завоевать. Царица оставалась в своем дворце по собственной воле, пока он не стал ее тюрьмой. Неправда, что она преследовала собственные интересы. Может быть, ее вера поколебалась после того, как во время этих болезненных событий Бог не пришел к ним на помощь. В это мрачное время она отреклась как от своего трона, так и от своей религии. Но Эхнатон не сдавался до самого конца. Как он мог бросить свою веру, если сам слышал небесный глас Бога, обратившегося к своему возлюбленному сыну? Как можно слышать голоса людей, считаться с их мнениями, внимать их советам, если человек ищет правду? Потерпел поражение не он, а мы. Я тоже испытывал большие сомнения, когда они потребовали, чтобы фараон отрекся от престола, но особенно тогда, когда все его покинули. Я видел, как он стоял в одиночестве и спокойно следил за их уходом. Увидев меня, он сказал:

— Бек, ты должен уйти с ними.

— Государь, никто не смеет сказать мне это! — с жаром воскликнул я.

— И все же ты уйдешь, — с улыбкой ответил он.

— Я останусь со своим царем навсегда.

— Бек, — мягко промолвил он, — либо ты уйдешь сам, либо тебя уведут силой.

Я немного помолчал, а потом спросил:

— Учитель, может ли зло победить?

На мгновение Эхнатон погрузился в свои мысли, а потом я услышал его голос:

— Нет, не может. То, что мы видим сейчас, преходяще. Только смерть может избавить нас от поисков правды.

Затем он запел:

Господь мой, ты живешь в моей душе.Никто не знает тебя,Кроме твоего сына Эхнатона.Ты вдохновляешь меня своим знанием,Ты — сила, которая творит.

Он не мог отречься ни от своей веры, ни от любви. Даже тогда, когда построенная им пирамида рухнула, друзья присоединились к врагам, а любимая жена ушла без объяснений, в его душе не было ни злобы, ни ненависти. Эхнатон был выше чувства мести; он любил людей, животных и даже неодушевленные предметы. Когда он впервые сел на трон, Египет был огромной империей с любящими и послушными подданными. Он мог позволить себе выбирать все самое лучшее: женщин, вино и еду. Но он отвернулся от этих соблазнов и посвятил себя правде, бросив вызов силам алчности и себялюбия. Поэтому он жертвовал всем с улыбкой на устах.