Территория сердца - Весела Костадинова

Но спросить не успела. В тишине ночного офиса раздались тяжелые шаги и хлопнула дверь приемной. Я только и успела, что встать с дивана и попробовать поправить рубашку Влада, надетую на меня, когда распахнулись и двери кабинета.

Александр не просто зашел, он влетел в кабинет как ураган, сметающий все на своем пути. Я могла лишь молиться, чтобы он как можно позже обратил на меня внимание.

Но первым делом этот человек шагнул к дивану и упал на него рядом с сыном.

— Влад…. — произнёс он, и в этом единственном слове было столько заботы и… любви, что у меня перехватило дыхание. Это был не тот холодный и властный человек, которого я боялась, а отец, который переживал за своего сына, искренне и глубоко.

Я стояла, не зная, что делать, чувствуя себя лишней в этом моменте. Казалось, что весь мир вокруг меня замер, отступив перед этой картиной — отец и сын, разделённые огромной пропастью, но всё же связанные чем-то неразрывным. Казалось, что всё, что я видела и знала о них до этого момента, было поверхностным и неважным, не отражающим настоящую суть их отношений.

— Я в порядке, — тихо ответил Владислав, его голос звучал слабо, но в нём уже не было того страха и отчаяния, которые я слышала раньше. Он открыл глаза и посмотрел на отца, в его взгляде было что-то такое, что я не могла понять — смесь упрямства и усталости, будто он хотел показать, что не нуждается в помощи, но знал, что это ложь.

Александр смотрел на сына, крепко сжимая зубы, но молчал, не желая не оскорблять того жалостью, не унижать обвинениями. А после лишь коротко кивнул.

— Нужно забрать тебя домой, — произнес он коротко и отстраненно. — Сам идти сможешь?

— Дай мне еще десять минут, отец, — кивнул Влад.

Я отвела глаза — понимая, что он слишком слаб, но боясь вставить хоть слово. Больше всего мне вообще хотелось оказаться где-нибудь на дальней сопке, а не мучительно ждать пока внимание страшного мужчины переключится на меня.

Чуда не произошло. Я почувствовала, как холодок пробежал по спине, когда его взгляд переместился на меня. Александр осматривал медленно, прищурившись, словно оценивая каждую деталь. Растрепанная причёска, рубашка Влада, которая на мне висела, как на вешалке, красные следы на шее, оставленные его губами… Сердце билось где-то в горле, и я чувствовала себя оголённой, словно этот человек видел больше, чем я готова была показать.

— Ты пил, Влад? — зло спросил он, и его голос, наполненный ледяной яростью, ударил меня, словно хлыст. Он не смотрел на меня больше, его глаза прожигали сына. — Ты опять пил?

Я замерла, не зная, что делать. Сказать правду? Вмешаться? Или просто молчать, дать им разобраться самим? Каждое слово казалось потенциальной катастрофой, каждый жест — поводом для новой вспышки гнева. Я чувствовала себя словно мышь, загнанная в угол, где хищник — слишком опасен, чтобы хоть как-то реагировать.

Владислав открыл глаза и посмотрел на отца. Его взгляд был пустым и уставшим, но я видела, как в глубине блеснула тень гнева, возможно, даже вызова. Он слегка приподнялся, как будто ему стоило усилий просто сесть ровно.

— Он не пил! — вырвалось у меня прежде, чем я успела подумать. — И в рот не брал, — радуясь, что при нашей схватке стакан закатился под диван.

Александр резко повернул голову ко мне, его глаза сузились, и я почувствовала, как меня словно придавило этим тяжёлым, холодным взглядом. Его недоверие было почти осязаемым, и я понимала, что каждое моё слово сейчас имеет значение. Я должна была объясниться, и я должна была сделать это быстро и чётко.

— Когда я принесла презентацию, Владислав Александрович выглядел уставшим, но был трезв, — выпалила я, чувствуя, как голос дрожит. — А потом… ему стало плохо, он упал. Рубашку я сняла, когда… когда засунула её ему в рот, чтобы он не прикусил язык. А волосы… — я судорожно сглотнула, чувствуя, как всё моё тело дрожит, — растрепались, когда я держала его голову.

Александр поднялся и сделал шаг ко мне, внимательно глядя в глаза. От его взгляда: холодного, тяжелого, мурашки прошли по всему позвоночнику.

Внезапно он поднял руку и пальцами задел мою шею. Едва ощутимо, но чувствительно. Осторожно, но так, словно ошпарил огнем.

— А это, — он обвёл пальцами красный след на моей шее, — это кто тебе оставил?

— Вчера… друг… — прошептала я, и мой голос дрожал, едва слышен, словно я не могла произнести слова из-за сковывающего горло страха. Ложь была глупой и топорной, и я знала это, но ничего не могла с собой поделать. Эти прикосновения, эти его пальцы, касающиеся моей кожи, забирали все мои мысли, все разумные доводы.

Он не убрал руку, продолжая медленно поглаживать мою шею, его прикосновения были почти ласковыми, но в этой нежности скрывалось нечто такое, что заставляло меня дрожать от холода и жара одновременно. Лёд и огонь. Я чувствовала, как внутри всё сжимается от этого противоречия, от невозможности понять, что именно он хочет сделать.

— Друг, говоришь? — протянул он тихо, его голос был едва слышен, но в нём чувствовалась скрытая угроза. Рука скользнула чуть ниже шеи к ключице, откровенно лаская и поглаживая, но я вздрогнула как от удара, дернулась всем телом.

— Хватит! — резко перехватила его за запястье и оттолкнула от себя.

Это движение было инстинктивным, внезапным, я сама не осознавала, что делаю, пока не почувствовала, как его рука выскользнула из моей. От неожиданности он слегка отшатнулся, его глаза сузились, и в них мелькнула тень раздражения и что-то ещё, что я не могла понять.

— Перестань, отец! — рявкнул и бледный Влад.

Александр насмешливо фыркнул, снова поворачиваясь к сыну.

— Хочешь, чтобы я перестал? — рыкнул он. — Вы оба лжете мне в глаза и хотите, чтобы я спустил это? Я по-вашему совсем дебил? Думаете не отличу свежие засосы от старых? Что, Влад, опять за свое? Опять тащишь в постель кого попало, стоит только девке в твою сторону глазками хлопнуть?

Я стояла в оцепенении, не в силах пошевелиться, чувствуя, как его слова бьют по мне, как ледяные осколки. Александр смотрел на