Пятнадцать псов - Андре Алексис

садился, вставал на задние лапы (что было для него непросто), выпрашивал еду и иногда даже выл, подражая человеческим песням. И ведь приходится верить, что эти двуногие обладают интеллектом! Люди, однако, были опытными строителями укрытий и добытчиками еды, а именно это и было нужно Бенджи. Очевидно, он быстрее получил бы желаемое, если бы выучил человеческий язык.

– Знаешь, – заметил Бенджи, наевшись и напившись, – я всегда думал, что ты самый умный пес. Я уверен, что именно поэтому вожак стаи хотел тебя убить.

– Серый пес со свисающей мордой? – спросил пудель.

Они сидели в гостиной одни. Нира, чувствуя, будто вторгается в личную жизнь Мэжнуна, оставила их наедине. На полу в гостиной лежал яркий разноцветный ковер – с малиновыми, нежно-желтыми и золотыми пятнами. В комнате стояли кресло и диван, был фальш-камин и окна, выходящие на улицу, из которых Мэжнун мог выглядывать, если забирался на диван.

Бенджи проигнорировал его вопрос.

– Я не удивлен, – продолжал бигль, – что ты выучился разговаривать с людьми. Я признал бы твою власть, если бы ты научил меня хотя бы немногому.

Мэжнун наблюдал из окна за движением на улице: машины, пешеходы, собаки и кошки, один вид которых заставлял его рычать. Он знал, что неприязнь к этим бедным, слабым существам была лишена смысла, но ничего не мог с собой поделать и часто обнаруживал – к своему ужасу, – как трудно подавить желание залаять при виде кошачьих. На словах Бенджи «если бы ты научил меня» кошка прошла достаточно близко к дому, чтобы спровоцировать рычание Мэжнуна. Думая, что это обращено к нему, Бенджи заявил:

– Я невинный пес. Я не сделал тебе ничего плохого.

Мэжнун слез с дивана, чтобы не слишком отвлекаться на вид из окна, и сказал:

– Я научу тебя человеческим словам, если ты расскажешь мне, где остальные.

– Остальные, – ответил Бенджи, – мертвы. Я думал, что я последний из нашей стаи.

Хотя Бенджи не было нужды скрывать то, что случилось со стаей, он опасался сболтнуть лишнего. Ведь он был ответственен за гибель псов и не знал, как на это отреагирует Мэжнун, когда узнает. Так что в своем рассказе Бенджи опустил любые детали, которые могли бросить на него тень, а кое-что преувеличил, чтобы самому выглядеть лучше, чем было на деле. Однако ни эти преувеличения, ни умолчания не исказили суть правления Аттикуса. Бенджи, в общем-то, рассказал правду.

На момент убийства Афины он не спал. Бигль видел, как Фрик убежал с ее телом, и видел, как Фрак разбудил Беллу и увел ее прочь. Не требовалось большого ума, чтобы угадать ее судьбу. Ум потребовался на другое – смерти сук поставили Бенджи перед вопросом: уйти ему или остаться? Если Фрик и Фрак готовы были убивать так безрассудно, почему бы им не избавиться и от него? Он доставил бы им хлопот немногим больше, чем Афина. С другой стороны, мысль о том, чтобы покинуть стаю, страшила. Какой станет его жизнь без больших псов, которые в случае чего могли бы его защитить? Единственным выходом было бы найти хозяина, но люди опасны, а Бенджи не хотел рисковать.

Ночь убийства Афины внесла ясность в состав заговорщиков. Братья-лабрадоры Макс и Аттикус держались поначалу особняком, никак не выдавая своих планов. Когда Фрик, а за ним и Фрак ушли, Бенджи повернулся туда, где лежал Макс. Он выжидал. Бигль дождался странного исчезновения Принца и стал свидетелем бесшумной суматохи, поднявшейся, пока братья с Максом обыскивали логово. Когда заговорщики скрылись из виду, Бенджи последовал за ними, направившись к дереву неподалеку от рощи. Он спрятался достаточно далеко от убежища, чтобы чувствовать себя в относительной безопасности, но достаточно близко для того, чтобы видеть всех, кто приходит и уходит. Именно оттуда он услышал ужасающие звуки, возвестившие нападение на Мэжнуна.

Теперь происходящее покрылось еще большим мраком. Заговорщики решили избавиться от Мэжнуна, Беллы, Афины и Принца. В чем логика? Что связывало этих четверых? И что было для Бенджи куда важнее, – как вписывался в эту картину мира он сам? Объединяло ли его что-то с жертвами или, наоборот, с заговорщиками?

Когда убийцы вернулись в рощу, Бенджи нашел тело Мэжнуна: по всем признакам, пес был мертв, и Бенджи помочился на его, как он думал, труп, пометив таким образом, чтобы другие опасались бигля, свяжи они его запах с произошедшим насилием. После этого, все еще не уверенный в том, что ему делать, но убежденный, что сможет сбежать, если придется, Бенджи вернулся в убежище, где, к его удивлению, все спали. Он осторожно лег на свое место и оставался там до утра.

С первыми лучами солнца установился новый порядок. Псы проснулись рано, двое из них – то есть, Бобби и Дуги – были сбиты с толку произошедшими за ночь изменениями.

– Где большая сука? – спросила Бобби.

Аттикус зевнул прежде, чем клацнуть челюстями. Потом он резко пролаял, пока Фрик и Фрак выстроили перед ним Бобби, Дуги и Бенджи.

– Это последние слова, которые я произнесу на этом бесполезном языке, – начал Аттикус. – Псы, которые не захотели остаться со стаей, нас покинули. Большая сука умерла. Люди забрали ее тело. Теперь я вожак этой стаи. Кто-то из псов возражает?

– Из тебя получится прекрасный лидер, – встрял Бенджи.

– Прекрасный или нет, вести стаю буду я. Желающие могут нас покинуть. Оставшиеся станут жить, как полагается псам. Нам не нужны слова для обозначения дверей или деревьев. Нам не нужно говорить о времени, холмах или звездах. Мы не говорили об этих вещах раньше, и наши предки прекрасно обходились без этого языка. Отныне любой, заговоривший на чем-либо, кроме прежнего языка, будет наказан. Мы будем охотиться. Мы будем защищать свою территорию. Все остальное нас не касается.

– Я не могу остановить слова, которые звучат во мне, – сказала Бобби.

– Никто не может их остановить, – ответил Аттикус. – Просто держи их внутри.

– А если мы заговорим, забывшись? – решил уточнить Дуги.

– Вы будете наказаны, – был ответ Аттикуса.

Кто знает, почему в этих обстоятельствах пес может решиться открыто выразить несогласие. Сам Бенджи был слишком занят перевариванием информации. Как их будут наказывать за разговоры? Как Аттикус мог помешать им общаться с друг с другом, когда они были наедине? Зачем, если уж на то пошло, вообще был нужен этот запрет? Их язык давал им преимущество перед остальными псами. И все-таки, подумал Бенджи, сила есть сила – будь то человек, бьющий тебя за то, что мочишься в неположенном месте, или Аттикус, велящий псам не разговаривать. Лучше позволить власть