Без всяких полномочий - Борис Мегрели

— Вы же хотели помочь.

Я погасил сигарету, снял пиджак и долго возился со станком. Когда последний шуруп был завернут, я позвал Нину.

— Хозяйка, принимайте работу.

— Прекрасно! Идите мыть руки.

В ванной было чисто и уютно. На полке под зеркалом стояли разноцветные пластмассовые и стеклянные флаконы. Свежие махровые полотенца соблазнительно свисали с вешалки. Я часто мысленно принимал ванну, надевал халат, топал в шлепанцах в комнату, заваливался в кресло, «она» приносила кофе, и мы пили его и радовались друг другу. Я четко представлял себе и ванну, и комнату, и вещи в квартире, но «она» была просто «она», и, как я ни силился представить ее, у меня ничего не получалось.

Я понимал, что еще долго придется принимать ванну мысленно, и тщательно помыл руки.

Когда я вернулся в комнату, Нина ставила на столик бутылку водки.

— Как мастеровому? — спросил я.

— Не могу же я заплатить вам!

— Какая жалость! Заплатили бы — и привет! — Я надел пиджак и пошел к выходу. — Всего наилучшего. — Еще немного, и я бы навсегда закрыл за собой дверь в эту квартиру.

— Куда же вы? — смущенно сказала Нина.

Я остановился. Ее смущение как рукой сняло. Она снова надела маску.

— Я же должна как-то отблагодарить вас.

Нет, не так просто преодолеть барьер между нами, подумал я. Впрочем, я сам задал тон нашим отношениям.

— Конечно, должны. — Скинув пиджак, я бросил его на диван и сел в кресло.

— Вежливый человек сказал бы: «Ну что вы, не беспокойтесь, пожалуйста!»

— И все равно принял бы благодарность.

Нина засмеялась.

— Хотите кофе?

— Это и будет вашей благодарностью?

— Могу вас покормить.

— Для обеда еще рановато.

— Никак вы собрались пообедать у меня?

— Не только пообедать, но и поужинать.

— Как же, как же! Не рассчитывайте ни на обед, ни тем более на ужин. — Нина направилась в кухню.

Я курил и ждал. Из кухни доносился запах кофе. Мне было удивительно хорошо.

Потом мы пили кофе и обменивались полуколкостями.

— Все. Я должна заниматься, — взглянув на часы, сказала она.

— Чем?

— Ногой.

— Вы же говорили, что не намерены больше влезать на свою лошадь.

— Вы полагаете, что только наездницы не должны хромать?

— Нет, конечно. Можно еще кофе?

Нина налила мне.

— А себе?

— Мне больше нельзя.

— Вы живете одна? — спросил я, хотя и так было ясно, что она живет одна.

— Угол не сдается! — ответила Нина.

— Мне не нужен угол. Я снимаю комнату и хозяйку вижу, лишь когда плачу деньги.

— Хорошо, мы с вами больше не увидимся.

— Разве вы хотели стать моей хозяйкой?

— Никем я не хочу стать! Допивайте кофе и идите. Мне надо заниматься. Неужели у вас нет никаких дел? Ну пойдите подышите воздухом. Хоть польза какая-то будет.

— Терпеть не могу прогулок.

— Ну прошу вас!

Я встал и надел пиджак.

Нина тоже встала.

— Не сердитесь на меня, — сказала она. — Ладно?

Я взял ее за руку.

— Мы увидимся еще?

— Разве теперь от вас отделаешься? — сказала она.

Главного инженера в кабинете не оказалось. Я заглянул к директору. Ахвледиани подписывал документы. Он поднял на меня глаза и спокойно, словно ждал моего визита, сказал:

— Вашакидзе в швейном цехе.

— Хотелось бы поговорить с вами.

— Со всеми вопросами обращайтесь к главному инженеру. — Ахвледиани продолжал подписывать документы.

С тех пор как я познакомился с Ахвледиани, я невольно сравнивал его с директором в моей пьесе. Они были ровесниками. «Мой» директор тоже молчал. Молчание — бич нашего времени. Оно сродни равнодушию. Но «мой» директор заговорил, ломая устоявшиеся привычки, ломая себя. Правда, он не был окружен, как Ахвледиани, преступниками, но равнодушие порой хуже преступления.

Я не удержался и спросил:

— По какой причине инженера, хорошего инженера, могут перевести на склад?

— Инженерным персоналом руководит Вашакидзе.

Ахвледиани не желал разговаривать со мной. Почему? Может быть, я несимпатичен ему? Возможно. Но настоящая причина крылась в другом, совсем в другом.

— Со всеми вопросами обращайтесь к главному инженеру, — повторил он.

— Я смотрю, вы серьезно взялись за фабрику, — сказал Вашакидзе. — Да, у нас произошло ЧП. Арестовали временно исполняющего обязанности завскладом некоего Торадзе.

— За что арестовали?

— За хищения. Вывез со склада дефицитную фондовую ткань на шестьдесят тысяч рублей.

— Один?

— Разве под силу такие дела одному?

— Те, кто помогал ему, тоже арестованы?

— Нет. Их ищет милиция.

— Как могло такое произойти на вашей фабрике?

— Такое могло произойти на любой фабрике. Обычное дело. Воруют, скрыть недостачу не могут и инсценируют кражу. А кто-то инсценирует пожар. Обратитесь в милицию. Подполковник Иванидзе вел это дело и может ответить на интересующий вас вопрос более подробно и правильно. Я боюсь быть неточным. — Вашакидзе нацарапал на листке номер телефона.

— Спасибо. Ну а о работе Карло Торадзе на фабрике мы поговорить можем?

— О работе можем.

— За что его понизили?

— Кто вам сказал, что его понизили? Его не понизили. Я лично попросил его возглавить временно склад сырья. Там случалось всякое. Кто знал, что все так обернется и вместо порядка будет беспорядок?!

— Странно, инженера, да еще способного направляете на склад.

— Ничего странного. Торадзе энергичный и толковый парень. Он должен был навести порядок на складе, а потом вернуться в цех с повышением. Это была временная перестановка, названная производственной необходимостью. Странно другое — как такой замечательный парень пошел на хищение? Честно говоря, я не верил в его виновность, пока подполковник Иванидзе не ознакомил меня с некоторыми материалами следствия. Все улики против Карло!

— Верно, что Ахвледиани хотел выдать дочь за него?

— Спросите самого Ахвледиани. Я не любитель сплетен.

— Хорошо. Помните, в кафе вы сказали, что дельцы мобильны? Кто создает им условия для противозаконных операций?

Вашакидзе закурил, прошелся по ковру, положил папиросу в пепельницу, уселся напротив меня и сказал:

— Ответ лежит на поверхности. Условия создают те, кто в этом заинтересован.

— Абстрактно.

— Конечно. Вы — образованный, умный — не приемлете такого ответа. Вы хотите, чтобы я назвал имена?

— Вряд ли вы это сделаете, — усмехнулся я. — Вы еще говорили, что дельцы субсидируют государство, перестраивая производство. Где они покупают оборудование?

— Вы что, записали на пленку нашу беседу?

— Зачем? Преимущество молодости в том, что память не перегружена и все легко откладывается в левом полушарии.

— Почему именно в левом?

— Научная аксиома. Где же покупают?

— Не покупают. Это невозможно в нашем обществе. Ускоряют процесс поставок оборудования…

— Новейшего, которое использует минимум сырья?

Он пытливо посмотрел на меня:

— Что вы имеете в виду?

— Имею в виду, что, если бы чувство нового, энергию, мобильность, наконец, ум дельцов направить на благо общества, польза была бы огромной.

— Никакой пользы не было бы. Они не смогли бы выжить. Слишком много трудностей. Я уже говорил вам о них. К тому же платят мало. Давайте-ка лучше вернемся к нашим баранам. Сначала ознакомьтесь с этими документами. — Вашакидзе передал мне папку.

В ней лежали копии писем с подписями и даже печатями. В первом, адресованном швейной фабрике, фондодержателю ткани «Ариадна», торгово-закупочная база Грузугольурс просит дать указание предприятию-изготовителю — Кутаисскому шелковому комбинату — отгрузить «Ариадну» на сумму 80 тысяч рублей в ее адрес. Во втором, адресованном базе, фабрика отказывалась от фондовой ткани «Ариадна» на такую же сумму с учетом экономии в пользу управления Грузугольурс и просила базу в порядке обмена и производственной необходимости поставить ей искусственный мех на 80 тысяч рублей. Письмо было подписано Ахвледиани. В третьем письме база Грузугольурс просила фабрику изыскать возможность выделить и передать ей часть фонда на ткань «Ариадна».

Я прочитал и другие письма. Все они были похожи на три первых и содержали просьбы об отгрузке фондовых тканей. Разумеется, не только «Ариадны». Получалось, что происходило бесконечное перемещение дефицитных товаров. Какое-то предприятие располагало фондами, выделенными ему государством, какое-то не имело их, и вроде бы это несправедливое распределение исправляли сами фабрики, договариваясь между собой при посредничестве торгово-закупочной базы. Я сделал выписки, а одно письмо переписал в блокнот полностью. Оно было адресовано базе Текстильторг:

«Тбилисское швейное объединение „Иверия“ обратилось к нам с просьбой остаток фонда на ткань „Ариадна“ отгрузить торгово-закупочной базе Грузугольурс всего на сумму 130 тысяч рублей. Поскольку нас связывает с объединением „Иверия“ долголетняя взаимная помощь, просим его просьбу удовлетворить. Со своей стороны мы готовы просьбу объединения выполнить с последующим изменением ассортимента. Директор фабрики Л. Ахвледиани».