Ледяные Волки (ЛП) - Кауфман Эми

Вот только Андерс не мог измениться, особенно перед десятками и десятками волков. Потому что у него все еще не было амулета, а остатки его одежды были где-то в городе. Снова. Он заскулил, не зная, как передать эту информацию, затем понял, что волки вокруг него все поняли по наклону его головы и мягкому звуку именно то, что он имел в виду. Даже Хейн, казалось, понял и, кивнув, снова превратился в волка, заняв свое место во главе стаи.

Когда он поднял голову и тихо заурчал, глубоко в груди, Андерс понял, что он не только понимает жесты Хейна, но и может понять их точный смысл: «Конечно, я должен был подумать об этом. Давай вернемся в Академию.»

Не то чтобы он слышал эти слова. Просто точно так же, как все его чувства ежесекундно сообщали новую информацию, он обнаружил, что каждый крошечный звук или движение других волков имеет смысл. В некоторых отношениях это было очень странно, но в других — яснее, чем говорить. Он уже видел, что лгать будет труднее.

Холодок пробежал по спине, когда новая мысль поразила его — неужели он невольно делится своими мыслями и страхами, каждым движением?

Когда Хейн прошел мимо него, Андерс повернулся и пошел следом, направляясь к городским воротам в гуще стаи волков. Каким-то непостижимым образом он оказался одним из них. Он боролся с желанием вырваться из стаи и бежать, спасая свою жизнь, вытягивая ноги и выясняя, как быстро может двигаться это новое тело, но он заставил себя оставаться в строю.

Жители Холбарда расступались перед ними, когда они шли через город… вероятно, горожане никогда не видели столько волков в одном месте раньше, или не видели со времени последней великой битвы. Андерс, конечно, никогда.

Стая поднялась по Улфарстрат, мощеной дороге, которая вела к самой Академии, находившейся недалеко от городских ворот. Всего через несколько минут перед ними замаячили огромные железные ворота Академии и казармы. Сейчас они были открыты, и стая вошла в большой каменный двор, окруженный высокими каменными стенами.

Там, где магазины и дома Холбарда были ярко-зелеными, желтыми и синими, внутренний двор Ульфара представлял собой мрачный серо-голубой камень. Казалось, даже сорняки не смеют расти из трещин. Внутренний двор был сотни футов в поперечнике, и каждая его часть содержалась в идеальном порядке.

Большинство волков повернулось к казармам Ульфаров, где тренировалась и жила взрослая Волчья Гвардия. Хейн повел Андерса в Академию по каменным коридорам с толстыми деревянными балками, хорошо освещенными масляными лампами через каждые несколько футов.

Здание больше походило на крепость, чем на школу, и Андерс чувствовал, что с каждым шагом опускается все ниже, прижимаясь животом к земле и поджав хвост, все меньше и меньше убеждаясь в своем импульсивном решении рискнуть и прийти сюда.

Хейн встал у открытой двери, и когда Андерс остановился рядом с ним, он увидел, что это была кладовая и прачечная. Внутри полки доходили до самого потолка, заваленные сложенной серой одеждой. Там находилась женщина, занятая большой металлической машиной, покрытой рунами. Это артефакт, понял Андерс. Но даже с магическим устройством это все равно выглядело тяжелой работой — светлая кожа женщины покраснела от усилий.

Когда они с Хейном вошли внутрь, она сунула в автомат рубашку. Он мягко лязгнул, серия металлических рук с жужжанием пришла в быстрое движение. Через пару секунд автомат вытянул две руки, чтобы положить аккуратно сложенную рубашку на полку над ней.

Она отвернулась от машины для складывания следующей рубашки и увидела их обоих, расплываясь в улыбке.

— Хейн, — сказала она, очевидно, узнав его волчий облик, — я вижу, у тебя молодой друг.

Хейн вытянулся, трансформируясь, и учтиво поклонился.

— У меня новый ученик, дама Линдаль, — сказал он. — Ему понадобится кое-какая одежда, прежде чем я отведу его к Ферстульф.

— Конечно, — ответила она, даже не улыбнувшись, за что Андерс был ей благодарен. — Просто отойди вон за ту ширму, мой дорогой, и мы оденем тебя, как только ты снова станешь двуногим.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Когти Андерса стучали по каменному полу, когда он обошел ширму, пытаясь успокоиться настолько, чтобы трансформироваться. Чувство опасности кричало ему, чтобы он бежал, и перед его мысленным взором все, что он мог видеть, была Рейна, беспомощно уводимая к горизонту. Его сердце подпрыгивало на ступеньку выше каждый раз, когда он представлял себе это.

Затем он услышал тихий голос Хейна по ту сторону ширмы.

— Дыши глубоко, — мягко сказал он. — Задержи на немного, а потом снова выдохни. Закрой глаза. Если позволишь своему разуму успокоиться, то обнаружишь в себе ядро человека. Когда я учился, то обычно думал об этом, как о том, чтобы взять пару носков, которые находятся в шаре, а затем развернуть их, вывернув прямо наружу. Возьми свое человеческое «я» и разверни его так, чтобы оно было снаружи.

Андерс попытался следовать совету, и на мгновение ему показалось, что это безнадежно, но даже представление о чем-то столь обыденном, как пара носков, помогло ему успокоиться, и через несколько секунд, когда руки и ноги вновь обрели форму, он снова стал человеком. И, возможно, боль была чуть меньше, чем в прошлый раз.

Дама Линдаль заставила его протянуть руку через ширму на высоте головы, чтобы показать ей, какой он высокий, и через мгновение она передала ему сверток с одеждой. Андерс слышал, как она тихо разговаривала с Хейном, пока он одевался, и теперь ее голос звучал уже не так весело.

— Я слышала, их было четверо.

— Да, — сказал Хейн устало. — Трое на земле, один в воздухе. Они ушли, как только нашли своего шпиона. Совсем другое дело, если они начнут устраивать пожары.

— Мы их уже выгнали, — мягко напомнила она ему. — Мы можем сделать это снова.

— Да, — согласился он. — Но цена была очень высока.

Андерс молча натянул одежду, которую дала ему дама Линдаль — нижнее белье и толстые шерстяные носки, рубашку и брюки, все это было лучше того, что у него когда-либо было… лучше всего, к чему он когда-либо прикасался, за исключением тех случаев, когда он занимался карманными кражами. Вся одежда была серой, но с белыми отметинами и отделкой, как всегда было на студенческой форме, когда он видел ее в городе. Белые пуговицы на рубашке, белая строчка на брюках.

Когда Андерс, наконец, вышел, дама Линдаль проверила его ноги и вытащила пару блестящих черных ботинок. Хейн подождал, пока он присядет, чтобы зашнуровать их, затем повернулся и повел его из кладовой.

— Я уверена, что скоро увижу тебя, — с улыбкой сказала ему дама Линдаль. — Поговаривали, что это плохой знак, что в этом месяце у нас нет новых учеников. Но вот ты здесь, в конце концов. Я начну собирать остальные твои вещи.

Андерс пробормотал слова благодарности и направился к двери вслед за Хейном. Может, сейчас она и достаточно дружелюбна, но не знает его тайны. У волков будут вопросы, и он не был уверен, что у него есть ответы, но Рейна зависела от него. Его мозг лихорадочно работал, пока он пытался собрать воедино историю, которая объяснила бы, почему он сбежал при их первой встрече.

— Мне жаль, что я… когда я трансформировался, я…

Хейн поднял руку, чтобы остановить его.

— Ферстульф сама захочет с тобой поговорить, — сказал он, и по спине Андерса пробежал холодок. Сколько у него было неприятностей? Они вообще хотели, чтобы он был здесь студентом? Дама Линдаль, похоже, тоже так думала, но она управляла только кладовкой. Но потом Хейн оглянулся и слегка смягчился. — Это был необычный день, — сказал он. — Она послушает.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Драконы… — рискнул спросить Андерс, сам не зная, о чем спрашивает. Возможно, гадая, что скажет Хейн.

— Если понадобится, мы их проводим, — ответил Хейн. — Мы знали, что в городе есть шпионы драконов, и теперь доказали свою правоту. Люди начинают забывать, насколько они опасны. Люди забывают цену, которую мы заплатили, чтобы защитить их.

У Андерса по коже побежали мурашки, когда он услышал, как Хейн произнес это слово: люди. Как будто волки — как будто Андерс — это что-то другое. Он смотрел на широкую спину мужчины, когда тот шел по коридору, задаваясь вопросом, все ли волки чувствуют себя так отдельно от всех остальных, или что-то научило Хейна чувствовать себя так.