Под каменным небом. В глубинах пещер. Том IV - Николай Иванович Сладков

башен нет и следа. Тут, сбегая каскадами вниз, выдвигаются ступени террас и полукруглые скамьи, там в толщу скал врезаются гроты и ниши, наподобие театральных лож.

Сценой этого природного амфитеатра служит воздвигнутая в центре площадка, сложенная губчатой массой туфового известняка. Белый обрыв площадки усеян темными отверстиями пещер. На ее северный край резко взбегает тропинка, с южного — срывается небольшой водопад Суучхан (Летящая вода). Сверкая на солнце, он брызжет пенистой влагой, окутанной туманом мельчайших брызг, и скачет все ниже и ниже по темно-зеленым мшистым уступам, пока не скрывается в зарослях. Дальше — одно лишь журчанье да приятные волны прохлады отмечают течение вод.

Царство красного мрамора оживляет не только вода, но и зелень. Излишняя нагота площадки скрыта покровом роскошных трав. Тысячелетняя старость изборожденных морщинами скал скрашивается кудрявой молодостью кустов и деревьев. Даже самые голые камни, и те в пятнах мхов и лишайников, во всем многообразии расцветок и форм.

Особенно хорошо в долине реки! Здесь, как невеста в подвенечном платье, стоит белоцветный боярышник. Там шиповник украсил свои простенькие одежды узором из розовых лепестков. Рядом развесил зеленоватые сережки ягод кизил. Еще незаметней орешки лещины.

Могучий ясень с растрескавшейся корой, похожей на кожу крокодила, поднял над лесом гордую крону и поглядывает свысока. Тянутся, чтобы не отстать, мелколапчатый крымский клен и древовидная крымская рябина, но где им догнать великана! Странные — низкорослые и кривые — дубки штурмуют каменистые склоны. Еще выше забрались буки: вцепились в скалы щупальцами корней и бесстрашно качают над пропастью свои узловатые ветви. Растительные удавы юга — крымская лиана «клематис» с душистыми бутонами белых цветов и вечнозеленый плющ с его как бы лакированными, жесткими листьями — соревнуются с диким темнолозовым виноградом и жадно тянутся к свету. Опутанные ими деревья и скалы создают картину почти тропического, местами труднопроходимого леса.

Все это, хлынувшее разом, ошеломляет юных туристов. Долго стоят они молча, созерцая необычайный пейзаж. Первой нарушает тишину Лена Кузнецова:

— Если бы здесь не было никаких пещер, то и тогда стоило бы сюда прийти... Да что вы стоите как вкопанные? А ну, побежали!

— Назад, Лена! — начальственным окриком останавливает девочку Костя. — Сейчас беседа. И вообще не забывай правило: туристы в гору не бегают.

— Тоже мне, «правило да правило». Уж и шагу нельзя ступить без правила! — возмущается неугомонная туристка, впрочем, тихонько, чтобы не услышал Владимир Васильевич.

— Налюбовались, ребята? — спрашивает он. — Теперь потолкуем. Перед вами типичное урочище, то есть участок, который отличается от окружающей его местности рядом естественных признаков. Здесь такими признаками являются необычная форма и окраска скал, тенистая роща, первая среди оголенных западных склонов яйлы, а также никогда не пересыхающая речка, начинающаяся водопадом. Урочище заповедное, но строгого заповедного режима пока, к сожалению, нет.

— Что за белые камешки лежат на дороге? — интересуется Лена.

— Это известковый туф, своего рода «поверхностный сталактит». Мощные отложения его создал водопад. За тысячи лет существования он не раз менял место своего падения и, в конце концов, образовал большую площадку. Сейчас вы ее увидите.

Молчание, вынужденное крутым подъемом, сменяется шумным восторгом: туфовая площадка на редкость ровна и просторна.

— Хоть в футбол играй! — выкрикивает Боря и, подбежав к обрыву, добавляет: — Но если мяч забьют здесь в аут... то не позавидуешь.

С разрешения Владимира Васильевича все, сбросив рюкзаки, разбегаются кто куда. Костя дошел до леса и уже что-то пишет в тетради, а Боря, усевшись над самым обрывом, самозабвенно рисует. Одна только Лена бродит меж ними взад и вперед, не находя себе места.

То, что считалось возможным лишь в сказках, стоит перед ней наяву, кажется одухотворенным и полным значения. Скалы, нахмурившись, думают какую-то свою, бесконечную думу. Деревья, столпившись у речки, что-то шепчут друг другу и машут косынками крон. А вдали над шатром Чатырдага возникают и тут же бесследно тают белые облака: легкие, как дыхание лета, светлые, как мечты.

Костя вскоре скрывается в чаще и долго стоит у истоков речки, прислушиваясь к ее языку.

«Откуда текут эти прозрачные воды? Что они видят на своем пути?..»

Пока Снежков вносит новые записи, Боря и Лена, взявшись за руки, стремительно бегут к водопаду. Спустившись, они любуются его «душевой»:

— Вот она, мастерская по изготовлению туфа! — торжественно восклицает юноша. — Смотри в лупу... видишь? Ведь это же занесенные водой стеблинки и листья разных растений. Постепенно они покрываются кристаллами и каменеют. Ты посмотри, какая работа. Прямо не водопад, а мастер филигранного дела!

В горах раздается звук мелодичной сирены, подхваченный многоголосым эхо: это Владимир Васильевич созывает ребят на экскурсию. И все еще раз убеждаются, насколько лучше пройти с человеком, знающим местность: многого они, оказывается, не заметили, а из виденного поняли далеко не все.

— Нет, ребята! Понравившийся вам грот с небольшой лежанкой и нишей над ней использовали не только туристы. Там жил первобытный человек, как раз на грани между историческим и доисторическим прошлым (конец бронзового века). Где-то в ближайших окрестностях есть местечко еще интереснее, оно было найдено археологом-любителем Забниным. Известны и другие стоянки, в частности в Верхнем коридоре пещеры и на площадке, над ним. Новая культура получила название «Кизил-кобинской». Руководящим элементом ее служит праздничная лощеная посуда, преимущественно черного цвета и с орнаментом из белой глины, втертой в бороздки, а также более грубые кухонные горшки.

— Одни горшки! — огорченно бормочет Митя. — А бронза?

— Бронзовых предметов нашлось немного: в Крыму нет ни медных, ни оловянных руд. Среди оружия преобладают находки из кремня и кости, встречаются хорошо отполированные каменные топоры... Есть вопросы?

Вопросов много, но уже смеркается. Пора заняться разбивкой лагеря и притом поживее. Возвращались довольные виденным, распевая марш собственного сочинения:

Под кронами сосен тенистых,