Песочница - Софи Гид

– Вы уже не первый, кто за последние сутки приходит к нам с таким же поводом, – с ноткой хитринки ответил старик. – Нас уже беспокоили из полиции.

– А кто вас прислал? – спросила девочка.

Молодая-зелёная, но вопрос поставила абсолютно верно. Вот только твоих вопросов мне сейчас и не хватало. В окне мелькнуло лицо пожилой женщины, которая жестом показала Натану Сорелю, чтобы он проводил нежданного гостя в дом.

– Полин! Месье всё же адвокат, а не «манекен»22. Если речь идёт о наследстве, то вам лучше поговорить с моей женой – всё же умерший был её родственником. Зайдите в дом.

– Да, я полагаю мне будет лучше поговорить со всеми вами, и с мадам в первую очередь, – согласился я, маневрируя на ходу и прикидывая, как еще мне придётся изощряться, прежде чем мне удастся узнать всю правду, и сколько ещё лжи придётся выслушать…

Мы вошли в дом, над входной дверью которого гостей встречал огромный тунец. Он (конечно же дом, а не тунец!) был двухэтажный, нижний этаж приспособлены под кухню и довольно большую гостиную. В центре её главным украшением был большой овальный стол, за которым уже сидела живая мумия – мадам Сорель.

Каждая вещь в этом доме, начиная от поросших мхом вытесанных камней фасада и кончая комнатами, где старая (но не подумайте, что старинная) мебель вместе с посудой начала восьмидесятых годов сохранилась неплохо, словно оказалась только расконсервированной. В отличие от её хозяйки.

Морщинистое лицо Клары Сорель, выглядевшее ещё более потрепанным годами, чем это было на самом деле, выражало лихорадочную тревогу: судя по нему, она слышала всё, о чём говорилось во дворе. Мадам Сорель, по моим прикидкам, не было далеко ещё и шестидесяти, но вот здесь, сидя за столом в высоком кресле с деревянной спинкой, она производила впечатление изрядно замученной жизнью женщины лет на пятнадцать старше. Загорелое, в паутине морщин лицо, обрамлённое паклей из длинных и седых волос, только усиливали схожесть большой комнаты с музеем восковых фигур.

Это было жилище с потолками, украшенными алебастровыми карнизами и гигантскими розетками. Прихожая плавно переходила в просторную гостиную, разделенную столом на две симметричные части. Обстановка дома, похоже, перекочевала к хозяевам в качестве наследства их давно умерших родителей, которые и предусмотрели в своё время в доме все массивные украшения. А нынешние хозяева решили не отказываться ни от превосходной тяжёлой мебели, ни от обилия лепнины, ни от общего стиля в убранстве. В результате громадная гостиная оказалась заполненной довольно интересными вещами, которые ещё через несколько десятков лет можно будет назвать антиквариатом.

– Я вас знаю, месье. Вам известно, что я была знакома с вашими родителями?

– Нет, мадам, – удивлённо отозвался я. Теперь стало понятно, почему она позволила мне вообще войти в дом.

– У вас были добрые родители. Они не раз приходили на помощь нам.

Оказывается, покойные старики посвящали меня не во все свои тайны. Я промолчал.

– Да. Хотите кофе, месье Морель?

– Да, спасибо.

– Полин, приготовь месье кофе. Ты будешь, Натан?

– Что ж, почему бы не побаловаться.

– Что вас к нам привело? Вы что-то говорили о наследстве? – спросила мадам Сорель.

– Не совсем так, мадам, не совсем, – возразил я. – Это ваш супруг говорил о наследстве. В общем-то, я частным образом расследую смерть вашего родственника. А помните вы меня ещё и потому, что мы учились с Квентином в одном лицее.

Она посмотрела на меня в упор. По женщине не было заметно, что ее потрясло ещё свежее известие об убийстве её близкого родственника. Может, и вовсе не потрясло. И не смерть, а возможное немалое наследство. Возможно, она даже была рада, что вдруг окажется с немалыми для её семьи деньгами, которых вполне хватит на её жизнь, жизнь её детей и внуков, которые так или иначе у неё появятся. Я даже взял на себя смелость предположить, что любой был бы рад такому жизненному курбету, особенно, если ты не очень-то ладил при жизни с умершим, или просто с ним не был знаком лично.

– Вот как? Тогда присаживайтесь, может сюда, за стол, здесь вам будет удобнее.

– Спасибо, мадам. Меня наняли искать убийцу вашего племянника, – ещё раз объяснил я с надеждой, что мои слова воспримут как просьбу о помощи.

– Частным образом? А как же полиция? – вмешался её муж.

– Подожди, Натан, – взмахнула кистью руки старушка, словно заставляя его помолчать. – И кто же это платит вам за эту работу?

– Вы её не знаете? Эта девушка утверждает, что она… что она была его невестой.

– У дяди Ламара было много знакомых женщин. И кто же из них утверждает, что она его невеста? Кто она? – вмешалась уже младшая из Сорелей с пылким девичьим негодованием. Чуть не расплескав на меня горячий кофе.

– Полин, не лезь в наш разговор, – прикрикнула на неё мать.

Девочка промолчала, но было видно, что она с нетерпением ждёт моего ответа.

– Это мадмуазель Рени Адан, она из нашего города, работает в полиции, – ответил я, удивившись нервной поспешности младшей из Сорелей, с которыми были сказаны эти слова. – Она вам чем-то не нравится?

Полин открыла было рот, чтобы что-то сказать, но мать опередила дочь:

– Да, она нам не нравится. Ламар как-то приходил к нам с этой, как вы сказали, местной невестой. Значит, это она вас наняла.

Я ждал дальнейших объяснений, но их пока не последовало. Я понял, что так больше ничего из них не вытяну и решил тогда подойти к проблеме с другой стороны:

– Расскажите мне о своём родственнике Ламаре, всё же я пришёл к вам узнать что-нибудь о нём. Мы до сих пор о нём так и не поговорили.

Номинальный глава семейства всё это время сидел немного поодаль, словно служил второстепенной декорацией; вот он встал, и подходя к темному серванту, стоявшему в глубине большой залы, налил из откупоренной бутылки коньяк в две маленькие толстостенные рюмочки, одну из которых принёс мне.

– Что вы на него напали? Мэтр приехал к нам за помощью, а вы спустили на него всех собак. Клара!

Мадам Сорель подождала, пока муж поднесет коньяк к губам, и начала медленно говорить:

– Мне вообще не о чем рассказать. Не так уж и часто мы общались. Когда умер мой брат, племянник Ламар со своей матерью вообще редко у нас бывали. Натан видел его иногда в порту или на пляже, сын бывало сталкивался с ним в городе. Я и с братом виделась весьма редко, он только один раз приглашал к себе в Париж.

– Вы были не в ладах с братом?

– Мы только назывались родственниками. Да, брат заходил к нам, когда приезжал в Биарриц. Изредка звонил. Мы отдалились, как только он покинул Биарриц. Зачем мы ему были нужны, если он в Париже катался как сыр в масле. У него там свой круг, не ровня нам, крестьянам. Он мог бы как-то и помочь нам, хотя бы нашим детям. Но такая мысль ему в голову не приходила, а мы не хотели навязываться. А племянник Ламар здесь не при чём – он сын своих родителей, – подвела итог отношений старушка с плохо скрытой обидой в голосе.

Как часто люди бывают разочарованы собственной жизнью на примере судьбы своих близких. Могу предположить, что мадам Сорель ни разу в жизни не пришлось на глазах мужчин выходить из морской пучины в мокрой одежде, облепившей скульптурные формы, как это проделывала Бриджит Бордо.

На стенах комнат этого дома не были вывешены почётные дипломы и сертификаты с перечислением научных регалий и благодарностей медицинских учреждений. Однако вот уже не одно десятилетие здесь царит атмосфера обиды за пренебрежительное отношение парижских родственников к его хозяевам. Их забыли под этой крышей, как заброшенные старые деревянные лыжи: на таких уже никто не катается. В крупных городах такого рода мысли трансформируются во что-то материальное, здесь же они просто хранятся в чуланах людских душ, покрываясь пылью и оттого становясь всё тяжелее для их хозяев.

– Так Ламар Эрсан бывал у вас?

– Крайне редко. Заезжал раз в год, старался быть обходительным, но и поговорить нам вместе было особо не о чем.

– А вы сами не намекали ему, что ждёте от него какой-то родственной помощи? – спросил я, осознавая, что вопрос поставлен коряво и Сорели могут попросту на него ничего не ответить.

– С какой стати? У нас с ним не было никаких совместных проектов, чтобы просить денег по-родственному. И нам хватает на жизнь – мы просто не тратим больше того, что можем заработать. У нас есть свои накопления, хотя и небольшие, – Клара Сорель умела сохранить лицо.

«Свои накопления» было сказано с чувством собственного достоинства, и я попытался зацепиться за него:

– Но вы знали о его накоплениях?

– Нам он ничего об этом не рассказывал. Должно быть, что-то получил от родителей, сам копил для будущей семьи и детей, но мы этим не интересовались.