Калипсо (ЛП) - Хантер Эван (Ивэн)

«Не забудьте это», — сказал Карелла, протягивая ей конверт.

«Спасибо», — сказала она. «Если вы что-то узнаете…»

«У меня есть ваш номер.»

«Да», — сказала она, кивнула, ещё мгновение смотрела на него, а затем повернулась и пошла к бару. Карелла надел пальто и шляпу — всё ещё мокрые — и подошёл к кассе, чтобы оплатить чек. Выходя из заведения, он снова посмотрел в сторону бара. Хлоя находилась в той же позе, что и другая танцовщица менее сорока пяти минут назад: спина выгнута дугой, локти сцеплены, ноги широко расставлены, яростно улыбается и терзает клиента, сидящего в полуметре от её промежности. Когда Карелла открыл дверь, чтобы выйти под дождь, клиент засунул долларовую купюру в пояс её трусиков-стрингов.

Было уже почти два часа дня, когда он вернулся в участок и начал просматривать телефонные справочники. Ни в одном из пяти городских справочников не оказалось ни Айрин Чеддертон, ни Фредерика Боунса, но в справочнике «Калмз-Пойнт» он нашёл имя Висенте Мануэля Баррагана. Он набрал номер справочной службы, чтобы получить дополнительную информацию, и оператор сказала, что у неё нет никаких сведений об Айрин Чеддертон в городе, а если и есть сведения о Фредерике Боунсе, то они не опубликованы. Карелла назвал себя работающим детективом, и она сказала: «Придётся перезвонить, сэр.»

«Да, я знаю это», — сказал он. «Я нахожусь в 87-м участке, номер здесь — Фредерик 7–8024.»

Он повесил трубку и стал ждать. Он знал, что оператор сначала проверит номер, который он ей дал, чтобы убедиться, что он действительно звонит из полицейского участка. Затем ей потребуется разрешение начальства, прежде чем она сообщит неопубликованный номер Боунса — даже полицейскому. Телефон зазвонил через десять минут. Карелла поднял трубку. Оператор дала ему номер в Айзоле, а когда он спросил адрес, сообщила и его. Он поблагодарил её и подошёл к тому месту, где Мейер Мейер рассказывал анекдот Берту Клингу, который сидел на вращающемся стуле за своим столом, положив ноги на стол, и слушал его с чем-то похожим на детское ожидание. Клинг был самым молодым детективом в отделе, высоким, светловолосым, крепким парнем (они считали его ребёнком, хотя ему было уже за тридцать) с бесхитростными ореховыми глазами и открытым лицом, больше подходящим для фермера-свекловода в Гранд-Форксе, Северная Дакота, чем для детектива здесь, в большом плохом городе.

Подойдя к столу Клинга, Карелла уловил только самую суть: «Я спрашиваю, старина, ты пытаешься сбежать?»

Клинг и Мейер одновременно разразились хохотом. Мейер стоял рядом со столом, глядя на Клинга и смеясь над собственной шуткой, а Клинг сидел в кресле, свесив ноги на пол, и смеялся так сильно, что Карелла подумал, что тот намочит штаны. Оба мужчины смеялись, казалось, целых три минуты, хотя на самом деле это были всего лишь тридцать или сорок секунд. Карелла стоял и ждал. Когда Мейер наконец перестал смеяться, он протянул ему лист бумаги, на котором были указаны имена, адреса и номера телефонов Фредерика Боунса и Висенте Мануэля Баррагана.

«Мы ищем информацию о том, что произошло в ночь исчезновения Санто, семь лет назад.»

«Думаешь, его действительно кто-то убил?», — спросил Мейер.

«Его брат так считал, это точно. Он проводил расследование по всему городу и даже вернулся в Тринидад, чтобы найти его. Если кто-то действительно убил парня…»

«И если Джордж был близок к тому, чтобы выяснить, кто это сделал…»

«Верно», — сказал Карелла. «Так что давай узнаем, что произошло тогда, хорошо? Что ты думаешь?»

«Они звучат как водевильная команда», — сказал Мейер. «Барраган и Боунс.»

«Я подкину монету», — сказал Карелла.

«Не с твоей монетой», — сказал Мейер. «Если мы подбрасываем, то используем нейтральную монету.»

«Моя монета нейтральна», — сказал Карелла.

«Нет, твоя монета кривая. У него кривая монета, малыш.»

«Я спрашиваю, старина, ты пытаешься сбежать?», — сказал Клинг и снова начал смеяться.

«У тебя есть четвертак?», — спросил Карелла.

Всё ещё смеясь, Клинг потянулся в карман. Карелла принял монету, рассмотрел обе стороны и передал её Мейеру для одобрения.

«Хорошо», — сказал Мейер, — «орёл или решка?»

«Орёл», — сказал Карелла.

Мейер подбросил монету. Она ударилась об угол стола Клинга, отлетела от него под углом, ударилась краем об пол и покатилась через всю комнату, чтобы столкнуться со стеной за кулером для воды.

Карелла и Мейер побежали через комнату. Присев на корточки возле кулера, они осмотрели монету.

«Это решка», — триумфально заявил Мейер.

«Хорошо, ты получаешь водевильного исполнителя по твоему выбору», — сказал Карелла.

«Барраган чертовски далеко в Калмз-Пойнт», — сказал Мейер. «Я выбираю Боунса.»

В некоторые дни вы не можете заработать ни цента.

Адрес Фредерика Боунса действительно был 687 Даунс, что находилось в самом сердце (или, возможно, почке) Айзолы и всего в пятнадцати минутах езды на метро от дома, где размещался участок. Мейер проехал это расстояние до центра города на своём старом побитом «Шевроле», а его жена, Сара, воспользовалась правами на вторую машину семьи, подержанный «Мерседес-Бенц». Мейер точно знал, что сказал бы его отец (упокой его душу), если бы дожил до покупки этой машины: «Ты уже покупаешь у немцев?». «Что ты за еврей?», — иногда задавался вопросом Майер.

У него не было сомнений в том, каким евреем был его отец Макс. Его отец Макс был комическим евреем. Именно Макс решил отправить своего единственного сына в жизнь с двуствольным прозвищем — Мейер Мейер, очень смешно, папаша. «Мейер Мейер, еврей в огне», — называли его дети, когда он рос в районе, где жили почти одни язычники. Он всё время пытался придумать умные насмешки, которыми можно было бы ответить. Так или иначе, «Доминик Риццо, полное дерьмо» не помогло, тем более что в тот самый день, когда у Мейера случилось поэтическое вдохновение, Доминик набросился на него с бейсбольной битой, из-за чего Мейеру пришлось наложить шесть швов на правую сторону головы, чтобы ухо не отвалилось. А в результате заявления «Патрик Кэссиди, поцелуй мою задницу» пятнадцатилетний двухсот-фунтовый Патрик гнался за двенадцатилетним сто-двадцати-фунтовым Мейером восемь кварталов, прежде чем настиг его, после чего Патрик спустил штаны, показал огромную похожую на Луну задницу и приказал Мейеру поцеловать её, если он не хочет снова получить разбитую голову хебе (этническое оскорбление для еврея — примечание переводчика). Вместо этого Мейер укусил Патрика за задницу — неспровоцированное и бесцеремонное нападение, которое мало способствовало снятию иудео-гибернийской (латинское название Ирландии — примечание переводчика) напряжённости. Вернувшись домой после этого, Мейер прополоскал рот листерином (ополаскиватель для полости рта и дёсен — примечание переводчика), но вкус ирландской задницы Патрика остался и не улучшил вкус маминых финекнейдлов (возможно, названия традиционных еврейских угощений на идиш — примечание переводчика). В тот вечер за обеденным столом его комичный отец Макс рассказал анекдот об итальянском работнике канализации, который жаловался на то, что ему нагадил еврей.

Только когда Мейеру исполнилось шестнадцать лет, а его рост составлял пять футов одиннадцать и три четверти дюйма, соседские дети перестали его обзывать. К тому времени он начал поднимать тяжести, а когда не качался железом, то работал заправщиком на местной станции технического обслуживания и мечтал поскорее набрать лишние четверть дюйма, которые сделают его шестифутовым.

Он решил, что, когда его рост достигнет шести футов, а вес — ста девяноста фунтов, он схватит Доминика и Патрика за загривки и стукнет их головами друг о друга. Он был так занят измерением себя, что не заметил, как прекратились обзывательства. Доминик Риццо поступил на флот и погиб на войне. Патрик Кэссиди стал полицейским.