Танцы с дьяволом - Сергей Ильичев

И эта загадочная неопределенность от первого ощущения при встрече вдруг неожиданно отошла на второй план. Иван стал для них и ближе, и понятнее. Стал своим в доску.

– Не знал, что за пропущенные голы нынче срок дают… – проговорил старший по камере. И все замерли, понимая, что Ванино испытание еще не закончилось.

– Насчет пропущенных голов не знаю, но попался я на наркотиках, которыми наполнял наши мячи на сборах…

– Хорошо, что правду сказал, а то ведь вокруг меня одни только невиновные сидят! – сказал старшой и сам же засмеялся своей шутке. – За правду твою дарую тебе и место рядом со мной.

И снова каждый из присутствующих по-своему отнесся к сказанному. Иоанн понял, что, возможно, в этот самый момент появились у него и первые недруги.

– Как скажешь! – ответил он и прошел к указанному ему месту.

И снова несколько пар глаз самым внимательным образом следили за этим его передвижением по камере.

Должен тебе заметить, что первые минуты для человека, впервые оказавшегося в тюремной камере, – одно из самых серьезных испытаний в его жизни. С дрожью в голосе еще можно как-то справиться с помощью бравады, а вот неуверенность походки, ватные ноги и слегка согбенные от ожидания неизвестности плечи, руки, с которыми в такие минуты человек не знает что и делать, – все это становится предметом пристального изучения со стороны твоих сокамерников.

Но и данная моему сыну от Господа способность слышать чужие помыслы помогла быстро разложить всех сидящих в этой камере по своим местам, так, словно все они были членами одной футбольной команды. Он нашел среди них капитана и запасных, выявил возможных нападающих и тех, кто может стать для него защитой. Но и это еще не все. Теперь ему следовало понять, кто тот тренер, который, словно опытный и тайный кукловод, ведет здесь свою игру, и кто может быть тут объективным и независимым третейским судьей. Итак, настало время разминки. Впереди была игра, от результата которой зависела его жизнь. Проявленный к нему воровской интерес и покровительство свидетельствовали лишь о том, что они каким-то образом узнали о спрятанном им на гражданке тайнике с наркотой, оцененной в несколько миллионов долларов…

В один из банных дней все и началось…

Казалось бы, слава Богу, что и там человек хотя бы изредка смывает с себя то, что мы называем грязью. Хотя делать это опять-таки можно по-разному. Одно дело омыть себя и надеть все чистое, как делали мужики перед покосом или накануне боя. И уж совсем другое дело тешить себя баней, ублажая кожу мягкими мочалками, пошлепываниями угодливых массажистов, вспрыскиванием и натиранием кожи различными мазями. А потом еще и долго нежиться, подставляя под упругую струю воды ту или иную часть собственного тела.

Но вернемся к непосредственным событиям того дня.

Пару в бане было столько, что разглядеть, кто и чем там занимался в тот день, было практически невозможно. Но Иоанн интуитивно чувствовал повышенный интерес к себе со стороны отдельных заключенных. Один так просто, хищно улыбаясь, вырисовался в клубах пара всего в тройке метров и внаглую онанировал, глядя на него.

Иоанн, взяв в руки наполненную кипятком шайку, словно снова вбрасывая мяч в поле, с профессиональной точностью запустил ею в сокамерника. Тот и сообразить не успел, как его вздыбленный член был ошпарен кипятком… Страшный глухой рев раненого кабана, перемешанный с грубой бранью, заполнил все банное помещение.

И только ошпаренный сделал было всего лишь один шаг в сторону Иоанна, как несколько крепких парней, словно воплотившихся из пара, повалили его и придавили к полу.

И в помывочную вошел настоящий хозяин зоны Михаил Исааков по кличке Исаак. Этот шестидесятилетний крепкий мужчина в белоснежной для зоны простыне более напоминал сейчас древнеримского патриция.

Ошпаренного уже перевернули. И тут, увидев приближающегося к нему хозяина зоны, он пришел в неописуемый ужас, понимая, чем для него сейчас окончится эта мастурбация.

Всего лишь один неуловимый жест сделал Исаак, и у одного из сопровождающих в руках появился острый, как скальпель, миниатюрный нож.

– Не делайте этого! – попросил его Иоанн. – Того, что он сегодня получил, уже более чем достаточно для первого урока.

– Здесь я, сынок, решаю, что делать можно, а чего нельзя!

– А как же Господь Бог и Его неотъемлемое право судить живых и мертвых?

– А я как папа римский являюсь наместником Бога на этой забытой Им же земле!

– Но сие возможно лишь у католиков. А вас, как я понимаю, в православной вере окрестила соседка, бабка Параскева, когда родная мама испугалась, что вы умрете, не дотянув и до месяца…

Иоанн тогда и сам не сразу понял, что он сейчас говорит, да и откуда ему было все это знать-то?

Исаак молча смотрел на него.

То, что сказал ему мой сын, не мог знать никто из смертных. Давно уже нет в живых ни бабки Параскевы, ни его матери, от которой он и сам-то узнал об этом лишь во время их последнего свидания, буквально перед самой ее смертью…

И тут Исаак увидел глаза, о которых уже неоднократно слышал от других. Но где же та кротость и любовь, о которой ему все говорили? Сейчас глаза Иоанна метали только молнии, которые словно током поражали его мозг, заставляли вслушиваться и запоминать каждое произносимое им слово.

Встряхнувшись, словно от долгого пробуждения, после своего мгновенного погружения в детство как от дремоты, Исаак если и не зло, то с иронией произнес:

– Если ты все знаешь и такой умный, что же сам попался с наркотой?

– В своих собственных грехах Господь нам не помощник.

Исаак внимательно посмотрел на лицо покалеченного, что лежал на полу в крови, словно желая запомнить.

– Уберите его с глаз долой, пусть пока поживет!

И те же парни вмиг испарились, забрав с собой и ошпаренного.

В помещении, кроме Исаака и Иоанна, больше никого не было.

– Теперь мне понятна природа твоего феноменального успеха в игре! Тебе помогало твое умение слышать чужие мысли и предвидеть направление будущего удара противника…

– Возможно, – ответил Иоанн, – но я об этом не думал, когда играл.

– О себе спрашивать не стану, а вот ведомо ли тебе самому то, как и когда ты сам умрешь?

– О сроках никто не знает! – и спокойно добавил, – а вот умереть мне, видимо, придется все же от твоей руки!

Исаак почувствовал в это мгновение, как он словно бы в тумане наткнулся на какую-то неведомую ему преграду. И в одно мгновение понял, какие великие силы стоят за этим мальчиком. И в жарко натопленной бане ему стало очень неуютно и зябко.

– Я сам еще никого и никогда не убивал! Надеюсь, что этого не случится и в дальнейшем, несмотря на твое пророчество. Хотя, смотря с какой стороны на этот процесс посмотреть. Может быть, ты в чем-то и прав.

И прежде чем выйти, он еще раз посмотрел в глаза Иоанну. Господи, какая же в них была в этот момент кротость и обезоруживающая любовь! От этого взгляда он сам даже слегка покачнулся и, чтобы не выдать этой своей сиюминутной слабости, быстро вышел.

Иоанн продолжил помывку.

Санников уже сидел за столом рядом с отцом Михаилом. В его руке был все тот же так и недопитый им стакан с красным вином. Он внимательно слушал исповедь священника.

– Я ехал к сыну. После длительного и утомительного путешествия на поезде поездка морем на небольшом пароходе к Магадану казалась мне тогда просто прогулкой. Был конец декабря. Навигация закончилась. Рейс был последним, и непонятно, как я вообще успел на этот пароход. Слава Богу, что у меня не было с собою багажа…

Несмотря на мороз, я стоял на палубе и всматривался в показавшийся берег. И вдруг почувствовал, что за моей спиной кто-то стоит и так же как и я, пытливо и с надеждой всматривается в приближающийся берег. И тогда я обернулся. Но палуба была пустой. Показалось, подумал я тогда. И успокоившись, стал читать молитву. А когда вновь через какое-то время обернулся, то заметил рядом с собой невысокого, седого, с окладистой бородой и просто одетого мужичка-старичка. И поклонился, приветствуя его. Тот улыбнулся и склонился уже передо мной в свою очередь.

– Первый раз в наших краях, как я понимаю?

– Да! Не знал, что наша страна столь велика и прекрасна!

– Какими же судьбами к нам, если не секрет? Не за ягодами, поди?

– Да нет! К сыну вот еду!

– Думается, что не по своей воле ваш сынок здесь оказался!

– Кто же сюда по своей-то воле из самой столицы поедет?

– Вы же и едете, – сказал мужичок и улыбнулся.

– Пожалуй, что так!

– Думаю, что нет на нем вмененного ему греха, чью-то чужую жизнь ценою собственной от погибели спасает ваш мальчик!

Мне сначала показалось, что я просто ослышался. И захотел еще раз услышать эти же слова. Но старичок исчез, словно его на палубе никогда и не было. От такого неожиданного поворота событий я лишь перекрестился, укрепив себя мыслями сам о неисповедимости путей Господних!