Смерть швейцара - Ирина Дроздова

— Понимаете, офицер, о чем вы меня спрашиваете? — поинтересовалась Ольга у детектива, который явно пытался строить ей козни. — Вы хотите, чтобы я, пострадавшая, сама ответила на главный вопрос следствия: почему все случилось именно так, как случилось. Тогда отчего бы вам сразу не спросить меня — кто конкретно на нас напал? Такой способ ведения дела наверняка облегчил бы вам жизнь, но ничуть не приблизил бы к разрешению проблемы. Потому что, повторяю, я не имею представления, что на самом деле произошло. Я даже не поняла, что по машине стреляли. После удара я потеряла сознание, а когда очнулась, то обнаружила, что лежу на снегу рядом с дорогой, а чуть позже увидела неподалеку свою сумку.

— Кстати, Дмитрий Сергеевич, — обратился к детективу сотрудник, сидевший за столом напротив, — машина врезалась в дерево тем боком, где находился водитель. Ствол липы сильно искорежил дверь. Вот, обратите внимание. — И сотрудник перекинул следователю несколько фотографий.

— Надеюсь, майор, вы не станете утверждать, что это я крутанула руль машины в момент заноса, чтобы подставить под удар таксиста? — сказала Ольга, воспользовавшись этой неожиданной поддержкой. Майор этот начал ее не на шутку раздражать, и она едва сдерживалась, чтобы не выпалить ему все, что она о нем думала.

Он будто уловил направление ее мыслей, поскольку устало вздохнул, посмотрел и снисходительно ответил:

— Нет, гражданка Туманцева, не стану. Для этого вам пришлось бы очень точно рассчитать угол соприкосновения дерева с машиной и, одновременно, определить вектор движения транспортного средства, а это, принимая во внимание занос, сделать практически невозможно. Давайте вашу повестку — я подпишу..Идите, но если обнаружите что-то новое по делу, не забудьте поставить меня в известность. Моя фамилия Неверов.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

— Он смотрел на меня, как на преступницу, — заявила Ольга, усаживаясь в «Мерседес» и торопливо захлопывая за собой дверцу, чтобы не выпустить из салона благодатное тепло. Ее слова были адресованы Аристарху, поскольку Меняйленко убежал по своим делам и велел его не дожидаться.

— Нет, вы только подумайте, — сердито говорила она, принимая из рук Собилло прикуренную сигарету, — этот следователь Неверов удивлялся, что я ничего себе не сломала, и чуть ли не ставил мне это в вину. Каково?

— Не надо так волноваться, — молвил Аристарх, откручивая крышку термоса из полированной стали и наливая Ольге кофе. — Это он от бессилия и неумения объяснить ситуацию. Мы ведь с Меняйленко, анализируя это дело, тоже зашли в тупик.

— В таком случае пообещайте, что не откажете мне в просьбе, пусть даже она вам на первый взгляд покажется вздорной, — попросила Ольга.

Аристарх осторожно сжал ладошку девушки.

— Честного журналистского дать не могу — профессия не та, но честное благородное слово произнести готов. Ну, что еще выдумала ваша хорошенькая, но взбалмошная головка?

— Отвезите меня в местный краеведческий музей. Хочу познакомиться с его хранителем и проверить кое-какие соображения из тех, что, как вы говорите, пришли в мою взбалмошную головенку.

— Подумать только, как неверно могут иногда женщины истолковать твои слова, — сказал Аристарх, отхлебывая кофе из чашки-крышечки, намеренно касаясь губами того ее края, к которому прежде прикасалась Ольга. — Я-то прежде всего имел в виду не ваши мыслительные способности, а совершенство сосуда, в коем эти мысли варятся.

— Разумеется, как всякий шовинист вы отказываете женщине в сколь-нибудь разумном взгляде на вещи, хотя, признаю, комплименты вы произносить мастак.

Аристарх засмеялся и, коснувшись пальцами плеча водителя, произнес:

— Отвезите-ка нас, Петрик, в кладовые вашей первозванской самобытности. Прекрасная дама желает полюбоваться на заношенные сарафаны, продавленные кресла и поломанные ломберные столики. Ну и, разумеется, окинуть взглядом ценителя знаменитое полотно «Взятие татарами стольного града Первозванска».

— Ну вот, Оленька, мы до нее и добрались. — Аристарх чуть повернул девушку за плечи к огромному холсту в золоченой раме, занимавшему чуть ли не всю стену далеко не просторного музейного зала. — Она самая и есть, единственная и прекрасная.

Ольга с ужасом смотрела на картину, на злобных дядек в бухарских халатах, резавших кривыми ножами беременных женщин с выпученными глазами и благообразных белобородых старцев.

— Боже мой, что это такое?

— Ну как же — обещанное мной удовольствие, — Аристарх подвел Ольгу чуть ближе и замер, прикипев к ее талии ладонью. — Эпическое полотно кистей местных художников — «Поганые татарове берут штурмом город Первозванск в XIII веке». — Постояв в торжественной тишине с минуту, он принялся с глубокомысленным видом рассуждать о достоинствах произведения первозванских живописцев. — Да, вещь уникальная по своей неповторимости. Нечто похожее, но с несколько измененным названием, я видел, пожалуй, только в Древлянске. В Усть-Волжске своей школы живописи нет, поэтому их полотно по сравнению со здешним или с древлянским — тьфу! Маленькое, жалкое — не впечатляет. И татары там нестрашные — просто чукчи какие-то, а не воины Бату-хана.

— Аристарх, вы меня привели не туда, — Ольга чувствовала жар его ладони даже сквозь свитер, но не сделала ни малейшей попытки уклониться от этого бесхитростного объятия. — Нам же нужно в зал дореволюционного изобразительного искусства.

Аристарх, сверившись со схемой расположения залов, послушно двинулся по переходам музея, куда ему было сказано, не убирая, однако, руки с нагретого на Ольгиной талии места. Признаться, молодой женщине это было приятно. Кроме того, не приходилось опасаться, что эта, в общем-то невинная, ласка будет замечена и осуждена местными обывателями. В музее — в буквальном смысле слова — не было ни одного человека.

Когда они вошли в зал русского искусства, Ольга остановилась как вкопанная, жадно озирая взглядом стены. Остановился и Аристарх — теперь у него появился отличный шанс пристроить у девушки на пояснице и вторую ладонь. Местная живопись его совершенно не интересовала. Он сосредоточил все свое внимание на сокровищах другого порядка. Сцепив руки у Ольги на животе и притиснув таким образом к себе ее спину, он, повинуясь малейшему ее движению, поворачивался вместе с ней, овевая горячим дыханием ее розовое маленькое ухо. По причине такого несвободного состояния Аристарх был вынужден сделаться невольным созерцателем пестрой и дурно подобранной коллекции полотен, развешанной на стенах в темноватом помещении с низким сводчатым потолком. При этом его спутница вовсе не испытывала недовольства, разглядывая третьесортные работы, главным достоинством которых была их относительная древность. Более внимательной ценительницы, чем Ольга, эти картины не знали уже давно. Высмотрев наконец нечто чрезвычайно для себя значимое, Ольга со всем пылом устремилась к тому месту, позабыв в момент об Аристархе. От неожиданности он потерял равновесие и, чтобы не упасть, расцепил столь уютно сплетенные на пупке у девушки пальцы.

При этом их возгласы: приглушенное «Ах, черт возьми!» Аристарха, и, «Вот, где она висела!» Ольги, прозвучали почти одновременно.

Девушка едва не уперлась носом в прямоугольник более темного, чем остальная часть стены, оттенка. Она с таким тщанием его разглядывала, что со стороны можно было подумать, будто она его обнюхивает. Наконец сзади подоспел Аристарх. Он уже пришел в себя после мини-потрясения, вызванного рывком Ольги, и даже обрел присущее ему чувство юмора.

— Не вздумайте это есть! — с отчаянием в голосе воскликнул он. — В этом месте стена выглядит очень неаппетитно.

— Аристарх, как вы не понимаете! — не поворачивая к нему головы ответила охваченная исследовательским жаром молодая женщина. — Этот чертов этюд висел именно здесь!

Аристарх положил Ольге на плечи руки и, вновь ощутив молочное тепло ее тела, неожиданно для себя подумал, что эта женщина в состоянии вовлечь его в любую авантюру и даже безумство, склонности к которым он прежде в себе не замечал. Тем не менее, он сделал попытку урезонить Ольгу, задав ей вопрос, оказавший на нее — при всей своей простоте — воздействие хорошей дозы успокаивающего.

— Меняйленко говорил о нескольких картинах, взятых из музея на выставку. Почему вы решили, что пресловутый этюд в стиле Родченко висел именно здесь?

Ольга замерла. Она была настолько одержима своей идеей, что эта мысль отчего-то не приходила ей в голову.

— Правда, — прошептала она, поворачиваясь к Аристарху и глядя на него испуганными глазами. — Но что же нам теперь делать?

— Прежде всего успокоиться, — сказал он, довольный, что его вопрос отрезвил спутницу. — Успокоиться и отправиться на розыски директора музея, служителя на худой конец, но уж никак не прямоугольных пятен от картин на стенах. Представляю, сколько их здесь можно отыскать — картины наверняка не раз меняли местами!