Шаг с крыши - Радий Погодин

– Воды бы, – сказал светлоголовый парень.

– Пожалуйста, доктора, – сказала женщина.

– А в морду-с? – Поручик восторженно повертел перед лицом светлоголового кулак с перстнями. – Положить гимназиста и не касаться. Может, он дворянского происхождения.

– И не касаться! – казак каблуками клацнул, словно выстрелил. – Может, гимназист дворянский сынок.

Наверху звякнула щеколда. Девчонка прокралась по лестнице во время того разговора и, приоткрыв дверь, выскочила наружу.

– Держи! – завопил казак.

Чья-то сильная рука впихнула девчонку обратно. Девчонка покатилась по лестнице, голося:

– Мне на двор! Фараоны несчастные.

Казак еще раз каблуками клацнул.

– Думала – умная, а сама – дура. Нешто там часового нет?

Светлоголовый парень положил Витьку на пол. А девчонка, проходя мимо, пнула Витькину фетровую мушкетерскую шляпу ногой.

– У некоторой буржуазии от революции нервы сдают, – сказала она. – Революция – это тебе не в ложе-бенуаре конфеты кушать.

Поручик поморщился.

– Не утомлять! – рявкнул казак.

Девчонка ему язык показала и отскочила.

– Ну я тебе, чертова девка, шомполов нагадаю.

Приложив пальцы к вискам, поручик подождал, пока стихнет шум, а когда стихло, спросил, растягивая слова:

– А вам, сударыня, мои распоряжения мимо уха?

– О, боже мой, неужели вы не видите – ему требуется помощь.

– Не сдохнет. Еще не выяснено, кто он.

Женщина побледнела. Глаза ее засверкали темным огнем. Она распрямилась, простерла руку над Витькой:

– Поручик, побойтесь бога! Неужели это говорите вы – русский офицер? Кощунство. Разрушены святыни! Неужели честь офицера уже ничто? Вы вспомните те гордые слова: «Русский офицер тверд, как алмаз, но так же чист. Он строг, но не жесток. Он воин, но не палач!»

Поручик поклонился, расправил свои темно-красные галифе из заграничного бостона:

– Пустые фразы. Пустое мушкетерство!

Витька поднял голову.

– Эх, мушкетеры – собаки короля. Где ваша честь?.. Смотрите, смотрите! Синие вороны. Их много. Все небо закрыли. Сюда летят…

Женщина опустилась в кресло. Поручик коньяку выпил и беспокойно задумался. Он оттопыривал то один мизинец, то другой, то сцеплял все пальцы в замок.

Девчонка первой заметила в туманных гимназистовых глазах пробуждение. Он глядел на нее в упор и губами дергал.

– Где я?

– А в каталажке, – объяснила ему девчонка. – Вашей благородии ваши же благородия казаки по кумполу треснули, и вы, господин гимназист, с ума стронулись. Ваши буржуазные нервы не вытерпели.

– А… замолчать, гадюка! – Казак ухватил девчонку за косу и тут же взвыл и затряс рукой – девчонка его укусила.

– Да я ж тебя, большевистская вошь, с потрохами съем!

Светлоголовый парень девчонку заслонил.

– Не подавитесь, ваше благородие.

– Всех вас порешить в одночасье… – Казак скрипнул зубами.

Витька встал. В его голове еще крутились вихри. Острыми клиньями вонзалась тьма, прерывала мысли, и они рассыпались искрами и снова свивались прерывистой цепочкой. Тело Витькино ныло от побоев, от пережитых страхов.

– Где я? – спросил он. – Где Чапаев?

– Вы находитесь в Уральске, – ответил ему поручик, не глядя на него. – Насчет Чапаева не стоит волноваться. Он далеко… Круговой!

Казак подскочил, клацнул каблуками.

– Насчет сударыни у полковника распоряжения были?

– Так точно – были. Велели привести.

– Тэк-с, тэк-с… Поди наверх… Сударыня, прошу вас.

Женщина подошла к поручику. Он оглянулся и, удостоверившись, что казак вышел, сказал:

– Положение ваше, сударыня, увы – сомнительное. И лошади отравлены, и раненый бандит… и, говорят, вы пощечину влепили полковнику?

– Да. Он плюнул на ковер.

– Увы, увы… Хотелось бы вам помочь. Ну, а вы, естественно, мне, как говорится – «от благодарного населения»… – Поручик пошевелил пальцами в перстнях – каменья заиграли рубиновым, изумрудным, алмазным и прочими цветами.

Женщина опять побледнела.

– Что вы сказали? Простите, я не понимаю.

Поручик терпеливо объяснил:

– Чего же, сударыня, тут не понимать. Как говорится – «от благодарного населения». – И засмеялся.

Женщина стала подобной холодному белому мрамору.

– Чудовищно! Над чем смеетесь? Над собственным падением?

– Вы, барыня, зря так страдаете. Ихнее благородие тоже кушать хотят.

Девчонка сунулась:

– А где им взять? Они жнут там, где не сеяли.

– А в морду! Молчать! Хамье! – гаркнул поручик. – Слишком грамотные? Распустили вас господа либералы. В бараний рог вас скрутим, грамотных!

Женщина то бледнела, то розовела, но держалась прямо.

– Боже мой, и это на вас Россия возложила свои надежды. Чудовищно. Белое воинство – ни святости, ни чести. Грабеж и вымогательство это – несмываемый позор.

– Вы, барыня, белых листков начитались, – сказала девчонка. – Вы почитайте красные. В них все наоборот.

– Значит, я у белых? – очумело выкрикнул Витька, слушавший этот разговор с открытым ртом.

– У белых, у белых… – Поручик неуверенно погладил его по голове. – Не беспокойтесь, все в порядке. – И снова повернулся к женщине, поиграл своими пугливыми, но цепкими пальцами. – Такова се ла ви, мадам. Для рыцарства сейчас не время. Как говорится – не та эпоха. Согласны – я вам помощь, а вы мне, так сказать… – настойчиво сверкнули рубины, изумруды и алмазы на поручиковых пальцах.

– Подлец! – сказала женщина. Всплеснула руками. – Милые дети, никогда не позволяйте себе становиться ногами в кресла. И не грызите ногти!

Витька отдернул руку ото рта.

– А я и не становлюсь… – Ему показалось, что женщина вдруг сделалась точь-в-точь их классная воспитательница Вера Карповна. А у девчонки, что тут прохаживалась и задавалась, глаза стали укоризненными, как у Секретаревой Анны.

– Вон кто становится, – пробормотал Витька. – Ему и говорите. Чего все на меня-то сваливаете…

Возле кресла стоял поручик, чиркал мизинцем по своим усам вправо-влево. А на кресле, на гобеленовой обивке, стояла поручикова нога в сапоге, сверкающем от солдатского злого усердия.

Женщина смотрела на поручика так, словно был он всего-навсего первоклассник.

– Вы что, не поняли? Снимите ногу! Кресло это начала восемнадцатого века. Художественная ценность.

– Аристократы чертовы! – Глаза поручика остудились, их словно инеем прихватило. Он вырвал у Витьки мушкетерскую шпагу и принялся неистово колотить и колоть художественное кресло. – Вот вам. Вот. Вот! – Затем, поостыв, уселся в кресло и задрал ногу на ногу.

– Господи, какой позор, – женщина посмотрела на девчонку, на Витьку, на парня светлоголового. – Вы молодые, – сказала она. – Вам долго жить. Заметьте, нет ничего гнуснее мещанина, когда он утвердится в креслах. И ничего трусливее.

Поручик быстро забарабанил пальцами по резному подлокотнику.

– Тэк-с, тэк-с… А говорите, вы не большевичка.

– Нелепо! Я не могу быть большевичкой. Но от вашего блистательного хамства меня мутит гораздо больше, чем от их революционной фамильярности.

Девчонка, она была тут как тут, все слушала разинув рот и кулаком свою ладошку месила.

– Во дает барынька, – сказала она. – Крой их гадов-паразитов.

Поручик указал рукой наверх.

– Прошу, сударыня. Полковник у нас крутой. Дворян не жалует. Он, к счастью, без всяких предрассудков.

Они еще не дошли и до середины лестницы, как дверь наверху отворилась. Круговой впихнул в подвал избитого раненого красногвардейца.

– Сознался? – спросил поручик.

– Никак нет. Он из нашей волости. С наших-то легче голову срубить, чем говорить заставить, – упрямые козлы.

Красногвардеец прошел мимо женщины:

– Эх, барыня. Я ж говорил вам, объяснял. Не ваше дело чапаевцев лечить… Зверюга. – Красноармеец показал на потолок и крикнул поручику в лицо: – Да не причастная она!

– Заступники у вас, увы… – Поручик приложил руку к козырьку. – Не мешкайте, сударыня. Полковник не любит ждать.

Женщина скрылась за дверью. Поручик прошипел:

– Ишь, недотрога-цаца… Князья, бояре, белоручки, пустомели предали Россию, а мы расхлебывай. Мы кормим вшей в окопах, а они упрятывают бриллианты и бегут, как крысы с корабля.

Когда заключенные остались одни в подвале, Витька спросил:

– А где Чапаев?

Девчонка прошлась вокруг него, вихляясь, сунув руки в карманы кофты.

– Вопросики задаете? А может, вам, ваша благородия, господин графенок, его планы рассказать насчет стратегии, как вашу белую силу бить?

– Какой я тебе графенок?

– Князенок, что ли?

– Да я просто… Витькой меня зовут.

Девчонка засмеялась.

– Ишь заливает – выкручивается. Ты мой революционный взор не обманешь. Я тебя, контра, насквозь просматриваю и чую… – Девчонка потянула остреньким носом. – Сдобными булками от тебя разит. – Она подняла к Витькиному лицу руки с растопыренными грязными пальцами, уцепила его за нос. – Как дам промежду ушей, так и перестанешь сдобными булками пахнуть. Кровосос рабочего класса.