Агенты Берии в руководстве гестапо - Валерий Шамбаров

15 марта 1922 г. был подписан договор с фирмой «Юнкере» на поставку самолетов и строительство военных предприятий в СССР — эти предприятия должны были служить и для производства вооружения для рейхсвера, поэтому в проекте участвовало германское правительство, выделившее «Юнкерсу» 600 млн. марок. В рамках данного проекта началось оборудование авиационных заводов в Филях и Харькове. На подобных условиях было достигнуто и соглашение о строительстве совместного предприятия по производству боевых отравляющих веществ, и в г. Иващенково планировалось создание завода «Берсоль» с производительностью до 6 тонн иприта в день.

Впрочем, в начале 1920-х гг. международная обстановка для большевиков сложилась вообще благоприятно. Несмотря на их проекты «мировой революции», несмотря на зверства «красного террора», западные державы решили свернуть антисоветскую подитику и пропаганду. Поскольку сочли, что Россия серьезно ослаблена Гражданской войной и в качестве конкурента больше не представляет для них опасности. Зато Европу лихорадили послевоенные экономические кризисы, переходящие и в политические — то в одной, то в другой стране правительственные кабинеты вынуждены были подавать в отставку или висели на волоске. А налаживание связей с Советским правительством давало надежду на улучшение ситуации — и, соответственно, на спасение своих портфелей. Мало того, в создавшихся условиях возникала надежда поставить Россию под свой контроль и прибрать ее под западное влияние мирными, экономическими методами.

Торговые соглашения с Москвой заключили англичане, итальянцы, республики Прибалтики. Европейские средства массовой информации очень даже заметно сменили тон. Прекратили изображать большевиков карикатурными убийцами-комиссарами и принялись внушать читателям, что некоторые из этих комиссаров, оказывается, имеют высшее образование, знают иностранные языки, умеют остроумно пошутить — то есть в принципе, люди-то «культурные»… И стоило большевикам в ноябре 1921 г. поманить Запад одной лишь «возможностью» признания долгов царского правительства, выгодами освоения своего огромного рынка сырья и сбыта в обмен на признание Советского правительства, как все претензии, международные нормы и вопросы «прав человека» были забыты и отброшены окончательно. В январе 1922 г., состоялась Каннская конференция Верховного Совета Антанты, принявшая решения «о взаимном признании различных систем собственности и различных политических форм, существующих в настоящее время в разных странах». И о созыве Генуэзской общеевропейской конференции по экономическим и финансовым вопросам — с участием Советской России.

На этом форуме коммунисты обставили европейских политиков, как детей. Конференцию, задуманную как чисто экономическую, они быстро превратили в свою политическую трибуну. И били западных дипломатов на их поле их же традиционным оружием — юридическим крючкотворством, требуя пунктуального выполнения международных законов и правил. Раз Верховный Совет Антанты уже признал «различные системы собственности» и «различные политические формы», то иностранная поддержка белогвардейцам и другим антибольшевистским силам оказывалась ничем не спровоцированной агрессией. А вместо возврата царских долгов ошеломленные «партнеры» получили внушительный ответный счет за ущерб, нанесенный иностранной интервенцией.

И уж совсем позорно обделалась западноевропейская дипломатия, вздумав пресечь складывающиеся советско-германские связи. Немцы прибыли на конференцию в надежде добиться смягчения наложенных на их страну экономических требований. Но не тут-то было — державы Антанты на уступки не шли, да еще и всемерно демонстрировали унизительное отношение к германской делегации, разбив все иллюзии о нормализации отношений. Зато Советскую Россию французы и англичане готовы были даже включить в число стран-победительниц и предложили за признание дореволюционных долгов уделить ей «законную» долю немецких репараций.

Авторам этого плана он казался чрезвычайно хитрым. Во-первых, торпедировалось сближение между Москвой и Берлином. А во-вторых, к 1922 г. уже становилось ясно, что получить такую огромную сумму репараций с Германии вряд ли получится. Так что более надежным выглядело сорвать куш с России, а она уж пусть сама у немцев вытрясет, если сможет. Да только советская делегация на столь примитивную приманку не клюнула. Вместо этого Чичерин, воспользовавшись грубой ошибкой держав Антанты, открыл их предложения представителям Германии. Вот, мол, глядите, как под вас копают. И в результате уговорил немцев в ночь на 16 апреля 1922 г. подписать Раппальский договор о взаимном отказе от претензий и восстановлении в полном объеме дипломатических отношений и торгово-экономических связей. Пораженные таким сюрпризом страны-победительницы не нашли ничего лучшего, как отреагировать новыми оскорблениями и угрозами в адрес Германии. И тем самым, как нетрудно понять, дали дополнительный толчок ее сближению с Москвой.

Гитлер в союзе с Троцким

Тот факт, что Веймарская республика пала в 1933 г., абсолютно не удивляет. Куда более удивительно, что она смогла просуществовать до 1933 г. Потому что это аморфное образование все время балансировало на грани «правых» и «левых» переворотов. В марте 1920 г. «Национальное объединение» Пабста предъявило ультиматум правительству Эберта, на Берлин двинулись отряды, сформированные Пабстом, Лютвицем и Эрхардом. Правительство бежало, и военные установили свою власть во главе с Каппом. Но в ответ коммунисты и социал-демократы начали в стране всеобщую забастовку, и Капп подал в отставку. Однако после правых, в том же году, левые подняли восстание в Руре. А в 1921 г. учинили серьезные волнения и беспорядки в Средней Германии.

Очень активно вели себя и националисты, национал-социалисты и т. п. 8 августа 1921 г. Немецкая рабочая партия Дрекслера объединилась с Немецкой национальной социалистической партией Юнга и Немецкой социалистической партией Шлейхера — возникла Национал-социалистская немецкая рабочая партия, НСДАП. Признанным ее лидером стал Гитлер. В рядах новой партии было 3 тыс. членов, появился уже партийный значок, партийный флаг — свастика в белом круге на красном поле. Появилась программа, составленная Дрекслером, Гитлером и Федером, — «двадцать пять пунктов». И эта программа тоже носила весьма радикальный, революционный характер.

Но революциями тогда вообще пахло по всей Европе. Она переживала последствия военного перенапряжения: финансовые и экономические кризисы, массовую безработицу, политический разброд, да еще и результаты Версальских решений и переделов. После революционной вспышки никак не могла успокоиться Венгрия. В Австрии шли запрещаемые победителями стихийные плебисциты — после расчленения империи Габсбургов многие австрийцы желали воссоединиться с соседней Германией. В только что возникшей Югославии накалялись межнациональные противоречия — силовым решением Антанты в одно государство были объединены совершенно разные народы, православные, католические, мусульманские, с совершенно разными традициями и историческими путями развития.

Территориальные потери, репарации и «демократизация» создали революционную ситуацию в Болгарии. В Румынии волновались крестьяне. А Турция подала пример, что унизительных условий мира можно и не соблюдать, если противопоставить им силу. Попытка расчленения страны по Севрскому договору была воспринята как национальное оскорбление, народ сплотился вокруг Мустафы Кемаля, греческие оккупационные войска были разгромлены, французские и английские интервенты позорно бежали, и Антанта предпочла заключить с турками другой договор, Лозаннский, «возвратив» им территории, уже возвращенные кемалистами. Другая революция, фашистская, произошла в Италии. Бенито Муссолини в 1922 г. начал свой знаменитый марш «чернорубашечников» на Рим и победил. Принял титул «дуче» итальянского народа, ввел диктатуру и на первых порах добился заметных успехов. Навел порядок в стране, преодолел кризис, даже сумел искоренить мафию — большинству ее членов пришлось эмигрировать в США.

В таких условиях российские большевики снова разрабатывали планы «мировой революции». Относительно нее существовали две теории — «индустриальная» и «аграрная». Согласно первой, самым подходящим объектом для следующего взрыва признавалась Германия. Сторонники второй теории оперировали понятиями «слабого звена» и считали, что легче организовать революции в слабо развитых, аграрных странах. В 1921–1922 гг. этот вариант казался более вероятным, и самым подходящим государством для инициирования революции выглядела Болгария. Там сложилась ситуация, очень напоминающая Россию 1917-го. Из-за продиктованных победителями «демократических реформ» фигура царя получилась чисто номинальной, а правящей партией стал Болгарский земледельческий союз — что-то вроде российских эсеров. Слабенькое правительство Стамболийского заняло соглашательскую позицию, постоянно шло на уступки ультралевым.