Агенты Берии в руководстве гестапо - Валерий Шамбаров

Может быть, это объяснялось тем, что сам Ленин питал очень теплые чувства к немцам. Многими исследователями уже отмечалось, что он благоговел перед германской дисциплиной, организованностью, аккуратностью, ученостью. Например, А. Г. Латышев приводит богатую подборку документов, где вождь прямо противопоставляет достоинства этой нации «русским дуракам», «русским дикарям», а то и «паршивой российской коммунистической обломовщине», которую призывает «брать в учителя немцев» («Рассекреченный Ленин», М., 1996). Не исключено, что данный пунктик давал Ленину объяснение, почему в России внедрение его моделей вызывает негативное действие, а в Германии такового быть не должно.

Но как бы то ни было, планы «мировой революции» сохранялись, а начавшееся политическое и экономическое сближение с немцами создавало благоприятную почву для деятельности в данном направлении. В сентябре 1919 г. было принято решение создать в Берлине постоянную резидентуру Коминтерна. Ее руководителем был назначен Яков Самуэлович Рейх. Как он вспоминал впоследствии, задачу ему ставил сам Ленин: «Вы должны ехать в Германию… Ставить работу Коминтерна надо именно на Западе, и прежде всего в Германии».

И вторая попытка экспорта революции в Европу не заставила себя ждать. Весной 1920 г. панская Польша, государство молодое, дерзкое, агрессивное, пользуясь поддержкой французов и англичан, решила округлить свои владения и отхватить у ослабленной Советской республики ее западные области. Но поляки просчитались, на полях Украины и в лесах Белоруссии они понесли жестокие поражения и, преследуя разбитого врага, красные армии неудержимо ринулись на запад. Цели наступления даже не скрывались. И Польшей большевики ограничиваться не собирались. Тухачевский в своих приказах прямо указывал: «Вперед, на Варшаву! На Берлин!»

Эти события привели к резкому изменению политической ситуации вокруг Германии. Черчилль и другие дальновидные политики Запада предлагали срочно пересмотреть свои отношения с немцами — уменьшить репарации, отказаться от дискриминационной политики, ущемляющей германские национальные интересы, смягчить позицию по вооруженным силам, то есть сделать из Германии своего союзника, способного стать барьером на пути советского вторжения. С немцами начались переговоры о возрождении и усилении их армии, отмене ряда пунктов Версальского договора.

Между прочим, столь резкие повороты европейской и германской политики косвенно отразились и на карьере скромного, еще незаметного мюнхенского полицейского Генриха Мюллера. Естественно, планы советских вождей распространить революцию «на штыках» своих войск не могли не озаботить Берлин. Наметившееся было сотрудничество рухнуло, отношения ухудшились. Да еще бы не ухудшиться, если в связи с советским наступлением активизировались коммунистические группировки в самой Германии — те самые, которые создавались и подкармливались Радеком, Рейхом и другими резидентами. И в полиции было решено создать специальные структуры для наблюдения за такими организациями и борьбы с ними. В частности, при управлении полиции Мюнхена для этого стала формироваться так называемая служба безопасности. В новое подразделение набирали лучших сотрудников, среди которых был и Мюллера. 16 октября 1920 г. его перевели в службу безопасности. Начальником Мюллера стал В. Фрик — будущий министр внутренних дел в правительстве Гитлера. Впрочем, его во все времена характеризовали как фигуру «бесцветную».

Вероятно, как раз тогда Мюллер впервые познакомился с коммунистическими доктринами, литературой, оценил сущность и человеческие качества тогдашних германских большевиков. Но в целом результаты деятельности службы безопасности оказались более чем скромными. Точнее, взялась она за порученное дело грамотно, профессионально. Собирала ценную информацию, обзавелась агентурой в революционных кругах. Но серьезной борьбе даже с откровенно подрывными левыми группировками препятствовала беззубая сверхдемократичная конституция Веймарской республики. Попробуй-ка арестуй каких-нибудь революционеров и привлеки к ответственности, если это невозможно «за отсутствием законодательной базы»? И представляется характерным один случай. Когда журналисты как-то спросили полицай-президента Мюнхена Пеннера, знает ли он, что в Баварии существуют террористические группы, готовящие убийства левых лидеров, он грустно вздохнул: «Да, существуют, но их еще слишком мало…» Словом, даже полицай-президент осознавал, что законными методами разделаться с антигосударственными структурами нереально.

Ну а потом все попытки борьбы с революционерами и вовсе были парализованы — потому что политическая ситуация снова резко изменилась. В Польше красные войска были разгромлены, прорыв на запад захлебнулся. Но едва исчезла эта опасность, в правительствах держав Антанты опять возобладала элементарная мелочность и жадность. Они уже не видели причин, почему нужно отказывать себе в ограблении немцев подчистую и в удовольствии по любым предлогам возить их физиономией по столу. Мало-мальски уважительный тон в обращении с Германией мгновенно исчез. На всех международных встречах, конференциях, в Лиге Наций ее по-прежнему держали на положении государства «второго сорта», поминутно унижая и оскорбляя.

В общем, немцев поманили надеждами на смягчение их положения, но тут же эти надежды и отняли, Берлин снова оказался в фактической международной изоляции. А раз так, то Германия снова стала налаживать контакты с Советской Россией. И охлаждение отношений сменилось… да, опять сближением. В условиях национального оскорбления, кризиса экономики и беззастенчивого диктата победителей немцы потянулись к единственному реальному союзнику, видя в этом шансы на возрождение своей державы… Вот и как смогли бы полицейские разгромить коммунистические организации, арестовать их руководителей, если они были напрямую связаны с дипломатами дружественной Советской России? Только тронь — и тебя самого в порошок сотрут.

Заинтересованность в восстановлении и поддержке дружбы с русскими была слишком уж большой. И всеобщей. Это требовалось и германскому правительству, и политикам, и дипломатам, и банкирам, и крупным промышленникам, и армии. Только налаживание взаимоотношений с русскими открывало пути к новому утверждению Германии, к реанимации ее экономики. И к восстановлению военной мощи. Причем в данном плане интерес оказывался взаимным. Как уже отмечалось, лидерам Советской России Германия виделась потенциальной союзницей в случае войны с державами Антанты. А союзницу желательно иметь действительно сильную. В советском руководстве сторонниками прямого союза с Германией были Ленин, Фрунзе, Дзержинский, Сталин, Радек, Чичерин, Красин, Крестинский, Куйбышев, Ворошилов, Тухачевский, Егоров, Уборевич, Корк, Уншлихт, Якир, Берзин и др. Но и в немецком руководстве хватало сторонников союза с Москвой — фон Сект, Вирт, Брокдорф-Ранцау, Ратенау, фон Хассе, фон Гаммерштейн-Экворд, Гренер, фон Бломберг.

Уже в 1921 г. Советская республика заключила с Германией торговое соглашение. И в том же году в рейхсвере для взаимодействия с Красной Армией была создана специальная группа во главе с майором Фишером. Важной стороной сотрудничества стала для немцев возможность обойти некоторые пункты Версальского договора — в обмен на услуги по совершенствованию материально-технической базы советских войск. Для решения подобных вопросов под фиктивным коммерческим флагом была создана совместная фирма ГЕФУ («Гезельшафт фюр Фердерунг Геверблихер Унтернемунген» — «Общество по развитию промышленных предприятий»).

11 августа 1922 г. было подписано временное соглашение о сотрудничестве рейхсвера и Красной Армии. Немцы получали право создавать на советской территории объекты для проведения испытаний техники, накопления тактического опыта и обучения личного состава тех родов войск, которые были им запрещены — танковых, авиационных, химических. Советская сторона получала за это материальное вознаграждение и право участия в испытаниях и разработках. Обойти запрет иметь высшие военно-учебные заведения Москва тоже помогла Германии, широко распахнув для офицеров рейхсвера двери советских училищ и академий. Для взаимодействия с РККА в Москве было открыто неофициальное представительство рейхсвера, так называемый «Московский центр» во главе с полковником фон Нидермайером.

В общем, дружба установилась самая закадычная. Рассматривались даже проекты о переселении в Россию полумиллиона немцев с выделением им земли (в тех районах, где жители вымерли от голода 1921–1922 гг.), что позволяло бы Германии решить проблему безработицы, а Советской власти — проблему восстановления сельского хозяйства. В обмен на германские научно-технические патенты Москва предлагала немцам наладить на советской территории выпуск любого вооружения и техники в обход международных санкций. Велись переговоры о совместном производстве самолетов с заводами «Альбатрос» и подводных лодок — с промышленниками Бломом и Фоссом, о строительстве завода боеприпасов с Круппом. Ему же предлагались в концессию крупнейшие оборонные заводы Петрограда — Путиловский и Охтинский.