На границе Великой степи. Контактные зоны лесостепного пограничья Южной Руси в XIII – первой половине XV в. - Леонид Вячеславович Воротынцев

Вместе с тем сам факт посещения митрополитом Кириллом Рязани, сведения о котором содержатся лишь в исторических трудах В.Н. Татищева и отсутствуют в дошедших до нас летописных источниках, не может являться свидетельством светской политико-дипломатической деятельности первосвященника РПЦ. Наиболее вероятной целью возможного визита киевского митрополита в Рязань могла быть ревизия Рязанской епархии недавно утвержденным предстоятелем Русской православной церкви, равно как и других епархий Северо-Восточной Руси. По достаточно обоснованному предположению Т.Р. Галимова, после легитимации статуса Кирилла, произошедшей в результате поездки в Никею в 1250 г., главной задачей нового митрополита являлось сохранение контроля над епархиями Северо-Восточной Руси и недопущение церковного сепаратизма местных епископий (в первую очередь Ростовской, Владимирской и Новгородской), находившихся под ктиторским покровительством Ярославичей, а также других удельных князей и боярской аристократии[255]. В пользу данной гипотезы свидетельствует сообщение Лаврентьевской летописи об утверждении Кириллом новгородского епископа Далмата, рукоположенного в сан новым главой Русской церкви. Характерно, что во время поездки в Новгород митрополита сопровождал ростовский епископ, являвшийся старейшим иерархом Залесской Руси после гибели владимирского епископа Митрофана во время штурма города монгольскими войсками зимой 1238 г.[256]

Единственным свидетельством союзнических отношений Даниила Романовича и Андрея Ярославовича может служить сообщение Лаврентьевской летописи о бракосочетании владимирского князя и дочери Даниила Галицкого в 1250 г.[257] Однако ни вышеприведенное летописное сообщение, ни дальнейшее развитие военно-политических событий не позволяют говорить об антиордынской направленности данного союза, скрепленного династическим браком. В частности, Е.И. Иванова отмечает отсутствие согласованных антиордынских действий между Андреем Ярославовичем Владимирским и Даниилом Романовичем Галицким в период «Куремсиной» и «Неврюевой» ратей[258]. Также следует отметить, что заключение в 1250 г. мирного соглашения между Даниилом Галицким и венгерским королем Белой IV, сопровождавшееся бракосочетанием сына галицкого князя Льва Даниловича и дочери правителя Венгрии[259], не повлекло за собой создания военного союза двух государств, направленного против Золотой Орды. На это указывает как отсутствие сообщений о совместных действиях галицко-волынских и венгерских войск в военных кампаниях Даниила Галицкого в период «Татарской рати» (1253–1257), так и неоказание военной поддержки галицко-волынским князьям со стороны Белы IV во время подхода войск Бурундая к границам владений Романовичей в 1258 г. Учитывая вышеизложенные аргументы, можно сделать вывод о том, что тезис о создании в начале 50-х гг. XIII в. «антимонгольской коалиции» русских князей представляется лишь гипотезой, не имеющей под собой доказательной базы в письменных источниках.

Реальную причину вызова Олега Ингваревича в ставку Бату можно выявить, применив методику сравнительно-исторического анализа. Аналогичный случай вызова и временного ареста правителя зависимого от монголов государства зафиксирован в армянских и грузинских источниках. По сообщению армянских хроник: «…в году 698 [1249 г.] Бачу (Байджу-нойон, командующий монгольской армией на Ближнем Востоке с 1242 г. – Л. В.) и его знатные люди заподозрили грузинского царя и других князей [в намерении] восстать, схватили грузинского царя Давида, а всех остальных заковали в цепи и приговорили к смерти. С божьей помощью им удалось избежать этой участи…»[260] Анонимный грузинский «Хронограф» уточняет, что подозреваемым удалось оправдаться на суде, после чего они были признаны невиновными и освобождены[261]. В 1271–1272 гг. сельджукский визирь Фахр ал-Дин Али был подвергнут процедуре судебного разбирательства в ставке ильхана Абаги, по результатам которого был лишен государственных должностей, однако сохранил жизнь и свободу[262]. По предположению С.П. Карпова, на яргу рассматривался проступок трапезундского василевса Георгия Комнина, плененного монголами в 1280 г., после чего он вернулся в собственные владения[263].

В то же время представители аристократии зависимых от монголов государств, уличенные в отношениях с враждебными государствами или подготовке мятежа, были казнены по приговорам ханского суда. К числу таковых следует отнести грузинского амирспасалара Закарэ[264] и визиря Румского (Иконийского султаната) – Муин-ад-дина Перване[265].

На основании вышеприведенных примеров допустимо высказать предположение о том, что вызов в Орду Олега Красного мог быть спровоцирован доносом и имел своей целью проведение судебного расследования. Учитывая тот факт, что ярлык, подтверждавший княжеские полномочия Олега Ингваревича, был получен в ставке Туракины-хатун и, по всей вероятности, был впоследствии подтвержден великим ханом Гуюком после его избрания в 1246 г., у Джучидов могли иметься некоторые основания для подозрений в политической нелояльности правителя Рязанского княжества. Вероятно, процедуры судебного разбирательства по уложениям Ясы были проведены и в отношении рязанского князя, по результатам которых он был полностью оправдан.

Длительность пребывания рязанского князя в ставке Бату может объясняться нестабильной политической ситуацией в Монгольской империи, сложившейся после скоропостижной кончины великого хана Гуюка в 1248 г.

и развернувшейся в 1248–1251 гг. борьбой за власть между различными ветвями Чингизидов. В этот период времени все внимание Джучидов было сосредоточено на проведении всемонгольского курултая и поддержке своего кандидата (Менгу) на ханский престол[266]. Кроме того, согласно сообщению Ата-Малика Джувейни, судебные процедуры на яргу могли иметь многомесячную продолжительность, в зависимости от сложности разбираемого дела[267].

Примечательно, что в 1252 г. состоялась поездка Александра Ярославича Невского в ставку Бату. По мнению Ю.В. Селезнева, этот визит в Орду был вызван необходимостью подтверждения полномочий на великое княжение Владимирское в связи с избранием зимой 1251 г. нового великого хана Менгу[268], хотя источники это не фиксируют[269]. Вместе с тем летописное сообщение фиксирует утверждение за Александром Ярославичем великокняжеского титула[270]. Вероятно, тогда же произошло подтверждение княжеских полномочий рязанского князя Олега Ингваревича Красного. В 1252 г. Олег Ингваревич был освобожден из заключения и вернулся в Рязань: «…Тогож лѣта. Пустиша Татарове Ѡлга кнѧзѧ Рѧзаньского. в свою землю…»[271]

Княжеские полномочия сохранялись за Олегом Ингваревичем вплоть до его кончины в 1258 г. После смерти Олега Красного в 1258 г. рязанский стол переходит по прямой линии к его сыну Роману Ольговичу, правившему 12 лет, вплоть до своей гибели в ставке хана Менгу-Тимура в 1270 г.[272] Несмотря на казнь рязанского князя, обвиненного, по мнению ряда исследователей, в государственной измене и оскорблении представителей «Золотого рода»[273], власти Улуса Джучи сохраняют права на престол за его сыновьями – Ярославом Романовичем и Федором Романовичем, с вероятным разделением княжества на два удела – Рязанский и Пронский. Косвенным свидетельством этому могут служить сообщения Лаврентьевской летописи о кончине братьев Романовичей, отмеченных разными владельческими титулами[274].

§ 2.3. Переяславская земля

Следующей южнорусской землей, подвергшейся разгрому монгольскими войсками в 1239 г., стало Переяславское княжество, основная территория которого занимала лесостепные районы водоразделов Трубежа, Супоя и Сулы, располагаясь в непосредственной близости от