Преследователь (Записки Даниэля Бренделя) - Гюнтер Вайзенборн

— Ты очень хорошо поешь, Ева.

— О боже, боже!.. Нет, ты это брось.

Бывал в ней и какой-то наигрыш, но это только подчеркивало ее иронию и бесстрашие. Ее нельзя было обмануть. Фальш раздражала ее. Тогда она с насмешливым видом возводила очи к небу и вздыхала: «О боже, боже». Особенно выводил ее из себя своей манерой говорить Пауль.

Когда в тот же вечер мы собрались перед началом концерта в артистической, Ева отозвала меня в сторону и сказала:

— У меня неудача. Я не смогла отдать портфель.

— Ах черт! Почему?

— Фрау Хеншке нет дома. Она лежит в больнице. У нее воспаление легких.

— И никто не может нам помочь?

— Никто.

— А если отдать портфель просто в контору больницы?

— Они подумают что это штучки полиции, провокация.

— Но карточки надо раздать, ведь люди пропадают.

— Есть одна возможность, — сказала Ева.

— Какая?

— Профессор.

Какой профессор?

— Один еврей, ученый, ему мы могли бы отдать портфель.

— Ты знаешь, где он живет?

— Да. Он со звездой. Каждое утро он ходит о Вальдштрассе в Государственную библиотеку. Когда он выйдет из библиотеки, мы пойдем за ним до его подъезда и там отдадим ему портфель.

Наутро мы стояли в большом вестибюле Государственной библиотеки. Мимо нас сновали студенты, солдаты, ученые, они оставляли в гардеробе пальто и портфели, подымались по широкой лестнице и, пройдя контроль, расходились по читальным залам. В этот час тут было очень оживленно. Наконец мы увидели его — старого, усталого еврея, проделавшего двухчасовой путь пешком. Он носил желтую звезду, однако ему, семидесятипятилетнему известному ученому, была оказана особая милость: он мог пользоваться книгами из Государственной библиотеки. Он взял три книги, которые выписал накануне, в изнеможении опустился на один из стоявших тут кожаных диванчиков и начал читать. Но это продолжалось недолго: к нему подошел дежурный, работающий на выдаче, и предупредил, пожалуй, даже довольно миролюбиво:

— Послушайте, так не годится. Вы же знаете, что вам не разрешается сидеть в Государственной библиотеке. — И, пожав плечами, он повернулся к своему коллеге, сидевшему за столом: — Им только разреши, они уж и рады. Сами будут виноваты, если в один прекрасный день с ними заговорят другим языком. Нечему тут и удивляться.

Его сослуживец сложил в стопку книги на столе и проворчал:

— Не распинайся, Эгон. Твое повышение — дело решенное.

Профессор поднял глаза от книги и сдвинул очки на лоб. У него были голубовато-серые, словно замороженные глаза. Он взял свои три книги и медленно встал. Видно было, что он очень утомлен. Он оглядел помещение. У него был выбор между подоконником и конторкой. Он предпочел подоконник, аккуратно положил на него книги, достал бумагу и карандаш и начал работать стоя. Брать нужные книги на дом ему не разрешалось. Итак, у подоконника работал крупный ученый, загнанный, с клеймом на груди, работал стоя. Ему не разрешалось сесть. Наверху, в главный каталог, прежде было внесено одиннадцать книг этого ученого, все они были изъяты новыми властителями. В свое время он был издателем серьезных научных журналов, ординарным профессором и председателем научных обществ. А теперь он уже полчаса стоял у окна в шумном зале выдачи книг и делал выписки; потом он заполнил требование на завтра, отдал просмотренные три книги и усталым шагом направился к выходу. Ева подошла к нему еще в вестибюле. Он сразу узнал ее, протянул ей руку, и на его худом лице мелькнула радость. После того как Ева сказала ему несколько слов обо мне, он поздоровался и со мной.

— Можно вас проводить, господин профессор? — спросила Ева, когда мы вместе вышли из библиотеки.

— Как? До дому? Ну что вы. Вы очень устанете, — возразил он.

— Если не устаете вы, не устану и я, — засмеялась она.

Слова ее звучали весело, точно она вызывала его на спортивное соревнование. Но путь их превратился в ряд нелепых унижений, порожденных изобретательной фантазией сограждан. Ева и старый седой профессор два часа добирались через весь город до Вальдштрассе. Я с тяготившим меня портфелем следовал за ними на расстоянии пятидесяти метров.

Профессору, как и всем, кто носил на груди звезду, не разрешалось пользоваться никаким транспортом. Путь его лежал через расположенный в центре города огромный старый парк, по которому было бы очень приятно пройтись. Но профессору, как и всем, кто носил на груди звезду, запрещалось посещать сады и парки, поэтому мы обошли его стороной. Он, разумеется, мог потихоньку нарушить запрет. Но, к сожалению, была очень большая вероятность того, что кто-нибудь из сограждан заметит желтую звезду на груди старика и крикнет:

— Что здесь надо этому наглецу? Эй, эй, послушайте, я вам говорю! Что за бесстыдство!

Подошли бы другие прохожие, начали бы возмущаться. Те, кто попытались бы вступиться за еврея, присмирели бы, испугавшись угроз или даже просто недовольных взглядов. Позвали бы полицейского, а это наверняка было бы равносильно для него отправке в лагерь, равносильно смерти. Вначале, когда желтые звезды были только еще введены, многие нарушали бесчисленные запреты. Это всегда кончалось отправкой, потому что всюду подкарауливала ненависть.

Итак, профессор, как и полагалось, обошел парк стороной. И дальше тоже приходилось не раз делать крюк, так как тем, кто носил звезду, было запрещено появляться на больших улицах и проспектах. Профессор не мог сесть на скамейку, как бы он ни устал. Лишь кое-где стояли выкрашенные в желтый скамейки с надписью «только для евреев». Профессору был запрещен вход в ресторан, как и вообще во всякое общественное помещение без такой надписи: в зал ожидания на вокзале, в кино, в телефонную будку или на рынок. В лавки тем, кто носит звезду, тоже разрешалось входить только и определенные, строго установленные часы. Только тогда отоваривались скудные карточки для евреев. Идя по людным улицам, профессор вел с Евой оживленную беседу. Одет он был плохо, но держался с достоинством. Каблуки на башмаках были стоптаны, брюки обвисли, но в движениях не чувствовалось безнадежности и тоски. Когда мы после долгого странствия подошли к Вальдштрассе, я заметил, что Ева ему что-то объясняет. Он молчал, а она в чем-то его убеждала. Потом он решительно помотал головой. Но Ева настойчиво убеждала его. Он еще несколько раз мотнул головой, но уже не так решительно. Видно было, что Евины доводы оказали свое действие. Всю дальнейшую дорогу он задавал ей вопросы и внимательно смотрел на нее.

Навстречу шли двое в черных мундирах. Увидя человека с желтой звездой, они насторожились и двинулись прямо