Дмитрий Красивый - Сычев К. В.

Князь молчал и, лежа на спине, думал. – Еще новая беда – начался падеж лошадей, – пробормотал старик, – и близится лютый голод…

– Это ничего, мой славный боярин, – тихо сказал, прикрывая рукой глаза, больной князь, – мы все равно выстоим! Вот только я оклемаюсь. А там дадим жестокий бой…И ощиплем этих подлых новгородцев, как жалких кур!

– Говорят, что князь Юрий собирает большое войско, – буркнул раздраженный боярин, – и готовится к походу на нашу несчастную Тверь…

– Неужели? – поднял голову князь Михаил и присел. – Откуда такие слухи?

– Да вот, об этом рассказали приехавшие в Новгород купцы, – соврал боярин. – Мы хотели привести к тебе этих людей, но ты был слишком болен…Пришлось этих купцов отпустить в город…

– Почему?! – возмутился князь Михаил. – Надо было их задержать! И потребовать за них мзду от новгородцев. А если бы отказались их выкупать, отняли бы все товары…

– Это были брянские люди, – покачал головой старый боярин. – А я знаю, что ты их не обижаешь…Вот почему мы не захотели тебя огорчать…

– Брянские, говоришь? – встрепенулся князь Михаил. – Тогда это серьезное дело! Купцы князя Романа не будут нас обманывать…Ах, значит, этот злобный Юрий хочет воспользоваться моим отсутствием? И угрожает Твери! В самом деле, надо уходить! Собирай же бояр и моих старших воинов, Теребун Лаврич! Готовьтесь к отходу!

– Хорошо, мой господин! – обрадовался старик. – Тогда я побегу и позову бояр!

В этот же день войско князя Михаила Ярославовича, снявшись со своей стоянки, быстро двинулось назад, но не по прежней, хорошо объезженной, всем известной дороге, но по другой – лесной, «краткой», как говорили местные проводники. – Обещают привести нас в Тверь за четыре дня! – ликовали тверские бояре. – Тогда нам хватит харчей и сена!

Однако новгородские проводники, прикинувшиеся преданными князю Михаилу, завели тверское войско вовсе не на кратчайшую дорогу, но в глухой, болотный лес и уже на третий день пути, обманув небдительную стражу, сбежали.

Только теперь тверичи поняли, какую жестокую кару подготовили им враги.

Долго плутали они среди озер и болот, измучившись от усталости и голода. От болотной сырости, частых дождей и тяжелой дороги, воины заболевали и едва переставляли ноги. На десятый день пути они в отчаянии стали резать своих усталых и больных лошадей и лишь на некоторое время утолили жестокий голод. Вскоре от полутысячной конницы Михаила Ярославовича не осталось и следа: конница превратилась в пехоту.

– Вырубайте кустарник и мелкие деревья! – приказал больной, напуганный, как ему казалось, Божьей карой, князь. – Нечего искать пролысины: там лишь одни болота!

Изнемогая от усталости, голодные воины, проклинавшие судьбу, последовали княжескому приказу и прорубали в густом непроходимом лесу просеки, упорно двигаясь вперед – на юг. Когда же кончилась конина, несчастные тверичи, жестоко страдая, стали есть все, что только было у них под руками: кожи со щитов, голенища сапог и ремни. Как назло, им совсем не попадалась дичь, даже грибы словно куда-то провалились! Постепенно тверское войско редело, оставляя за собой многочисленные земляные холмики – безвестные могилы несчастных воинов.

Наконец, князь Михаил не выдержал и, собравшись с силами, вышел во время привала из шатра. – Эта наказание за мои грехи! – сказал он своим зычным голосом, пытаясь ободрить уцелевших. – А если я сам виноват, то мне и просить Господа! – И князь, опустившись на колени, смирив свою гордыню, стал громко и протяжно выкрикивать слова молитвы, обращаясь всей душой к милосердному Богу. – Спаси нас и сохрани, всемогущий Господь! – взывал, оглашая лес зычным криком, великий князь Михаил. – Укажи нам правильный путь и спаси нас от лютой смерти! Здесь нет вины моих людей и бояр, Господи! Пощади их, невинных, и возьми мою жизнь! Пусть умру я один, а мои верные люди возвратятся домой!

Вдруг, как только князь произнес последние слова и, уткнувшись лицом в холодный густой мох, заплакал, из темного леса прямо навстречу тверичам выбежал высокий стройный юноша, одетый в крестьянскую одежду и державший в руках корзину.

– Что вы так плачете? – громко сказал он, к всеобщему изумлению, и быстро подошел к стоявшему на коленях князю. – Неужели вы заблудились, мой господин? – спросил он, глядя на плакавшего Михаила Ярославовича. – Да тут большое войско! Откуда вы идете и кто вы, мой господин? Неужели ты – сам князь или знатный боярин?

– Князь, сынок, – пробормотал, не веря своим глазам, великий князь. – Мы заблудились…

– А я ходил по грибы, – пролепетал, чувствуя какую-то тревогу, молодой незнакомец. – Но почти ничего не нашел из-за большой сырости…, – он показал князю лишь прикрытое сверху мелкими грибами донышко корзины. – А тут вдруг услышал жалобные крики и прибежал к вам…Откуда ты идешь, княже?

– От Великого Новгорода, дитя мое, – отвечал, вытирая ладонью слезы, князь Михаил. – Мы долго идем по болотам и бесчисленным ручьям…

– От Новгорода?! – схватился за голову юноша. – Неужели? Никто и никогда не проходил через эти леса из Новгорода! Небывалая даль! Здесь больше полутысячи верст и дорога – совсем неизведанная! Сам Господь вас хранил…

– Да, сын мой, сам Господь! – поднял руки князь Михаил. – Выведи же нас на свободу из этого дремучего леса! Я щедро награжу тебя за это, сынок…Как твое имя?

– Я – Богумил, батюшка князь, – весело сказал молодой крестьянин, – сын здешнего знахаря…Наша деревенька тут поблизости…Я с радостью приведу тебя туда, мой господин! Наши люди будут счастливы: они еще никогда не видели живого князя! Идите все за мной, это недолго. – И юноша, повернув направо, совсем не в ту сторону, куда шли тверичи, повел несчастных, утративших боевой вид людей за собой.

Чудом спасшийся от неминуемой гибели, как считали все тверичи, великий князь Михаил с остатками своего войска, прибыл в Тверь едва ли не через месяц после выхода из дремучего леса. – Слава Господу, что спас меня, – думал он, сидя в своем тереме и наслаждаясь покоем и уютом. – Видно, мне еще долго жить, если сам Господь меня пожалел!

Но так считали не все. Бояре, слышавшие княжескую молитву накануне счастливого спасения, рассуждали иначе. – Великий князь Михаил обращался к Господу со страшной просьбой! – говорили старики. – И просил взять его жизнь за нас, своих верных людей! Это чревато для него неминуемой бедой…

– Моя душа плачет и стонет, – сказал, выразив общее мнение, боярин Теребун Лаврович. – Она чувствует горькую судьбу нашего господина!

– Не проговаривай! – буркнул молодой, но властный, Иван Акинфиевич. – Да хранит Господь нашего князя и пусть живет в здоровье многие годы!