Трое суток норд-оста - Владимир Рыбин

Сорокин знал капитана "Тритона" по другим делам. Этакий чернявый живчик с душой нараспашку, второй год ходит по фрахту в Италию, возит лес и... сигареты. Лес - для фирмы, сигареты - для своего собственного бизнеса. Здесь под капитана не подкопаешься - покупает сигареты десятками блоков на законном основании в валютном магазине. А там? О, там могли бы предъявить ему претензии: ввоз сигарет в Италию - контрабанда. Возник вопрос: кто он, капитан "Тритона"? Легко предположить - ершишко, клюнувший на посулы. Ведь если можно делать бизнес на сигаретах, привезенных из России, то почему нельзя на камнях и травах?..

Однако что же все-таки интересует тех, кто платит ему за камни? Насколько знал Сорокин, никаких объектов, пылящих радиоактивностью, нет ни в городе, ни в окрестностях. Да и вообще ничего, что могло бы заинтересовать иностранную разведку.

И все же что-то им нужно. Что же?..

Сорокин тихо выругался. Добро бы серьезное дело, а то ведь приходится строить версии по поводу чужих заблуждений...

Он шагнул за кромку тротуара на зеленый лужок и остановился, заглядевшись на город. Проезжая часть улицы лежала здесь ниже тротуара. Другой тротуар косо уходил под следующий уступ склона, и крыши домов противоположной стороны улицы лежали где-то на уровне ног Сорокина. А дальше простирался ковер городских крыш. В пестром повторении пятен и линий улавливались какие-то замысловатые орнаменты. Темным стадионом, высвеченным тысячами живых подвижных солнечных бликов, простиралась до гор акватория порта. Над горами висел облачный вал, но зеркальное пятно рядом с металлическими конструкциями стройки проглядывалось еще достаточно хорошо.

- Здравия желаю!

Сорокин вздрогнул от неожиданности, оглянулся. Рядом стоял его помощник на эти дни лейтенант Сидоркин.

- А, Шерлок Холмс, - сказал он добродушно. - Скажите-ка, что там блестит?

- Крыша какая-то, перекрытие из рифленых алюминиевых секций.

- А вообще что это за стройка?

- Ну, - удивился Сидоркин. - Это же наш телецентр будет. Вышка, правда, невысокая. Ураганы в горах знаете какие? Но там и так высоко.

- Значит, вышка? Интересно. - Сорокин задумчиво посмотрел вдаль. Послушайте, товарищ лейтенант, а не съездить ли нам с вами еще разок на экскурсию?

- С удовольствием.

- В таком разе, как говорится, заводите машину...

Они остановились на перевале.

- Что тут глядели? - спросил Сорокин, вылезая из милицейского "газика".

- Все, что видно.

- Отсюда много чего видно.

- Так ведь дорога. Едут, смотрят, глаза людям не закроешь. Да и нет тут ничего такого.

- А там?

В той стороне, куда он показывал, веером сбегали по склонам пригороды, зеленые, одноэтажные, мирные. Чуть выше серыми глыбами поднимались друг над другом заводские корпуса и пепельным дымом сочилась высокая кирпичная труба.

- Цементный завод.

- А вон тот забор - воинская часть?

- Стройбат, всему городу известно.

- А если допустить, что не всем известно? Да и цемент разный бывает: один для дорог, другой для оборонных сооружений.

- Как это определить издали? Да они и не смотрели туда. Их все в горы тянуло, особенно Кастикоса.

- Куда же его тянуло?

- По старой дороге ехали.

"Газик" за десять минут проскакал по той дороге, на которую автобус вчера потратил полчаса.

- Вот тут остановились. Дальше пешком пошли. В гору.

- Н-да, придется и нам.

Сорокин вылез из машины, сгорбившись, пошел по еле заметной тропке, то и дело останавливаясь и оглядываясь вокруг, словно желая запомнить дорогу.

- Товарищ подполковник, там "газик" пройдет! - крикнул Сидоркин ему в спину.

- Пускай догоняет.

Ветер рвал полы плащей, хлестал по лицу, сталкивал с кручи. На вершине он давил ровно и упруго, не вчерашний свежак - свирепый штормовой верховик.

- Ну? - спросил Сорокин, тяжело дыша.

- Тут мы и стояли. Кастикос с этого камня город в бинокль разглядывал и эту вышку. Похоже, что она его в особенности интересовала.

- Почему "похоже"?

- Так ведь, когда человек таится, это особенно заметно.

- Придется съездить туда.

Они стали спускаться по косогору к "газику", стоявшему в седловине. Тропка вывела на узкую террасу, покатой лентой огибавшую склон. Вдоль нее белой полосой тянулись обнажения острых камней, и было видно, что эта терраса тоже дорога, давным-давно заброшенная, размытая до скальных слоев, покрытая белой нестираемой пылью, как пеплом.

- С войны, пожалуй, не ездили.

Он походил над обрывчиком, нашел спуск и поставил ногу на косой и плоский, как доска, белый камень. И вдруг услышал сзади тихий вскрик. Лейтенант Сидоркин, решивший, должно быть, лезть напрямик, цеплялся рукой за куст, росший на кромке. Белая сухая пыль текла ему на грудь, как струя воды. Отпустив куст, он потянулся рукой к черному прямоугольному камню, торчавшему из-под корней. Сорокин глянул на этот камень и, еще не успев ни о чем подумать, вдруг торопливо вскрикнул, срываясь на фальцет:

- Отставить!

От неожиданности Сидоркин разжал руки, плюхнулся с полутораметровой высоты и быстро вскочил на ноги, потирая коленку.

- Товарищ подполковник, это же не камень! - восторженно вскрикнул он, разглядев полуистлевшие перекладины, сколоченные плотно, как у патронного ящика.

- Это мина, - сказал Сорокин приглушенно, словно ящик мог взорваться от голоса. - Противотанковая мина.

- От войны?

Сорокин не ответил. Он встал на колени и принялся разглядывать ящик, смешно вытянув шею.

- Странно, что она сохранилась. Деревянный корпус, миноискатель не взял...

- Мина, надо же! Товарищ подполковник, давайте я ее тросиком. - И осекся, покраснел, увидев какое-то новое удивленно-презрительное выражение на лице начальника.

- Отойдите за тот уступ. Не двигаться с места и никого не подпускать, пока я не приеду.

Он легко сбежал к "газику", велел гнать назад, на шоссе. С первой же бензоколонки позвонил коменданту города, рассказал о находке, попросил срочно прислать саперов. Когда вернулся, увидел Сидоркина за уступом все в той же неподвижно-завороженной позе.

- Не сердитесь, - сказал он, садясь рядом на холодный камень. - Это только в кино в войну играют. В действительности война и все, что с ней связано, мерзкое дело, не дай бог.

И улыбнулся, вспомнив себя в таком же возрасте. Бывало, и он радовался всему, что взрывается. Однажды, когда был уже взводным, солдаты нашли на полигоне гранату-"лимонку" с запалом. Даже обрадовался поводу продемонстрировать возможности карманной артиллерии. Уложил всех в канаву, швырнул "лимонку". А она не взорвалась. Подошел, осмотрел: все как полагается - чека выдернута, спусковая скоба отлетела. Что было делать? Оставить гранату не мог - вдруг кто другой поднимет. Сторожить не хотел: в тот день у него были свои мотивы, чтобы не задерживаться на полигоне. Решил разрядить. Взял гранату, обнял обеими руками сосну и принялся вывинчивать запал, укрываясь за широким стволом. В тот миг он казался себе смелым и находчивым, думал: если рванет, то совсем не убьет - сосна укроет, и самое большее, что может случиться, руки пообрывает... Вывернул, глянул и озлился - запал оказался учебным с желтенькой деревянной палочкой вместо латунного детонатора... И тут пришел ротный. Увидел гранату, расспросил и повел Сорокина в лес. В чащобе остановился, оглянулся и, не размахиваясь, врезал с таким вывертом, что взводный летел, не останавливаясь, через колючий ельник шагов, наверное, десять.