В радости и в горе - Кэрол Мэтьюс

Мэтт выпрыгнул из такси, заплатил водителю и в порыве чувств расцеловал того в обе щеки.

— Я тебя обожаю, — сказал он ошеломленному мачо-водителю и стремглав ринулся в ресторан.

Глава 8

— Лавиния? Как дела?

— Замечательно. Кто это?

Дэмиен согнул вдвое скрепку для бумаг.

— Это Дэмиен.

— Я воздержусь от вопроса, какой такой Дэмиен.

Дэмиен откинулся в кресле и положил ноги на стол. Господи, он ненавидел мать Джози. Но она начала первая: с той самой минуты, как она его увидела, она тут же взялась его ненавидеть. Это означало, что и он, и Джози вынуждены были пережить нелегкие времена еще на стадии ухаживания, свадьба тоже не была переполнена весельем. С первого же дня она ясно дала понять, что он не стоит и ноготка ее драгоценной дочери, но, скорее всего, это касалось не его лично, а любого потенциального поклонника Джози. Даже самые подходящие холостяки мира не соответствовали бы всем требованиям Лавинии. Даже у самого Распрекрасного Принца чего-нибудь да не хватало.

Дэмиен всегда пользовался успехом — и в школе, и на работе, а потому ощущать флюиды ненависти было ему в диковинку. Но, как и все, это впечатление вскоре утратило остроту новизны, и они с Лавинией держались друг от друга на максимально отдаленной дистанции, встречаясь, только когда семейный долг или сама Джози этого требовали. Свадьбы, похороны, крестины, Рождество и День матери. День всех святых у него почему-то тоже однозначно ассоциировался с Лавинией. Впрочем, даже когда долг и звал его своим согнутым, как рыболовный крючок, гадким пальцем, он в большинстве случаев старался «отмазаться», ухитряясь задерживаться на работе. Исключение составляло Рождество, когда, как он ни пытался отвертеться, отведать индюшку а-ля Лавиния все-таки приходилось. В этот день на него напяливали дурацкий колпак рождественского зятя подобно тому, как на иных, для пущего веселья, напяливают шапочку Санта Клауса, без которой и Рождество — не Рождество, так же как без хлопушек, шампанского и пошлой пантомимы. А он — он всегда хотел провести Рождество на Мальдивах. Но Джози и слышать об этом не хотела. Для нее Рождество означало конфетти, индюшку, бекон, сосиски и страдания.

В прошлом году, однако, Рождество прошло еще хуже обычного, хотя, казалось бы, куда уж хуже. Рождество с Мелани, помимо прочего, включало еще двоих детей, побудку с первыми лучами солнца и лицемерное притворство, что Санта Клаус не досужий вымысел, а такая же реальность, как и он, Дэмиен. В общем, вымышленный персонаж занимал мысли домочадцев, включая Мелани, куда больше, чем он сам. Несметное количество наличных было выброшено в черную дыру под названием «Рождество» на покупку самых-самых лучших из наибесполезнейших пластмассовых диковин. Мальдивы, до этого скрытые легкой дымкой, все более окутывал густой туман.

— У тебя голос, как у продавца стеклопакетов.

— Лавиния, я пытаюсь найти Джози.

— Может, она не хочет, чтобы ее находили?..

Дэмиен накинул канцелярскую резинку вокруг шеи плюшевого мишки на рабочем столе. Подарок от детей Мелани — незадолго до того, как они решили, что тоже будут его ненавидеть.

— Лавиния, — он даже не попытался скрыть усталость в голосе, — мы тут подумываем о том, чтобы опять сойтись.

— Только через мой труп!

Заманчивое предложение.

— Джози только что подписала бумаги о разводе, — напомнила ему теща.

Дэмиен съежился от досады — это была одна из проблем в их отношениях: Джози всегда и всем делилась с мамой. Не просто всем, а вообще всем-всем. Даже когда у него случилась эта маленькая проблемка с преждевременным семяизвержением, связанная с большими проблемами на работе, она не преминула поведать об этом своей маме по телефону. Лавиния торжествовала, и не только потому, что она ненавидела его и была несказанно рада, что его инструмент забарахлил, но и оттого, что воображала себя второй докторшей Рут[30].

— Мне кажется, она сожалеет о происшедшем, — холодно ответствовал Дэмиен.

— Она будет сожалеть, когда я до нее доберусь!

— Я пытаюсь дозвониться до нее весь день, но ее нет дома. В школе сказали, что у них каникулы и она в отпуске.

— Им виднее.

— Ну так где же она?

— Как по мне, тебя это больше не касается.

— Она… уехала?

В трубке стояла гробовая тишина. Дэмиен убрал ноги со стола и резко наклонился вперед.

— Лавиния, мне с ней срочно надо поговорить. Ты понимаешь, что от этого может зависеть счастье твоей дочери?

— Со счастьем моей дочери все будет в порядке, если она останется там, где сейчас находится. Очень, очень далеко от тебя!

— Так, значит, она все-таки в отпуске, — Дэмиен довольно усмехнулся своей проницательности прежде, чем ужасающая мысль пронеслась у него в голове.

— С кем она поехала?

Он очень хорошо представил себе, как побелели губы у Лавинии. Скорее всего, она уже жалела, что проговорилась. Взяв со стола нож для бумаг, он проткнул им полузадушенного мишку.

— Она поехала со своим новым мужчиной?

— С каким новым мужчиной? — в голосе тещи послышалась тревога.

Дэмиен победно улыбнулся и сбросил несчастную игрушку на пол. На, получи, Лавиния!

— Я разыщу ее, Лавиния, и когда я это сделаю, она вернется ко мне.

Он повесил трубку прежде, чем его теща успела сказать последнее слово, которое она так любила оставлять за собой. Должно быть, она сейчас накаляется, как спираль электрочайника, в который забыли налить воду. Победная улыбка переросла в торжествующую ухмылку. Он был не просто доволен — он упивался триумфом над невидимым противником.

В раздумьях Дэмиен прикусил кончик ножа для бумаг, потом провел им по зубам, как по забору. Так значит, Джози укатила в отпуск со своим загадочным ухажером. Но теща о том и не подозревала. Ухмылка сошла с его лица, и он принялся барабанить пальцами по столу. Это была плохая новость, более того, это была очень плохая новость. Потому что, если Джози не накапала о нем своей маме, значит, все было серьезно. Очень серьезно. Исключительно серьезно. Каков же вывод? А вывод прост: это необходимо прекратить. Незамедлительно. Сейчас же.

Глава 9

В солнцезащитных очках Джози выкатила из прокатного пункта «Хертц» и въехала на магистраль Хенри Хадсон Парквей, оставляя Манхэттен и Мэтта Джарвиса где-то позади. Она плохо спала. Комната была шумной, кровать — жесткой, общее настроение — на взводе. Ей удалось отключиться на пару минут, когда уже надо было вставать, и все то время, пока она ожесточенно чистила зубы «Сенседином», она невольно вспоминала Мэтта с его паскудным дезертирством.

Сейчас, спасибо кексу с черникой, чашке крепкого черного кофе в обшарпанной закусочной за углом от Блумингдейлз и жизнерадостным звукам радиостанции «Джеминг 101», она почувствовала себя гораздо лучше. Безоблачное небо цвета потертых джинсов при ярком солнце заставляло щуриться. Она не забыла упаковать наряд из сиреневого шифона, и это должно было чрезвычайно обрадовать Марту. Все в ее мире на данный момент было хорошо.

Джози давно хотела повидаться со своей кузиной. Они виделись как минимум раз в год, устраивая встречи по очереди каждая на своей территории, и регулярно наговаривали по телефону ужасающие суммы, особенно когда случался какой-нибудь кризис. А за последнее время их было немало. Мучительные поиски Мартой настоящей любви не всегда проходили безболезненно, и Джози уже привыкла к ранним, равно как и к полуночным, звонкам, когда Марта, находясь в глубокой депрессии, забывала о пятичасовой разнице во времени. Процесс расставания Джози и Дэмиена значительно обогатил «Бритиш Телеком», а вслед за тем этот страшный звонок прошлым летом: умерла Джини, мама Марты.

Мамы Джози и Марты были двойняшками. Лавиния и Джини. Странная это была парочка и вовсе не сладкая. Джини распрощалась с Ливерпулем в начале шестидесятых. В то время как все отправлялись за прозрением в Индию, а вернувшись, бросали все нажитое предыдущими поколениями, Джини устроилась няней в зажиточную нью-йоркскую семью. Она работала по шестнадцать часов в день, присматривая за неуправляемым потомством этого семейства, и никогда ни о чем не жалела. Она вышла замуж за отпрыска сицилийского клана в третьем поколении переселенцев и произвела на свет единственную наследницу Марту Россани. Лавиния же не путешествовала далее местных графств, нормально вышла замуж и родила Джози. Однако, несмотря на расстояние в три тысячи пятьсот миль, сестер ближе надо было еще поискать.

Обе были умные, красивые и жизнерадостные. А вот теперь Джини не стало. Она умерла от паралича сердца, когда отбивала теннисный мяч, играя парный матч у себя в клубе. И если бы она знала, чем все это окончится, то была бы вне себя от ярости, потому что они как раз выигрывали. Вся семья была раздавлена горем, но хуже всех пришлось Лавинии. Со смертью Джини на том теннисном корте умерла и часть души самой Лавинии. На похороны она не поехала. Как не поехала и на свадьбу Марты, зная, что там не будет второй половины ее души. Таким образом, Джози должна была быть на свадьбе единственным представителем от Британского содружества. Поэтому ее большая дорожная сумка была сплошь забита продукцией с наклейками «British Home Store», «Marks & Spencer» и «Debenhems».