Три метра над небом (сборник) - Николай Беспалов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Решил заняться бодибилдингом? – Я чуть не упал. Рядом Полина.
Задавать вопрос, как она тут оказалась, зряшное дело. Сама скажет.
– Дорогой мой, я знаю, что ты меня спросишь, как я тут оказалась. – А что я говорил? – Я «вела» тебя прямо от парадной твоего дома. Грешна, думала, что ты идешь к любовнице. Решила глянуть, каков вкус у моего друга.
Пояснение от меня. Полина когда-то служила в милиции. Оттуда и сленг.
С двумя парами гантелей и эспандером мы пошли искать место, где можно было бы утолить голод.
– Дома я поражу твое воображение одним сюрпризом, – говорит Полина, утирая рот салфеткой после съеденного пломбира с шоколадной крошкой.
– Ты сделала пластическую операцию, и теперь у тебя нет пупка?
– Мое зачатие порочно, как и твое. Ты извращенец? Оплати по счету и пошли.
Во время обеда я не спрашивал, где была Полина все то время, пока я лежал на койке в больнице. Сама расскажет, если сочтет нужным.
Напольные часы пробили восемь раз.
– Вечор, ты помнишь, вьюга злилась, – протянула томно Полина. – Напои меня глинтвейном – и тогда я расскажу тебе, где я была и что делала там.
– Не по сезону пить горячее вино.
– Ты жадный или зануда? Хочу глинтвейна.
Горячее вино со специями не только согревает. Оно и возбуждает.
Напольные часы пробили десять раз.
– С тобой я получу психическое истощение, – постанывая, говорит Полина и больно щиплет меня.
– Зарежу, труп расчленю и растворю в серной кислоте, – отвечаю я.
– Дело номер триста пять. Убийство с особой жестокостью. Я его успешно довела до суда. Преступник получил двадцать лет в колонии строгого режима.
В моем шлафроке и босая Полина села на пуф.
– В прихожей сак. В нем пакет. В пакете мой сюрприз.
Так как Полина забрала мою домашнюю одежду, а облачаться в партикулярное платье было не время, я, как был в плавках, пошел в прихожую. Паркет приятно холодит ступни ног, от двери веет. У нас в доме как? На улице жара, а входишь в парадную – там прохлада. Ищу сак. Нашел с трудом. Полина умудрилась запихнуть его на антресоли шкафа-купе. Ожидая очередного розыгрыша от бывшего следователя, я, намереваясь снять сак с полки, напрягся. А он легок, и снять его не представило никого труда. Одним пальцем, выражаясь образно, я сак спустил на пол.
Открываю с особой осторожностью. Открыл. В саке пусто.
Из комнаты смех Полины:
– Нашел?
Что ответить? Молча возвращаюсь.
Вхожу – и тут же вижу манекен в кольчуге и со шлемом на голове.
Озорница это Полина.
Уснули мы под утро. Был последний день июня. Через десять дней Полина оставила на кухонном столе записку: «Вы прекрасный человек. Вы и любовник отменный. Но Вы никогда не сможете быть хорошим мужем. А мне, девушке, пора и замуж».
Что же, милая девушка Полина, я не в обиде, хотя и попривык к тебе. Может быть, это чувство легкой обиды подвигло меня на вторую поездку в Марийскую республику. Что-то неосознанное мною звало меня туда. Жажда найти очередную «вещицу»? Этого я не исключаю. Но было и нечто другое.
Закончив дела в городе, поручив квартиру надзору соседки и попрощавшись с манекеном, я налегке полетел в Йошкар-Олу. В столице Мари отоварился всем необходимым и на взятом в прокате автомобиле поехал, куда глаза глядят. А глаза мои глядели в сторону реки Юшут.
Погоды стояли прекрасные. Лето набирает силу. Поля по сторонам дороги желтеют колосьями. По обочине в деревнях женщины, вернее бы сказать бабы, торгуют огурчиками, редисочкой, молочком. Кое-где вижу и первую ягоду малину.
Автомобиль послушный и исправный. Забот нет. Одна забота, где притулиться? Скоро стемнеет, а я страсть как не люблю ездить ночью.
Указательный щит – Мочалище. Мне так понравилось название населенного пункта, что я затормозил.
Выйдя из автомобиля, встал у щита. Солнце начинало припекать. От земли шел духовитый запах.
– Не решаетесь въехать? – мелодичный женский голос позади. Я не спешу оборачиваться. Такая игра. Попытаться по голосу представить, как выглядит человек. Определенно, это женщина. До идиотизма простой вывод. Она образована. Она молода.
– Мочалище примет вас с должной гостеприимностью. Отелей у нас нет, но кров вы найдете.
Оборачиваюсь. Карие раскосые глаза внимательно смотрят на меня. Черные прямые волосы подстрижены в каре. Челка прикрывает высокий лоб. Ярко выраженные азиатские черты ничуть не портят лицо девушки. Широкие, но не уродующие фигуру плечи, длинная шея и гордо сидящая голова. Вот что я вижу.
– Я Лайла. А вас как зовут? – Девушка протягивает ладошку.
И я называюсь.
– Я ночь, а ваше имя что значит? – поразительная непосредственность.
– Я восходящий. От слова восход, – все, что я знаю о своем имени.
– Сначала была ночь, но пришел восход – и все засияло. – Я продолжаю держать руку девушки в своей. Хотите – верьте, хотите – нет, но я чувствую, как от неё в меня вливается некая сила.
– Решайтесь. Мочалище приютит вас.
Через десять минут я останавливаю машину у одноэтажного дома. Лайла едет со мной.
– Посидите минуту. Я маму предупрежу. У неё сердце слабое, – Лайла выпархивает из машины.
Как все просто. Явилась девушка с раскосыми глазами и чуть кривоватыми ножками, и я повержен.
Нервничаю. Курю. Мимо прошествовала пара гусей. Гусак косо глянул на мою машину, что-то крякнул и повел подругу дальше по улице.
Загляделся на гусей и не заметил, как к машине подошла женщина.
– Вы что ли будете гость из столицы? – Строгий взгляд, уверенный тон.
– Если иметь в виду, что Петербург когда-то был столицей, то ваше предположение верно.
– За словом в карман не лазаете. Это хорошо. Не терплю мужиков рохлей. Я в Питере училась в Университете. Дочь говорит, вы на постой проситесь. На постой или приударить за Лайлой хотите?
– Сначала на постой, а потом поглядим.
– Удалец. Заводи таратайку во двор. Нечего отсвечивать. Мы с Лайлой одни живем. Некому за нас постоять. У наших баб языки, что помело.
Так, друзья мои, и вошла в мою жизнь девушка-марийка Лайла. Как тут не сказать – судьба!
Три недели провел я в республике Мари. Лайла взяла на работе отпуск за свой счет, и мы вместе объездили почти всю республику.
Провожая нас в поездку, мама Лайлы произнесла знаковую фразу:
– В пути люди сходятся быстрее, но и связь такая непрочная. Но мне кажется, вас с моей дочерью свяжут крепкие узы. И дело не в том, что Лайлина бабушка была колдуньей, и она унаследовала от неё дар приворота. Просто вы и она – две половинки одного целого.
– Вы довольны путешествием? – спросила меня Лайла по истечении десяти дней непрерывного движения с остановками только на ночлег.
Ответить отрицательно – значит обидеть девушку. Но и сказать, что я был полностью удовлетворен, я не мог. Я летел за сотни километров сюда за артефактами. Как я выражаюсь, вещицами. А не сделал ни одной раскопки.
– Вы недовольны. Я вижу. Скажите, какую цель вы преследовали, летя сюда?
Я рассказал о своем увлечении.
– Так бы и говорили, – Лайла обижено сжала губы. Помолчала километров с семь-десять и уже весело продолжила: – Скоро будет село, за ним с шоссе направо проселочная дорога. По ней доедем до реки Ветлуги, а от неё течет Выжума. Бабушка рассказывала, что на берегах Выжумы она в юности колдовала, и там у неё сокрыт клад. Бабушкин клад не станем трогать, а другие, более древние, поищем.
И я поверил. Старый дурак поверил девчонке.
Разбили лагерь на берегу симпатичной речки. Вспомнил Нигозеро под Кондопогой и нашу рыбалку с майором. Давненько то было.
– Сейчас наловлю рыбы. – Недаром Лайла – внучка колдуньи. – Сварим уху. Вы подобреете. Все мужчины добреют, когда поедят.
Хотел спросить, каков у неё опыт общения с мужчинами, но поостерегся. Нравится мне она, а услышу, что у неё есть мужчина, сильно расстроюсь, а пить мне тут никак нельзя. Такое имя у меня. Обидчивый я и склонный к алкоголю.
Девушка достала телескопическую удочку. Быстро наладила её и на обычную нитку мулине стала ловить рыбу. Чудо! Рыба сама лезла ей на крючок.
Она и костер разожгла сама.
– Вы городской. Я быстрее разожгу, – отстранила меня Лайла.
Уха обжигала губы, но была так вкусна, что мне было не до этого.
– Дома мама бы налила своей настойки. Моя мама учитель. Строгая. А по хозяйству настоящий мастер. Отец умер, когда мне было три года. С тех пор мы с мамой одни живем. Сколько раз я говорила маме: выходи замуж. Она не хочет: «Нет такого мужчины, которого бы я в свой дом привела».
Я уже знал, кем работает Лайла. О матери её узнаю сейчас и от неё.
Военная палатка, которую мне подарил старинный приятель пограничник, была настолько вместительна, что между нашими спальными местами можно было бы разместить еще одно.
Отвечаю на немые вопросы любителей «клубнички» – две недели, что мы путешествуем с Лайлой, я не позволил себе ни одной вольности. Для меня она оставалась ребенком. Взрослым ребенком. Кроме того, я не забывал напутственные слова её матери.