Сотворение миров. Авторский сборник - Ольга Ларионова

Выразительное лицо его приобрело гримасу холодной брезгливости, отнюдь его не украшающей, словно он узрел на блистательном лике Степухи грязную кляксу. Ну естественно, ведь брошенные слепыши – это просто несовместимо с общим характером их обожаемой планеты. Воплощенного рая. Тарелки обетованной.

– Да, в высшей степени странно, – безжалостно подтвердила Варвара. – По земным меркам это детеныши сильные, жизнеспособные. Все способы реанимации перепробовали?

– Ну, Евгений Иланович вам живого бы не отдал. – От добродушного великана так и пахнуло омерзительным холодом, словно из сублимационной камеры. – А вы что, не были у него в вольере?

– Нет. Меня отрядили на капусту.

– А–а, – многозначительно изрек непредставившийся молодец. – Так вот, Евгений Иланович считает, что эволюция на Степаниде гораздо стремительнее и пластичнее, чем мы можем себе представить. Несколько тысяч лет назад – точную масштабную шкалу палеоэкологи нам выдадут не скоро – здесь внезапно началось падение численности большинства видов. Может, виноваты те, кто прилетел сюда раньше нас, но это вопрос пока спорный. Но так или иначе, природа ответила изменением репродуктивной схемы, то есть вместо одного–двух крупных детенышей стало рождаться пять–шесть мелких. Но некоторые особи просто не в силах угнаться за этими капризами эволюции, и вот результат – теряют собственных слепышей. Или позволяют им потеряться…

– Где это ты видел, чтобы самка потеряла самого сильного из выводка? – мрачно проговорил Теймураз, отбирая пеструю тушку у Варвары и для пущей убедительности встряхивая ее перед самым носом у гостя. – Не знаю, как там по гипотезе Сусанина, но ты же не в первой вылазке за Стену, где это ты видел выводки по пять–шесть медоедышей? Их два–три, и только один – такой крупный. А подгонять это под прилет неизвестно кого…

– Знаешь, мне ваши дилетантские вопли на каждом симпозиуме вот как надоели! Вместе с вашей угрозой вырождения…

– Ну, она стоит вашей не менее дилетантской теории иридиевого отравления, не говоря уже о гипотезе «магнитопароксизма»!

– Брэк, – сказала Варвара. – Мне еще роботов распаковывать.

– Кстати, Сусанин просил передать, что если вечером у вас будет свободное время, то с девяти до двенадцати дежурить некому: Параскив заболел, а Евгению Илановичу хоть пару часов поспать надобно.

– Кибами обойдутся, – жестко отрезал Теймураз. – Ишь моду завели: человек освоиться не успел, а им уже все дырки в расписании затыкают. Ты не позволяй, Варвара.

– А что… с ним? – неожиданно для себя спросила девушка.

– Ничего особенного, простудился. Вчера очередного новенького выхаживал, которого мамаша бросила. Корова.

Последнее прозвучало отнюдь не зоологическим термином.

– А я думала, аполины его украли, играючи.

– Аполины подбирают только тех, которых мамаши забывают, уходя в море, – по тону Теймураза нетрудно было догадаться, что он старается как можно быстрее развязаться и с неприятной темой, и с непрошеным посетителем. – Ну ладно, скажешь своему диктатору, что я вечером приду.

– Нет, почему же? – быстро возразила Варвара. – С тебя довольно и того, что ты меня выхаживаешь. Как теленка. Так что передайте Сусанину: я подежурю, как только отогреюсь.

– Тогда до полуночи, а там мы вас сменим. – Кивок, предназначенный Теймуразу, мало было назвать предельно сухим.

Теймураз, сумрачно уставясь на свои босые ноги, долго выдерживал паузу, дожидаясь, пока стихнут шаги на крыльце.

– Добился своего, фе–но–тип. – Было очевидно, что раздражение его относится не столько к непрошеному посетителю, сколько к вышеупомянутому Сусанину. – И с мысли сбил к тому же. А я хотел тебя предупредить. Видишь ли, то, что с тобой приключилось, не кажется мне случайным. Ты смотришь на нашу Степуху недоброжелательно, предвзято… Она отвечает тем же.

Варвара изумилась: он мялся и подбирал слова, что было совсем на него не похоже.

– Я понимаю, – продолжал он, – ты такой человек… Я даже имею в виду не твое водоплаванье, а профессию…

– Да, – резко оборвала она его: терпеть не могла разговоров о собственной особе. – Да, я такой человек. Все, рожденные в воде, удивительно общительны и дружелюбны, а вот все таксидермисты, насколько я их знаю, феноменально неконтактны. Вот и получился из меня гибрид, которого только подведи к стене с двумя воротами, черными и белыми, – он обязательно влезет в черную дверь. Потому что за ней заведомо интереснее.

Она снова забралась под два одеяла, и оттуда ее приглушенный голос звучал особенно ворчливо:

– А что касается инцидента в бухте, то просто я пробыла под водой гораздо дольше, чем любой из вас. Ведь легко допустить, что эффект янтарного миража возникает только на пятой или шестой минуте. Ну, как пленка проявляется – нужен определенный интервал времени. Никто из вас просто до начала представления под водой не досидел: ведь, кроме меня, здесь больше нет нэд'о?

– Нэд'о… – гортанно повторил он. – Нет, таких больше нет. Таких же, как ты, по–видимому, вообще больше на свете нет. Потому что ты выбираешь не черную дверь… А, закончим.

– Ладно уж, договаривай!

– Не стоит. Кстати, и насчет моря ты не права – мы спускались с аквалангами, и надолго. Не видели ничегошеньки.

– Это только означает, что загадочный «фактор икс», по воле или расчету которого зажигаются миражи, не считает аквалангиста человеком или, вернее, аквалангиста он принимает за разумное существо, а голенького пловца – нет.

– Вот–вот! – мрачно обрадовался Теймураз. – Вот именно это я и имел в виду, что ты не выбираешь реальную дверь, ни черную, ни белую; а вместо этого ты на глухой стене рисуешь новую, в действительности не существующую, серо–буро–малиновую…

– В крапинку! – подхватила Варвара. – А знаешь, что это такое? Бадахшанский порфирит – дивной красоты камень.

– Мне кажется, мы перестали понимать друг друга, – с какой–то детской обидой проговорил Теймураз. – А я–то поначалу обрадовался, что появился у нас человек, с которым мне наконец–то будет легко и просто…

Варвара вдруг ощутила острую жалость и к нему, и к себе. Она ведь тоже радовалась.

– Это потому, что ты меня принял, как Степуху свою – всю в белом. Полутораметровая снежинка. А я ведь даже не черная. Я – в крапинку, и, увидев чудо эдакое, ты решил сбежать, чтобы не запутаться. А я такая. И в довершение всего я еще и не умею слепо верить. Даже друзьям. Хотя некоторые считают это обязательным условием для дружбы.

– Ну дай хоть слово, что не полезешь в море одна!

– Тоже не могу. Потому что именно этим я и собираюсь усиленно заняться.

* * *

Она ждала, когда подплывут аполины, лежа на воде и закинув руки за голову. В ноги толкался надувной плотик с поражающими воображение морскими кокосами.

Первым объявился крупный самец с характерными темно–лиловыми обводами вдоль нижней челюсти. Несмотря на внушительные габариты, он, как самый обыкновенный земной дельфин, взлетел вверх метра на два, изогнулся в пируэте и шлепнулся в воду, намеренно окатив девушку фонтаном брызг. Вероятно, и здесь это служило знаком неудовольствия: мол, отчего не позвала?

Четыре светлолицые самочки заплюхали следом. У нее руки так сами собой и потянулись погладить крутолобую голову, почесать горлышко. Так ведь нельзя. Вчера она часов до двух пытала добра молодца Кирюшу Оленицына (познакомились–таки) по поводу здешней зоопсихологии вообще и всего, что касалось неописуемой привязчивости, именуемой «синдромом Лероя», в особенности. Но оказалось, что ничего они толком не знают, людей не хватает набрать нужную статистику, да и группы уходят за пределы Пресептории от силы на три–четыре дня. Пока установлено, что все зверье поголовно тянется к человеку, ластится, чуть ли не на брюхе ползает – как не приласкать! Но девяносто девять этих врожденно–преданных человеку четвероногих аборигенов только сильнее завиляют хвостом, когда их погладишь, а вот сотый – тот, захлебнувшись от восторга и нежности, помчится за тобой следом и, безнадежно потеряв тебя из виду, разобьет себе голову о первую попавшуюся скалу.

А может, и не сотый, а пятидесятый. Или двадцать второй. Или четырнадцатый.

Или, как Варварин король–олень, – первый.

Отгоняя навязчивое видение, девушка встряхнулась, точно калан, подняв облачко брызг. Это будет очень трудно: держаться с аполинами середины, – и обходясь без нежностей, и в то же время не ослабляя контакта, чтобы не удрали. Ведь сегодня она начинала целую серию экспериментов, целью которых было установить: а появится ли вчерашний янтарный мираж в присутствии этих хозяев моря? Почему–то Варваре заведомо казалось, что – нет; если же она ошибалась, то в случае опасности на аполин можно было положиться. Вытащат на белый свет, и даже проворнее, чем это сделал Теймураз. И Кирюша Оленицын был того же мнения, что они не подведут. Вот только бы не уплыли…