Концертмейстер. Роман в форме «Гольдберг-вариаций» - Валерий Храмов

— Очень, очень хорошо Иван Сергеевич. Благодарю Вас за проделанную работу. Замечательный кандидат — и молод, и артистичен, и знает с какой стороны к роялю подойти! Немедленно звоню Ольге Васильевне. Пусть приедет познакомиться, и, если все сложится, сразу приступайте к репетициям. Оформим концертмейстера прямо с сегодняшнего дня!

Он быстро, без помощи секретаря, не заглядывая в телефонную книжку, набрал номер солистки и, не таясь присутствующих, изложил суть дела. Весь разговор директор продолжал почесываться и улыбаться: начал — с заискивающей улыбки, закончил — с однозначно довольной физиономией, как у кота, который только-только вылизал стограммовую банку сметаны. Стало ясно, что солистка согласна. Повесив трубку, директор сообщил, что через полчаса Ольга Васильевна придет, а пока посоветовал не терять время и познакомиться с худруком, которого он почему-то называл «Простомоисеевич».

Попрощавшись с начальником, мы по длинным темным коридорам двинулись в другое крыло концертного учреждения, где располагался кабинет худрука. Пока шли, я уточнил у Ивана несколько вопросов:

— Ваня, объясни: что означают эта фраза «знает с какой стороны к роялю подойти», и почему вашего худрука кличут «Простомоисеевич»?

Вопросы моему другу понравились. Замедлив ход шествия, дабы успеть прояснить суть дела до встречи с художественным руководством, он начал свой рассказ:

— Эти директорские реплики не случайны. Ты должен знать их историю, чтобы не попасть впросак в разговорах с другими артистами. Начну с рояля. Наш директор учился в сельхозинституте на животновода. Защищал диплом на кафедре «крупного рогатого скота». У животноводов, как он любит рассказывать, есть тест на профессионализм. Животновод должен твердо знать, что к лошади нужно подходить спереди, а к корове сзади. Ты спросишь — почему? — Иван, задав вопрос, остановился. Я спросил — «Почему?».

— Потому что лошадь лягается, а корова бодается! — мой друг победно закончил первую часть просветительской беседы.

— Ваня, а как это чудо оказалось во главе филармонии?

— Легко! — Иван продолжил рассказ, перейдя на шепот. — Парнишка в «колхозном» институте был первым парнем на факультете, участвовал в самодеятельности, пел под гармошку, играл в КВН. И в него влюбилась студентка, папа которой был большим-большим начальником. Сыграли свадебку. Для родственника папа подыскал хорошее место — и парень стал директором филармонии. Логика в решении начальства была. Филармония занимается, в основном, культурным обслуживанием села, поэтому директор должен знать специфику сельской жизни. Кроме того, он закончил пять классов музыкальной школы. Играет на баяне. Идеальный руководитель филармонии!

— И что, так и работает с дипломом животновода?

— Нет, что ты! «Они» учатся у вас в институте на заочном отделении, скоро заканчивают. Учатся успешно: педагоги во время сессии встраиваются в очередь пред кабинетом, чтобы в зачетке расписаться, кланяясь.

Слова Ивана не добавили мне энтузиазма, заметив это, Иван успокоил:

— Наплюй, относись к подобным жизненным странностям с юмором. В конце концов, ты с начальством сталкиваться не будешь. У тебя будет свой участок работы. Не нарушай трудовую дисциплину, и никто тебя не тронет. Директор совсем не глуп — в творческие дела не вмешивается. Ректор института, в котором ты сейчас трудишься, тоже весьма далекий от искусства человек, даже на баяне играть не умеет. «Ни то ни сё» — кандидат педагогических наук с купленной диссертацией. Но он, в отличие от нашего начальничка, везде сует свой кривой нос и ультимативно требует выполнения вздорных указаний. Не так давно истерику устроил — почему виолончелисты в оркестре сидят, а не стоят? И ничего — стерпели, виолончелисты сыграли стоя. А у нас — свобода творчества.

— Действительно играли стоя? — удивился несказанно Ваниной информации

— А что? Им все равно под фонограмму «играть» пришлось — ректор предложил очередное «гениальное решение проблемы акустики зала».

Мы прошли темный филармонический лабиринт, и вышли в светлое помещение — с окнами, банкетками вдоль стены и рядом дверей с табличками. У одной из них Иван остановился и стал шептать еще тише:

— Теперь слушай о «Простомоисеиче». Худрука зовут Александр Моисеевич. Так к нему и обращайся. «Простомоисеечем» его кличут «за глаза». Так получилось. Он, будучи хорошим музыковедом, организовал лекторий, на котором обсуждал в форме диалога с молодежной аудиторией проблемы современного искусства. Темы были интересными: «Любил ли Шекспир канкан?», «Шопен и джаз», «Шостакович и блатной жаргон»… Молодежь, в основном студенты, активно участвовала: задавали вопросы, выступали. Худрук вел себя демократично. Выходил на сцену в джинсиках, модной молодежной рубашке, к нему все обращались Саша или Александр. Но на одном из вечеров случилась история. Воспитанная студентка университета подошла к установленному в зале микрофону, и, обращаясь к худруку, спросила: «Александр, извините пожалуйста, а как Ваше отчество?». Худрук смутился, но быстро нашел ответ: «Зовите меня просто Саша». Вот с того дня нашего Александра Моисеевича в филармонии стали называть «Простомоисеич». А ты говоришь «колхоз», а тут мифология, Ветхий Завет!

С этими словами мы зашли в кабинет худрука. «Простомоисеич» стоял у стола, с кем-то разговаривая по телефону — артистично, как я сразу отметил. Это был невысокий человек лет сорока — чернявый, кудрявый, но лысоватый. Увидев нас, он по-доброму улыбнулся и указал на стулья, дескать — присаживайтесь. Скоро разговор закончился, и худрук, не переставая улыбаться, обратился к нам:

— Здравствуйте, рад видеть. С чем пожаловали?

Иван подробно меня представил, не преминув отметить, что «знаю с какой стороны к роялю подойти». Худрук понимающе покачал головой, оценив шутку режиссера — «значит, у директора уже побывали». Потом стал выяснять мою артистическую биографию. Выяснил, что я не проходил тарификацию. Сказал, что это плохо и не позволяет назначить мне с первого дня ту зарплату, которую я, несомненно, заслуживаю. Но дело легко можно поправить: «На ближайшем заседании худсовета проведем Вас по высшей для концертмейстера категории, и зарплата существенно вырастет».

— Иван Сергеевич, — распорядился худрук, — пожалуйста, чтобы не тянуть время, подготовьте все документы. Думаю, тарификацию можно будет совместить с просмотром концертной программы, которую мы должны принять и утвердить, чтобы допустить артистов к концертной практике. Уверен, наши артисты ко времени проведения худсовета успеют что-то подготовить. Две недели для профессионалов высшей категории срок вполне достаточный.

Иван сделал соответствующую запись в открытый заранее ежедневник. Я с удивлением наблюдал сцену. Оба моих начальника вели себя так, будто вопрос уже решен, хотя главное слово должна