Иван Грозный (Книга 3, Невская твердыня) - Валентин Костылев

_______________

* К у ч к о в о  п о л е - позднее Лубянка.

Время было под вечер. Андрей Чохов, еще более возмужавший, широкоплечий богатырь с мягким, добродушным взглядом синих глаз, быстро поднялся со скамьи, поклонился гонцу и сказал почтительно:

- Бог спасет батюшку Бориса Федоровича, спасибо ему на ласковом слове, рад исполнить его приказание.

Гонец быстро вышел за дверь, и вскоре послышался топот его коня.

Из соседней горенки вышли жена Андрея - Охима и его сын, пятнадцатилетний мальчик Дмитрий.

- Вот, Охимушка, в Большую Казну к Борису Федоровичу Годунову требуют. Собирай. Где кафтан да кушак? Давай! Надобно идти без заминки. Сама знаешь - время-то какое!

Охима, дородная, красивая, все еще молодая женщина, ласково улыбнулась.

- У тебя постоянно: "время-то какое!" И все ты уходишь от меня: то в поход, то на Пушечный двор, то в Разряд...

- Борис Федорович попусту людей не тревожит. Сапоги давай новые... Борис Федорович любит, чтоб государевы слуги нарядны были, опрятны...

- Батюшка мой, Андрей Осипович, не забывай нас, домой поторопись!..

Андрей подошел к сыну, поцеловал его, перекрестился, надел шапку, поклонился жене и быстро вышел во двор.

Охима приласкала своего сына, рослого, худощавого мальчика, погладила его по курчавой голове.

- Ложись-ка, чадушко мое, спать... Поработали и мы с тобой сегодня на огороде; устал, поди, утомился? Отец теперь не скоро вернется, уж как водится.

- Не время бы, матушка, спать-то. На птичьем дворе дверь надобно уделать. Батюшка вчера еще наказывал мне.

- Ну, будь по-твоему, сходи на птичий, да дверь там уделай, чтоб не прогневить отца.

Мальчик вышел в сени.

Охима села за прялку кончать свою работу. Села и задумалась: чего ради Годунов позвал Андрея? Гляди, опять куда-нибудь усылать будут. Уж не ко Пскову ли? Ходят в народе слухи, будто к тому древнему городу на помощь псковитянам пушкарей отправят с большим нарядом, будто король Стефан намерен обложить тот город со всех сторон и гонит ко Пскову большое войско и много пушек. И еще говорят, будто сам царевич Иван пойдет с войском на подмогу псковитянам.

В тяжкой тревоге замирало сердце Охимы. Казалось бы, уже пора привыкнуть к боевой, беспокойной жизни мужа-пушкаря, но никак не может примириться Охима с его постоянными уходами на войну и со своим неизбывным одиночеством во время разлуки с мужем.

Таков государь Иван Васильевич. Всех слуг своих гоняет по разным местам. Не дает сидеть дома. Беспокойный царь!

Восемнадцать уже лет, как поженились, а жили вместе, почитай, лет пять, если собрать все деньки те вместе, да и того, пожалуй, не будет. То война с ливонскими немцами, то с Литвой, то плавал по морю, а чаще всего походы к Большому Полю для охраны рубежа от крымских татар.

И всегда и везде пушкари в первую голову.

Да когда и походов нет - кто больше всех работает? Опять они, пушкари! Андрей тайно поведал Охиме, что уже две тысячи пушек ныне стало у царя, а он велит ковать и лить все новые и новые. На Пушечном дворе работа идет днем и ночью. Царь никому покоя не дает.

Еще беда: повадился Андрей и сына таскать с собой на Пушечный двор, приучать и его к своему делу.

"И что за беспокойное время? - думает про себя Охима. - Все война и война, да казни, страхи разные!.. Андрей хвалит царя, молится за него, а за что? Коли собрать всех великих князей прежних, - они все вместе столько крови не пролили, сколько один он, прости господи!"

Охима вспомнила, как царь жестоко казнил своего двоюродного брата князя Старицкого Владимира Андреевича с женою Евдокиею, двумя сыновьями и матерью. Все они были отравлены, а мать утоплена в реке Шексне... Правда, говорили и другое. Никто этого не видел, но только одно известно, - что князь, жена его, дети и мать казнены...

В новгородском походе был Андрей и своими глазами видел, как опричники грабили и убивали новгородских людей... Правда, царь потом отбирал у опричников награбленное и кое-кого наказал, но все же это было... крови много пролито!

"Грех осуждать царя, - думает Охима, - а все же не по душе мне его лютость! О горе, горе! Нет покоя Андрею! Когда же этому конец будет?! Народ ропщет. Народ голодает. Война не прекращается, а царь никак угомониться не может".

Стало темнеть. Работа выпала из рук. Тоска! Страх перед будущим! На глазах Охимы выступили слезы.

Из Ярославля прибрели усталые, пропыленные стрельцы во двор Никиты Годунова. Они принесли добрую весть о том, что Никита Васильевич поправляется и скоро вернется домой.

Феоктиста Ивановна прослезилась; накормила, напоила стрельцов, расспросила их про беду, которая случилась с ними, а затем приказала уложить их спать.

В то время, когда мать беседовала со стрельцами, в башенке, где жил Игнатий, делилась радостной вестью с юношей красавица Анна. Оба обнялись и крепко друг к другу прижались, счастливые, довольные тем, что Никита Васильевич жив и выздоравливает. Правда, их обоих тревожила мысль - как же дальше, когда вернется Никита Васильевич, как же тогда-то они будут встречаться? Но... тут же вдруг хотелось об этом забыть, не думать: ведь вот они вместе, ее теплая щека прижимается к его горячей щеке, ведь вот они так счастливы сейчас, а там... что будет, - прочь сомнения! В окно вливается ароматное тепло из сада; сгущаются летние сумерки; стрекочут кузнечики; поет о счастье, о любви предвечерняя тишина.

Но вот внизу послышались шаги матери, Анна вскочила, наскоро поцеловала Игнатия и опрометью бросилась вниз по лестнице в свою светелку.

Наступил вечер. Феоктиста Ивановна вошла к Анне и позвала ее с собой в моленную, чтобы вознести благодарственную молитву богу о благополучном исходе недуга Никиты Васильевича.

Но только что они кончили молиться, как во дворе появился верховой. Оказалось - гонец Бориса Федоровича. Феоктиста Ивановна вышла на крыльцо встретить гонца.

- Борис Федорович наказал мне, чтоб вместе со мной ехал к его милости Игнатий Хвостов.

- Что так поздно? - с удивлением спросила Феоктиста Ивановна, обеспокоенная тем, что в такой поздний час вызывают Игнатия. Она уже знала по опыту, что гонцы, посещающие служилых людей вечером, приносят с собою что-нибудь необычайное, срочное, нередко и худое, нарушающее мирное течение жизни семьи.

Гонец ответил, что он не знает, зачем вызывают к Годунову Игнатия Хвостова, но что ему приказали, как можно скорее привести его с собою.

Юноша быстро собрался, сел на коня и в сопровождении годуновского гонца выехал из ворот усадьбы на дорогу. Оглянулся. Это видела из своей светелки Анна, ей взгрустнулось. Феоктиста Ивановна не была удивлена, когда увидела невеселое лицо дочери, и чтобы успокоить ее, сказала:

- Скоро батюшка Никита Васильевич будет с нами, - и ласково погладила по головке дочь.

Анна, слабо улыбнувшись, проговорила:

- Матушка, я рада, что батюшка приедет... - и вдруг дрожащим голосом на ухо матери сказала: - Но мне страшно! Боюсь чего-то... Сама не знаю...

И заплакала.

- Да бог с тобою, Аннушка, дорогая доченька!.. Не сглазил ли тебя кто? Порчи какой нет ли? Ложись спать, помолись "богородице-скоропослушнице"... Она услышит тебя... Помолись, чтоб злых духов от тебя отогнала... Не кручинься... Бог милостив!..

- Прости меня, матушка!.. Неразумная я, да и грешная... Мысли разные одолевают меня...

- Полно, дите мое!.. Полно! Бывало такое и со мной в твои годы... Стало быть, так уж богу угодно, чтобы в юности страх был о будущих днях... Не ведают юные девушки, что ожидает их, а ведать то им не дано, вот и плачут. Девичья доля - загадка. А плакать грешно. Вперед не забегай! Господь укажет каждому его путь...

Анна с тоскою слушала поучения матери; ей уж давно наскучили эти слова, которые она постоянно слышит и от попа-духовника, и от отца, и от матери; всюду и везде ей внушают, что о "будущем на земле" думать грешно, надо постоянно заботиться о "будущем на небе", о том, что будет после кончины, и к этому нужно постоянно готовить себя... Но ей хочется жить, душа не лежит печаловаться о загробной жизни!

Пересилив себя, она кротко и ласково сказала:

- Слушаю, матушка, хорошо! Благослови меня и иди сама в свою опочивальню, а я лягу спать...

Феоктиста Ивановна перекрестила дочь и отправилась к себе на половину.

После ухода матери Анна уткнулась в подушки и дала полную волю своим слезам.

Борис Годунов ласково встретил Игнатия.

- Добрый вечер, молодец!

- Спаси Христос! - смиренно поклонился в пояс Годунову Игнатий.

- Ну, садись...

Годунов усадил юношу на скамью.

- По государеву делу мною ты позван...

Игнатий встал и снова поклонился Годунову.

- Слушай! Государю батюшке Ивану Васильевичу угодно послать своих людей во фряжский дальний город Рим к святейшему отцу латынской церкви... Ты изрядно знаешь латынский язык, и ты мне читал о римских папах и о Флорентийском соборе... Послов наших начальником будет Леонтий Истома Шевригин... Ты дороден ростом и лицом леп. И на их языке говорить можешь. Не будет ущерба чести государя от того, коли ты поедешь провожать того Шевригина... Нам нужен мир с Польшей и Литвой. Царь не хочет воевать с единокровньм славянским и христианским народом, нашим соседом. Папа римский, по мысли государя, должен остановить Батория, прекратить кроволитие. Для устройства этого угодного богу дела государь и посылает в Рим Шевригина. Понял ли?