Цвет моего забвения - Мария Бородина

И итог моей, увы, плачевен. Как ни прискорбно, в результате я потеряла гораздо большее — поддержку. Если быть предельно точной: у меня больше нет ни соратниц, ни оружия.

С другой стороны: нужны ли мне такие помощницы? Они ведь даже не вернулись за мной!

Я поднимаюсь с пола и ощупываю стену. Растрескавшийся кирпич с бороздками цемента. Под пальцами крошится иней. Ледяная масса набивается под ногти. Как там говорят: если идти, придерживаясь одной стены лабиринта, то, в конце концов, придёшь к выходу? Может, стоит попробовать?

Стоит. Потому что альтернативы у меня нет.

Ноги едва держат меня, но я начинаю красться вдоль стены, как воровка. Колени хрустят при каждом шаге. Одолев несколько метров, я натыкаюсь на закрытую дверь. Краска неизвестного цвета отслаивается с рассыревшего дерева пластами и остаётся на ладонях. Дёргаю ручку — результата нет. Лишь гвозди скрипят, да навесной замок колотится о косяк. Тук-тук, тук-тук. Как часы… Под этот ритмичный стук начинает заходиться и моё сердце.

Вместе с сердцебиением приходит паника. Обжигающая и разъедающая, как нагретая кислота. Она душит, щекочет, покрывает кожу мурашками. На мгновение мне становится тепло, и даже горячо, словно кровь разгоняется в сосудах. Но я глотаю промороженный воздух, и иллюзия рушится.

Холод возвращается снова и становится поперёк горла. Только вот ужас никуда не уходит. Застыл стеклом в самом сердце: не вытащить! Сморозил артерии и вены! Выдыхаю напористым залпом, пытаясь расколотить его. Чувствую, как капельки испарины от моего дыхания оседают на щеках. Чувствую, но не вижу. Тревога лишь разрастается, пуская отростки по капиллярам. И стреляет семенами метастазов, как бешеный огурец.

Прохожу ещё пару метров. И без того кромешная тьма сгущается. Теперь я знаю, каково это — быть слепой. Если у чёрного есть градации, то это — абсолют. Пик параболы. Совершенство цвета.

— Господи, — шепчу я в темноту. — Господи, помоги мне…

Шёпот тает вместе с ледышками на губах. Но тишина воцаряется лишь на миг. Я понимаю, что слышу чужое сопение и шлёпанье. Кто-то приближается сквозь мрак.

Ужас пришпиливает меня к стенке. Осколки промёрзлого кирпича впиваются в поясницу. Судорожно соображаю, что делать. Можно промолчать, затихнув в уголочке: глядишь, и не обнаружит. Но, видимо, я слишком глупа. Или слишком люблю расставлять точки над ё. Потому что я выкрикиваю в черноту:

— Кто здесь?!

Ответа нет.

— Кто тут? — повторяю я, задыхаясь от нарастающей тревоги.

Дикий вой разрезает морозную тишь.

Человеческий ли?!

Грудь прессуют тиски, и я больше не в силах держаться. Крупная дрожь, пулями пробивающая мою плоть — не следствие холода. Она — порождение моего ужаса. Ржавого гвоздя, что застрял в подсознании и баллотирует, как тромб в сосуде.

Мой визг перекрывает адское завывание. Горло сдирается в кровь. Звуки смешиваются в ужасающую какофонию. Воистину, ад наяву, только какой круг?! Я вздрагиваю, срываюсь с места и бегу в пустоту, занавешенную мраком. С размаха налетаю на стены, бетонные плиты и двери. В конце концов, я перескакиваю через небольшой выступ, спотыкаюсь и проваливаюсь по пояс в неглубокую яму.

Перевожу дыхание. Вокруг снова сгущается тишина. Но вот сквозь темноту прокрадывается знакомое сопение, и я понимаю: мой преследователь никуда не исчез. Он не сдаётся так быстро, как я.

Резкий холод окутывает нижнюю часть моего тела. Я судорожно ощупываю ловушку. Стенки ямы отполированы и покрыты толстым слоем наледи. В самой глубине её слышится мерное гудение. Я опускаюсь на колени, стараясь погрузиться в углубление полностью, и нащупываю на дне металлические тюбики, похожие на тубы с детским кремом. На всякий случай, рассовываю несколько штук по карманам: скорее, интуитивно, нежели намеренно. Лёд холодит кожу, похищая последние отголоски чувствительности. Ноги делаются деревянными.

Сопение и шлепки становятся громче. Неумолимо. Каждая секунда приближает нашу встречу.

— Пожалуйста, — стон рвётся наружу. Мои губы дрожат. — Прошу тебя. Оставь меня в покое.

Преследователь не произносит ни слова. Лишь сопит сильнее. Даже воздух дрожит от его дыхания! Намеренно нагнетает ужас, не иначе! Но это ни к чему: я уже не в силах сопротивляться. Концентрация страха в моей крови превысила все допустимые пределы. Я готова биться оземь, умолять, рвать на себе волосы, лишь бы меня от него избавили. Лишь бы из моей головы вытащили ржавый гвоздь.

— Уходи, — плачу я. Слезинки тут же смерзаются на моём лице, превращаясь в ледяные стрелы. — Пожалуйста, уходи. Я боюсь тебя.

Тишина снова прерывается. Но на этот раз — к счастью или к беде — виною этому не мой преследователь.

Вдалеке слышится громкий шлепок. Словно большой мешок с мукой или картофелем упал с высоты.

Мой преследователь ухает во тьме, как сова. Хорошо ещё, что глаза его при этом не загораются: иначе я бы точно умерла от страха. Затем шлепки и сиплое дыхание начинают стремительно отдаляться. Кажется, он хорошо знает это место. Настоящий владыка темноты.

Постанывая, выползаю из ледяной ямы. Онемевшие пальцы выкручивает судорога. Дыхание сипом вырывается сквозь обветренные губы.

Когда я наконец поднимаюсь на ноги и перевожу дыхание, в голову приходит шальная мысль. Неплохо было бы заручиться поддержкой владыки темноты. Может быть, он — не предатель, как эти двое…

Десять

— Вот он, — я торжествующе смотрю на трещину в стене.

— Не прошло и полгода, — выдыхает Лорна. Но в её глазах уже нет энтузиазма. Последний час словно похитил её невесомость, одарив оковами.

Бетонный разлом похож на огромный, прожорливый рот. Кривые края обрамляет клетчатая сетка арматуры. Пространство за волнистыми изломами намного темнее, чем здесь, в комнате. Мрак кажется тягучим и осязаемым. Живым. Он пахнет гнилым картофелем и крысами. Он тянет к нам руки, желая вобрать в себя.

Очень надеюсь, что с крысами встретиться нам не придётся.

— Ты же в ней застрянешь, — глубокомысленно констатирует Даша. — Хотя, может, оно и к лучшему. Дыры в стенах ведь шпаклюют ватой, чтобы не продувало.

Я искоса поглядываю на четвёртую. Она и не думает шутить. Этого она мне и желает: быть погребённой на руинах, в объятиях стен. Наверняка, и кровь мою лизать придёт, падальщица. Что за хамство: выставлять меня виноватой, когда сама начала первая?!

— Вы сейчас за одно, между прочим, — Лорна вклинивается между нами: усталая и опустошённая, но настороженная.

— Мы — не за одно, — обрывает Даша. — Напомню, что я не хотела сюда тащиться и предлагала более простой вариант. И вам ничего не стоило меня послушать. Давно бы уже были на месте, если вам это так втесалось.

— Извини, Дашенька, что оторвала твой зад от подоконника, — сквозь зубы произношу я.

— Хватит, — вмешивается