Теория и история. Интерпретация социально-экономической эволюции - Людвиг Мизес

Поверхностный взгляд на проблемы правительства видит разницу между свободой и деспотизмом во внешних проявлениях системы правления и администрации, а именно в количестве людей, осуществляющих прямой контроль над общественным аппаратом сдерживания и принуждения. Подобный количественный критерий является основой известной классификации различных форм правления, предложенной Аристотелем. Концепции монархии, олигархии и демократии до сих пор сохраняют такой подход к проблеме. Однако его неадекватность настолько очевидна, что ни один философ не избежал упоминания фактов, не согласующихся с ним, и поэтому считающихся парадоксальными. В качестве примера можно привести факт, признаваемый уже древнегреческими авторами: тирания часто, или даже регулярно, поддерживалась массами, и в этом смысле была популярным правительством. Современные авторы называют этот тип правления «цезаризмом» и продолжают смотреть на него как на исключительный случай, обусловленный особыми обстоятельствами; но они также затрудняются удовлетворительно объяснить, что делает эти обстоятельства исключительными. Однако зачарованные традиционной классификацией люди молчаливо соглашались с этой поверхностной интерпретацией до тех пор, пока казалось, что она должна объяснять только один эпизод современной европейской истории, – а именно историю Второй империи во Франции [10]. Окончательно доктрина Аристотеля рухнула, когда столкнулась с «диктатурой пролетариата» [11] и автократией Гитлера, Муссолини, Перона и других современных последователей древнегреческих тиранов.

Путь к реалистическому разграничению свободы и зависимости был открыт двести лет назад в бессмертном эссе Давида Юма «О первоначальных принципах правления». Правление, учит Юм, всегда является правлением немногих над многими. Поэтому сила всегда находится на стороне тех, кем правят, а правителей не поддерживает ничего, кроме мнения. Это понимание, логически доведенное до своих выводов, полностью изменило характер обсуждения проблем свободы. Механическая и арифметическая точка зрения была отброшена. Если в конечном счете общественное мнение в ответе за структуру правления, то именно эта сила также определяет, будет ли существовать свобода или зависимость. Фактически, существует только один фактор, во власти которого сделать людей несвободными – тираническое общественное мнение. Борьба за свободу в конечном счете это не сопротивление деспотам или олигархам, а сопротивление деспотизму общественного мнения. Это не борьба многих против немногих, а борьба меньшинства – иногда меньшинства, состоящего из одного человека, – против большинства. Наихудшей и самой опасной формой абсолютистского правления является нетерпимое большинство. Таков вывод, к которому пришли Токвилль и Джон Стюарт Милль.

В своем эссе о Бентаме Милль указал, почему этот выдающийся философ не сумел понять реальную проблему и почему его доктрина нашла признание у некоторых самых благородных натур. Бентам, говорит он, жил «во времена реакции против аристократического правления современной Европой». Реформаторы его эпохи «привыкли видеть, что численное большинство везде несправедливо притесняется, везде попирается или в лучшем случае игнорируется правительствами». В такую эпоху легко забыть, что «все страны, характеризующиеся поступательным развитием или на протяжении длительного периода остававшиеся великими, были таковыми, потому что существовала организованная оппозиция правящей власти, какого бы рода эта власть ни была. ... Почти все когда-либо жившие великие люди были частью этой оппозиции. Везде, где такого спора не было, везде, где он был прекращен в результате полной победы одного из конкурирующих принципов и на месте старой борьбы не возникла новая, общество либо закостеневало в китайской стационарности, либо подвергалось разложению» <John Stuart Mill on Bentham. F.R. Leavis, ed. under the title: Mill on the Bentham and Coleridge. – N. Y.: Stewart. 1950. P. 85–7>.

Многим из того, что было здравым в политической доктрине Бентама, пренебрегли его современники, многое было отвергнуто последующими поколениями и имело небольшое практическое значение. Но его ошибочное разграничение деспотизма и свободы без колебаний признано большинством авторов XIX в. На их взгляд, подлинная свобода означала необузданный деспотизм большинства.

Не умея мыслить логически и будучи невежественными как в истории, так и в теории широко превозносимые «прогрессивные» писатели отказались от фундаментальных идей эпохи Просвещения: свободы мысли, слова и информации. Не все из них были столь же откровенны, как Конт и Ленин; но все они провозглашали, что свобода означает право говорить только правильные вещи, а фактически вывернули идеи свободы мысли и совести наизнанку. Не «Силлабус» [12] папы римского Пия IX проторил дорогу нетерпимости и преследованию инакомыслящих, а работы социалистов.

После непродолжительного триумфа свободы зависимость под маской свободы вернулась как завершение неоконченной революции и окончательное освобождение индивида.

Концепция абсолютных и вечных ценностей является необходимым элементом этой тоталитарной идеологии. Истиной является то, что провозглашают истиной те, кто находятся у власти. Инакомыслящее меньшинство недемократично, поскольку отказывается признать в качестве истины мнение большинства. Все средства «ликвидации» этих мятежных негодяев являются «демократическими» и поэтому нравственными.

Глава 4. Отрицание ценности

Исследуя ценностные суждения, мы смотрели на них как на предельные данные, не поддающиеся никакому сведению к другим данным. Мы не утверждаем, что ценностные суждения в том виде, как они высказываются людьми и используются в качестве руководства к действию, являются первичными фактами, не зависящими ни от каких условий внешнего мира. Такое допущение противоречило бы здравому смыслу. Человек – часть Вселенной, он продукт действующих в ней сил, и все его мысли и действия подобно звездам, атомам и животным – элементы природы. Они вплетены в неумолимую взаимозависимость всех явлений и событий.

Утверждение, что ценности являются конечными данными фактами, означает, что человеческий разум не способен найти их причину в тех фактах и событиях, с которыми имеют дело естественные науки. Мы не знаем, почему и каким образом определенные обстоятельства внешнего мира вызывают в человеческом разуме определенную реакцию. Мы не знаем, почему разные люди и одни и те же люди в разные моменты своей жизни по-разному реагируют на одинаковые внешние раздражители. Мы не можем обнаружить необходимых связей между внешними событиями и идеями, которые они порождают в человеческом разуме.

Чтобы прояснить этот вопрос, мы должны проанализировать доктрину, разделяющую противоположное мнение. Мы должны исследовать все разновидности материализма.

Часть 2. Детерминизм и материализм

Глава 5. Детерминизм и его критики

Какой бы ни была истинная природа Вселенной и реальности, человек может узнать о ней только то, что позволяет постичь логическая структура его разума. Разум – единственный инструмент человеческой науки и философии – не дает абсолютного знания и окончательной мудрости. Бессмысленно заниматься умозрениями о предельных вещах. То, что по ходу изысканий человека предстает как конечная данность, не поддающаяся дальнейшему анализу и сведению к чему-либо более фундаментальному, может как оставаться, так и не оставаться тем же для более совершенного интеллекта. Нам это не известно.

Человек не способен мысленно схватить ни концепцию абсолютного ничто, ни возникновение чего-то из ничего. Сама идея творения выходит за пределы его понимания. Бог Авраама, Исаака и Иакова, которого Паскаль в своих «Мыслях» противопоставил Богу «философов и святых», является живым образом и имеет ясное и определенное значение для верующих. Но философы в своих попытках сконструировать концепцию Бога, описать его атрибуты и то, как он управляет мирскими делами, запутываются в неразрешимых противоречиях и парадоксах. Бог, сущность и образ действий которого смертный человек может четко выделить и определить, не будет похож на Бога пророков, святых и мистиков.

Логическая структура разума предписывает человеку детерминизм и категорию причинности. Человек видит, что все, что бы ни случилось во Вселенной, представляет собой необходимую эволюцию сил, энергии и качеств, уже присутствовавших в изначальном состоянии X, из которого возникли все вещи. Во Вселенной все взаимосвязано, и все изменения являются результатами сил, присущих вещам. Не бывает никакого изменения, которое не было бы необходимым следствием предшествующего состояния. Все явления зависят от их причин и обусловлены ими. От необходимого хода событий невозможно никакое отклонение. Все регулируется вечными законами.