В поисках потерянного звука. Экспериментальная звуковая культура России и СССР первой половины ХХ века - Андрей Владимирович Смирнов

оборудования, которое было конфисковано советской таможней. В период заключения, работая в «шараге», Термен получил доступ к части своего оборудования. Косвенным подтверждением этого является фотография, снятая в лаборатории акустики Московской консерватории в середине 1960‐х. На ней мы видим три терменвокса, причем один из них — RCA Theremin. Единственной возможностью появления этого инструмента в СССР была транспортировка его из США в конце 1930‐х самим Терменом. Все вышесказанное является также подтверждением того, что Лев Термен покидал США намеренно и хорошо подготовившись. Впрочем, в большой спешке, всего через три недели после женитьбы на Лавинии Вильямс, что не может не вызывать некоторых сомнений…

После возвращения в СССР Термен разворачивает активную деятельность, выходит на контакты со своими бывшими коллегами из спецслужб, стараясь найти работу и принести пользу стране. Последствия печальны. Нет ничего удивительного в том, что вскоре, 10 марта 1939 года Лев Термен арестован и осужден на восемь лет лагерей «за участие в контрреволюционной организации»[123].

Он впоминал: «По приезде в Москву работал над проектом института новой техники и сделал ряд научно-технических докладов в научных учреждениях и обще-информационный для комиссара НКВД Деканозова, в распоряжении которого я находился после ­приезда. Проект нового института был передан мною в ЦК партии на имя И. В. Сталина. Новые мои изобретения я посвятил открытию Верховного Совета (в начале 1939 г.). Это вызвало, по‐видимому, недовольство Деканозова, и я был арестован, а затем по постановлению Особого Совещания НКВД сослан в Колыму на 8 лет»[124].

Пережив год на Колыме, Термен попадает в легендарную «туполевскую шарагу» ЦКБ-29 — специальную тюрьму НКВД для ученых. «Там [на Колыме] я находился около года на дорожно-строительных работах, а затем вызван в Москву и в качестве заключенного, вместе с Туполевым, Королевым и другими работниками по авиации разрабатывал аппаратуру по авиационной электронике и сигнализации <…> После освобождения Туполева и его сотрудников (1940 г.) начал работу в теперешней лаборатории ОТУ КГБ (в Кучино) в качестве спецконтингента, затем вместе с ней эвакуирован в Свердловск. Там мною был разработан и налажен в производство передатчик для партизан, а затем передатчик “Десантная Белка”»[125].

Фотографии из дела Льва Термена. Лубянка. 1939. Архив Сергея Зорина

Находясь в «шараге», заключенный Лев Термен разработал систему подслушивания по отраженному от оконных стекол излучению «Буран», за которую в 1947 году получил Сталинскую премию I степени.

После освобождения Термен продолжает работать в конструкторских бюро в системе НКВД/КГБ, однако в начале 1960‐х годов он не сумел быстро переключиться на новую транзисторную технологию, что вызвало проблемы в его отношениях с непосредственными начальниками в КГБ. В октябре 1964 года он уходит на пенсию «по старости»: «…теперь я работаю на “общественных началах” в Лаборатории Реставрации [лаборатории Фотоархива СССР] (42 ч. в неделю) и в Акустической Лаборатории Консерватории (80 ч. в неделю)»[126].

Работая в акустической лаборатории, Термен пытается возродить свои американские разработки и исследования. Самым плодотворным был период с 1965 по 1967 год. Термен читает ряд докладов, подает множество заявок на изобретения, создает большое количество всевозможных научных приборов и электромузыкальных инструментов.

Терменвоксы в акустической лаборатории Московской консерватории. В центре — RCA Theremin. Середина 1960‐х. Архив Термен-центра

В апреле 1967 года в газете The New York Times выходит статья американского журналиста Гарольда Шонберга о Термене:

«МистерТермен исчез незадолго до войны, и больше ничего о нем не было слышно. Только немногие люди знали, жив ли он или уже мертв.

Но он очень даже жив. Это подвижный, разговорчивый человек 71 года, и он — преподаватель акустики в Московской Консерватории. На днях он провел посетителя по своей лаборатории, болтая без умолку. Он — худощавый человек с большой головой и поредевшими седыми волосами. Он выглядит и ведет себя как прототип “отмороженного профессора”[127].

“Я разработал электронный тюнер для органа, — говорит он, останавливаясь перед хитрым прибором с ручками и электронными лампами. — Он может настроить орган в любой строй, темперированный или нет”.

“Здесь, — он сказал, повернувшись к другой коллекции ламп и резисторов, — машина, для фотографирования звуков. У нее есть семьдесят каналов, настроенных через полутон. А вот мой Ритмикон. Он может произвести любую комбинацию сложных ритмов. Позвольте мне сыграть вам семь против девяти. Или, возможно, вы хотите услышать пять против тринадцати? Это очень важно. Дирижер может придти сюда и научиться отбивать ритм на четыре одной рукой и на пять другой… Вот Спектрограф для анализа тембров. Вот машина для замедления звуков без изменения их высоты. Теперь я покажу вам что‐то особенное. А вот, что я сделал с педалями фортепьяно. С помощью этого устройства вы можете увидеть процесс педализации фортепиано в виде цветных линий. Очень важно. Мы сравнили и перенесли на график педализацию многих великих пианистов, исполнявших одну и ту же пьесу. Очень интересно… Рихтер использует левую педаль чаще других” — сказал мистер Термен. Он привел посетителя в комнату, оборудованную небольшим танцевальным полом. Мистер Термен, стоя на полу, поднял руки и, совершая телодвижения, заиграл “Элегию” Массне практически ни на чем. Комната была заполнена звуком, и это выглядело немного жутко. Не было никаких проводов, никаких устройств, ничего видимого. Просто электромагнитное колдовство»[128].

Рабочее место Льва Термена в акустической лаборатории Московской ­консерватории. Середина 1960‐х. Архив Термен-центра

Одним из следствий этой публикации явилась интенсивная переписка Льва Термена с его американскими друзьями, что в СССР середины 1960‐х уже оценивалось как преступление. Реакция властей была очевидна. Администрация Московской консерватории практически лишает Термена возможности заниматься научно-исследовательской работой. Усиливается давление на руководство Лаборатории акустики, которая к началу 1970‐х находится на грани закрытия[129].

В 1972 году Термена увольняют. После изгнания из консерватории он не без труда устраивается на работу в лабораторию при физическом факультете МГУ. Формально числясь механиком факультета, в главном здании МГУ он проводит семинары для желающих послушать о его работах, изучить терменвокс.

В конце 1980‐х — начале 1990‐х он наконец получает возможность выезжать за границу, его приглашают на фестиваль в Бурже (Франция) и в США на празднование юбилея Стэнфордского университета, где он читает лекции и выступает в дуэте с «дедушкой» компьютерной музыки Максом Мэтьюсом[130]. На родине же ему с трудом, при помощи Героя Советского Союза, легендарной летчицы Валентины Гризодубовой, удалось выбить крохотную комнатушку в коммунальной квартире под лабораторию