Декстер мёртв - Джеффри Линдсей

– В моих заблуждениях прокуроры штата гости не частые.

– Вряд ли какой-то детективишка рискнул бы шантажировать прокурора. Хотя, кто знает, всякое может быть.

– Может, – согласился я. – Но не думаю, что в нашем случае. – Покосившись на меня, Брайан вскинул бровь. – Даже такой сумасшедший однобровый коротышка, как Андерсон, не осмелился бы угрожать прокурору. Хотя…

Я задумался. Совестливый трудяга приносит прокурору штата документальное подтверждение того, что некий детектив злоупотребляет служебным положением, совершает противоправные деяния и фальсифицирует доказательства. Однако прокурор штата не спешит благодарить трудягу и бросаться в бой со злобным нарушителем. Вместо этого он говорит Винсу идти куда подальше, просит оставить его в покое и велит, что называется, убиться об стену. В самом деле, не так должны вести себя прокуроры. Но мне на собственном опыте известно, что в нашей судебной системе ничего не работает так, как должно. Правда, пожалуй, это утверждение справедливо почти обо всем на свете: когда вы в последний раз встречали официанта, который всегда хотел быть официантом, а не ждет знака свыше, чтобы стать актером, писателем или танцором?… Но, разумеется, в судебной системе ставки выше – столько жизней висит на волоске, – поэтому невольно надеешься на лучшее.

Что ж, надежда – удел тех, кто не знает правды. А я в тот миг, как мне казалось, знал ее.

– Хотя, может, и так… – сказал я. – Но не слишком ли банально?…

– Не более банально, чем выражение «убейся об стену», – заметил Брайан. – А есть причины?

– Во-первых, это мое дело – вполне себе публичный фингал под глазом у всего полицейского участка. Прямо-таки национальное достояние.

– Интернациональное, – поправил Брайан. – В Мексике ты тоже засветился в новостях.

– Ну вот. Поэтому дело просто обязаны раскрыть. И сделать это можно, только обвинив кого-то вроде меня.

– И кто же подходит кроме тебя?

– Никто, – ответил я. – Но это еще не все. Представь, что ты адвокат.

– Право. – Брайан передернул плечами. – У меня ведь есть принципы.

– А теперь представь, что одного или даже нескольких твоих клиентов осудили на основании доказательств, предоставленных детективом Андерсоном.

– О.

– Да. Как только выяснится, что Андерсон однажды уже подделал доказательства…

– Не составит труда убедить судью, что он подделывал их и в другой раз, – догадался Брайан.

Я кивнул.

– Или еще хлеще: что он подделывал их каждый раз. На каждом своем деле. А ведь у детектива Андерсона, как и у большинства детективов, за спиной далеко не одно дело.

– И улицы заполонят отпущенные на свободу преступники, – подхватил Брайан.

– Точно. А до этого большинство предпочтет не доводить.

– Ну, что поделать. – Брайан ухмыльнулся. – Мы живем в удивительные времена.

– И очень суетные, – прибавил я. – Так что же будет, если каждого преступника, осужденного Андерсоном за последние пять лет, оправдают? Что тогда?… – Теперь эффектную паузу выдержал я.

– Ох, братцы, еще что-то? – ахнул Брайан с притворным ужасом.

– Маленькая деталь, – сказал я. – Во Флориде прокурора избирают.

– Браво! – Брайан развеселился. – Какая чудесная глупость!

– Да, не так ли? – согласился я. – Милосердие существует, только вот раздает его человек, который поднялся на трон, руководствуясь правилом «меньшее из зол».

– А чтоб его переизбрали, он должен предоставить внушительный список осужденных, – кивнул Брайан.

– Ага.

– Тайна раскрыта.

Мы въехали на автомагистраль и помчали по девяносто пятому шоссе на юг.

– Почти.

– Боже мой, что-то еще? – спросил Брайан нарочито испуганным тоном.

– Вполне может быть.

– Ну-ка, поделись.

– Ну, – сказал я медленно. – Чисто теоретически, а что, если все это действительно из-за меня?

– Ох, братцы. – Брайан впервые за все время нахмурился. – Бедняжка Винс… Но они ведь не станут его…

Я пожал плечами.

– Как я и сказал, это только теоретически. Не факт, что его в самом деле убьют.

– Как минимум, – продолжил Брайан, – оскорбят, опозорят и уволят.

– Почти наверняка.

– А этого допустить мы не можем. Он – наш единственный козырь и нужен нам живым и вменяемым.

Я с непривычной теплотой посмотрел на брата. Он сразу перешел к сути, вместо того чтобы лить воду о дружбе, чести и благодарности. Приятно быть рядом с тем, кто мыслит почти как я.

– Точно, – подтвердил я.

– А что, если с Андерсоном случится какой-нибудь ужасный несчастный случай? – предложил Брайан.

– Признаюсь, искушение велико, но это будет уж слишком подозрительно.

– Мы придумаем тебе прекрасное алиби, – искушал он. – Никто никогда не догадается, что это был ты.

Я покачал головой.

– Дебора поймет, – сказал я. – Она уже намекнула, что может однажды меня выдать.

– М-м, – протянул Брайан, и я понял, что он предложит, еще до того, как он открыл рот. – А что, если несчастных случая будет два?

Я открыл было рот, чтобы оборвать брата, велеть ему закрыть эту тему навсегда. Что бы ни произошло, моя сестра Дебора неприкосновенна. Об этом не может быть и речи… И тут я замер на полуслове, закрыл рот и задумался. Я уже рефлекторно отвергал саму мысль о том, чтобы исключить Дебору из игры, и, как любой рефлекс, этот не имел под собой осознанного решения.

Я никогда даже на мгновение об этом не задумывался. Семья, верность и обязательства – столпы, на которых внушением и тренировкой возвел меня Гарри, не позволяли мне этого сделать. Дебора была неприкосновенна на бессознательном уровне. Она была моим родным пепелищем, моим самым близким человеком и такой же неотъемлемой частью меня, как моя рука.

Но что теперь?

Теперь, после того как она опустила меня, отшила, обесчестила… Полностью отвергла меня и всю мою сущность… Разве теперь, когда она запросто сделала бы со мной все то, чего не смог сделать я, – так ли сложно отправить в долгое и темное путешествие?

Я почувствовал тихое, едва слышное урчание у себя в душе, где во мраке дремал, окутанный паутиной мой Пассажир; и я услышал, как он шепчет мне то, что я и так уже знал.

Это вовсе не было немыслимо – ничуть. На самом деле очень даже мыслимо. Более того, я отчетливо видел рифму в поэтичной красоте этой иронии. Дебз пожелала мне смерти – так разве не справедливо будет умертвить ее первой?…

Я помнил ее слова: никогда по-настоящему не был мне братом. Они все так же обжигали, и пламенная злость опаляла ту выдержку, которую стеной возвел внутри меня Гарри. Я никогда по-настоящему не был ей братом? Прекрасно. Это значит, что она никогда не была мне сестрой. Отныне и навеки мы больше не родственники, не семья, никто друг другу.