Библия Раджниша. Том 4. Книга 2 - Бхагван Шри Раджниш

Если вы сравниваете свет и темноту, то свет появляется и исчезает; темнота же остается, она вечна. Свет — временное явление, он имеет ограничение во времени. Утром солнце встает, вечером садится. И какой бы тип света вы ни создали, он имеет определенное ограничение: если топливо кончилось, то свет исчезнет. Он зависим, он — не независимое явление. Когда- нибудь даже солнечный свет исчезнет, так как в каждый момент он рассеивается. Солнце — огромный источник света; в течение миллионов лет оно дает свет, но с каждым днем он становится все слабее.

Есть несколько физиков, которые думают, что за четыре тысячи лет Солнце обанкротится — оно израсходует свой газ. Так много солнц умерло за время существования. Почти каждый день умирают сотни звезд, а они такие же огромные, как наше Солнце, — а на самом деле гораздо больше, чем наше Солнце. Наше Солнце имеет очень средние размеры. Оно очень большое по сравнению с нашей Землей — в шестьдесят тысяч раз больше, чем Земля, — но оно не такое большое по сравнению со звездами, которые не что иное, как солнца. Они выглядят такими маленькими, потому что очень далеко находятся. Есть солнца, которые в миллион раз больше, чем наше Солнце. Это Солнце не стоит того, чтобы его принимать в расчет.

Есть прекрасный рассказ, написанный Бертраном Расселом, — он написал несколько прекрасных рассказов. Всю свою жизнь епископ размышлял о Боге, о небесах, о своем служении Богу, а также о своей безбрачной, непорочной, богомольной жизни. Обычно, как только он засыпает, он думает о том, что если он умрет, то обязательно попадет в рай. Он засыпает и видит прекрасный сон. Вы можете назвать это прекрасным сном, вы можете назвать это кошмаром; это зависит от вас.

Ему снится, что он умер — возможно, продолжалась та же нить мысли. Он умер. Он так возбужден — это естественно, ведь сейчас он увидит Бога, а его репутация так чиста. Он никогда ничего не сделал против священного писания, против наставлений Божьих. Он был по-настоящему религиозно религиозным, весьма фанатичным в каждой мелочи — так и должно было быть согласно священному писанию. Естественно, что он был абсолютно уверен.

Его куда-то забрали — он, конечно, думает, что направляется в рай, — его оставили перед огромной дверью. Он пытается увидеть, где она кончается, но похоже на то, что она нигде не кончается; у нее такие огромные размеры. Он не может увидеть ни левую сторону двери, ни правую сторону, ни верхнюю часть; и он ощущает себя настолько крошечным, что даже маленькое насекомое, стучащееся в вашу дверь, не ощущает себя так плохо, так как он был еще меньше насекомого по сравнению с дверью. И, стуча в дверь… вы можете понять его страдание.

Он полностью осознавал., кто же его услышит? Если уж дверь такая большая, то что же говорить о дворце? И что же говорить о троне? И что же говорить об отце нашем, Боге? Епископ чувствует, что у него нет надежды, но делать нечего, поэтому он продолжает стучаться. Он может слышать свой собственный стук, и это все; а там безмолвие — нет ответа. Всю свою жизнь он молился именно этому… Теперь он немного сердится. Всю свою жизнь он молился, но ответа нет…

«Можно понять, что все произойдет после смерти. Сейчас смерть наступила, а мне в лицо смотрит закрытая дверь. Здесь даже никого нет, от кого я мог бы получить какую-либо информацию. По крайней мере, здесь могло бы быть справочное бюро. Люди должны сюда приходить и стучаться в эту дверь».

«Я прекрасно могу понять, что миллионы людей, должно быть, умерли, стучась в эту дверь, — умирали снова и снова»… поскольку вы не можете умереть на самом деле, вы вечны. Поэтому вы должны будете умереть снова и стучать, умереть снова и стучать.

…Он не может представить себе, сколько же времени прошло, а он все стучал, стучал и стучал. Он начинает чувствовать, что опять стареет и приближается смерть, а он все еще стучит.

«Не обман ли это — то, что сказал Иисус: „Вы будете встречены с оркестрами и ангелами, славящими Бога?“ Нет ни ангелов, ни оркестров — но, по крайней мере, кто-то должен открыть дверь и впустить меня». В это время маленькое окошко — я говорю, что оно маленькое по сравнению с дверью; дверь была все такой же огромной, что он не мог видеть ее размеры, — открылось маленькое окошко. А теперь он стал привыкать к вещам «маленьких» размеров. Маленькая голова — он не мог увидеть все лицо, только отдельные части, но он смог разобрать, что кто-то смотрит на него. И он почувствовал себя подавленным, униженным; он никогда не был так оскорблен. Но что поделаешь?

Епископ говорит.: «Вы Бог?»

Голова говорит: «Нет», а голос этот настолько громкий, что епископ чувствует, что его уши почти готовы лопнуть.

Он говорит: «Не можете ли вы сказать это немного мягче? Просто шепчите; для меня будет достаточно, чтобы вынести это. Не говорите, а лишь шепчите. Если вы не Бог, то кто же вы?»

Голова говорит: «Я — всего лишь стражник. Я никогда не видел Бога, так как мой долг — быть на воротах; а Бог живет далеко, очень далеко — мы только слышали об этом из священных писаний — в огромном дворце. Я не знаю туда дорогу. У меня нет храбрости… и, кроме того, мой долг — быть здесь, я не могу идти куда-то еще. Но кто вы — я ведь не вижу вас?»

У человека такие большие глаза; как он может увидеть такое маленькое насекомое? А епископ говорит: «Я — епископ такой-то».

Стражник говорит: «Это не имеет никакого смысла. Пожалуйста, скажите мне, откуда вы идете?»

Епископ говорит: «Я иду с планеты Земля».

Стражник говорит: «Это слишком маленькое место — есть миллионы земель. Которая земля? Пожалуйста, скажите мне индекс».

«Индекс? — говорит епископ. — Мы никогда не слышали об индексе. Наша Земля имеет индекс?»

«Каждая планета должна иметь индекс; иначе как мы догадаемся, откуда вы идете и кто вы? Если вы не знаете индекс, то, по крайней мере, пожалуйста, скажите мне