Дети ржавчины - Михаил Тырин

Утро вечера мудренее, решил я наконец. И отправился спать. Свет уличного фонаря отразился в открытых глазах Леры. Вот ведь дуреха, не уснет, пока я не успокоюсь.

Я устроился поудобнее, закрыл глаза. И тут... Вот оно! Я увидел то, что тайком выжидало в бездне подсознания, оно наконец выглянуло из мрака, показало свой маленький кусочек.

У меня заколотилось сердце, а все остальные части тела онемели, словно бы сейчас решалось - жизнь или смерть.

Не сошел ли я с ума?

...Пронзительно синее небо. До горизонта - степь, покрытая редкой бледно-зеленой травкой. Где-то рядом водоем - блики играют на стенах приземистых строений с круглыми крышами. Все настолько яркое, реальное, полное мелочей и деталей, словно я сижу перед телевизором, а не лежу с закрытыми глазами на кровати.

Я не выдержал и открыл их. Видение растаяло.

- Не спишь? - прошептала Лера.

- С чего ты взяла?

- Слышу, как ты дышишь.

Я повернулся на бок, закопался в одеяло, чтобы меня было не видно и не слышно.

Через минуту картинка вернулась. Теперь она принесла с собой шум ветра и даже запахи. Я почувствовал, что могу шагнуть в нее из темноты своей спальни, словно на ярко освещенную сцену. Каждую секунду рождались новые подробности и ощущения, и вскоре я уже чувствовал даже солнечное тепло на лице.

Но смотреть на степь быстро надоело. Что, если попробовать повернуться? Там, кажется, должен быть такой длинный прямой пруд, похожий больше на канал с песчаными берегами. Мы вечно бегали туда купаться и нырять с пушки. Да, именно с пушки!

Стоп! Боже праведный, откуда я все это знаю? Откуда это взялось в моей бедной голове?!!

Ответа не было. Одна половинка моего существа была сейчас там, другая же ощущала спиной складки горячей простыни.

Итак, пушка. Огромная, ржавая, она наклонно торчит, нависая над водой. Вероятно, когда-то это был не пруд, а ее ложе, в которое она пряталась после ратной работы. Может, это и не пушка вовсе, а просто какая-то труба... Теперь механизм забился землей и камнями. А мы соревновались - кто выше заберется по темному шершавому стволу и прыгнет в воду...

Откуда это? А ведь можно повернуть голову еще дальше - и увидеть город!

Беспорядочное, на первый взгляд, скопление невысоких зданий с круглыми крышами. Можно войти в него и побродить...

Едва лишь я попытался это сделать, все кончилось. Словно выдернули шнур из розетки.

В эту ночь мне удалось уснуть с большим трудом.

ОТКРОВЕНИЯ

На следующий день я был на работе едва ли не раньше всех. О законном праве на отдых после экспедиции нечего было и думать. Необходимо повидаться с Петром, прежде чем нас начнут крутить аналитики.

Но, придя в кабинет, я час или полтора простоял у окна, не в силах оторваться от воспоминаний о своих ночных видениях. Их стало значительно больше, хотя по-прежнему они были непонятны и беспорядочны.

Я видел угловатые серебристые машины, что со свистом взлетали и садились где-то на окраине города. Мелькали какие-то лица - то радостные, то искаженные ужасом. Разливалось на горизонте море синего огня, закрывая горную гряду. Разверзались трещины, в которые уходили целые улицы. Много было и других непонятных и необъяснимых образов.

Я так и не смог себе ответить - что это было? Сны? Но сны после пробуждения забываются и ускользают. А тут все наоборот - я стою у окна и вспоминаю все новые и новые детали, подробности, лица, даже голоса.

Воспоминания? В моей жизни не было ничего этого, даже пруда с огромной ржавой пушкой. Я хорошо помнил свое детство. В нем была старинная школа из красного кирпича с залитыми водой подвалами. Была скамеечка во дворе, где старшие ребята делились с нами, малышней, своими хулиганскими мыслями и историями. Много чего я мог вспомнить, но не было в моем прошлом стальных машин, уносящихся вдаль стремительными стаями. Не было огня, клубящегося над горами.

В конце концов, до предела измотав себя размышлениями, я повернул ключ и вышел из кабинета.

И почти немедленно был схвачен за рукав какой-то малознакомой особой из Сектора классификаций. Оказалось, Гришаня проигнорировал правило о протоколировании исследований и записи вчерашних событий на лугу не существует. Теперь эксперты надеялись восстановить хоть что-то по нашим рассказам. С одной лишь целью: сопоставить признаки и дать ответ - чем было вчерашнее Нечто. Или зафиксировать его как вновь открытое Явление.

Интересно, как они его назовут. Мнемозавр? Или Гипнодок? Скорее всего просто - Ершовский феномен. Как бы там ни было, меня это мало волнует. Собственные проблемы куда важнее.

Я пообещал зайти, как освобожусь, и отправился искать Петра. Пользоваться телефоном не хотелось - такие разговоры следует вести с глазу на глаз.

Дверь в Петькин кабинет оказалась заперта, я постучал. Мне открыли не сразу. Мы встретились взглядами - и сразу все друг про друга поняли. Поговорить нам, без сомнения, стоило.

- Выйдем на крышу? - предложил Петр. Вертолетная площадка была пуста. Гигантская буква Н в белом круге блестела, как новая - позавчерашний дождь смыл с нее всю пыль, а новая еще не залетела на высоту в шесть этажей. Мы подошли к краю крыши, облокотились о перила. Очень удобно разговаривать на краю крыши, если не хочется смотреть собеседнику в глаза. Всегда можно сделать вид, что глядишь вниз, ведь там столько всего.

- Кто первый рассказывает? - проговорил Петя, словно предлагал выбирать водящего в детской игре.

- Ты.

- Хорошо. Ну, что... До дома вчера добрался нормально. Лег спать. Начала сниться какая-то ерунда, а потом...

- Какая ерунда? - прервал я его.

- Да ну... Полная чушь. Не хочу и рассказывать.

- Петя, это важно.

- Ну хорошо, хорошо, - он сделал мученическое. лицо и закатил глаза, словно бы с трудом вспоминая. - Снилось, будто идем мы с тобой... или не с тобой - не помню. Одним словом, идем по траве, по полю. Впереди - деревня. Красивая такая, домики уютные, крепенькие - как игрушки. Идем, а сзади семенит какой-то... Мне почему-то показалось, японец. Маленький, чернявенький, в белом халате. Бежит, хватает за руки, норовит что-то сказать. Я отмахиваюсь, прибавляю шагу, а он не отстает. Наконец забегает вперед, руки расставляет, и мы, так и быть, останавливаемся. И тут... Я не очень понял, как это получилось... Он, этот японец, как будто бы берет за край деревни - и отодвигает в сторону. Словно шторы отдернул, представляешь? А там - за этими "шторами" - рычаги, пружины, шестеренки - чего только нет! Ну... собственно, и все.

- М-да... - только и сказал я.

- Я же говорил - чушь, - виновато развел руками Петька. - Но это только цветочки. Я после такого дела проснулся, минут пять провалялся, удивленный, и опять уснул. Самое-то жуткое утром началось. Помнишь, у меня дома целая стенка фотографий? Еще от бабки с дедом остались. Я просыпаюсь, смотрю на одну. Там мой дед с тремя офицерами. Они тогда в, Праге были, после войны. Всю жизнь смотрел на эту карточку, привык к ней, как к обоям. А тут вдруг что-то во мне дрогнуло. Зову свою маманю с кухни и спрашиваю: вот этого майора, слева от деда, Николаем зовут? Она говорит, да, дядя Коля. Она ведь тоже с дедом в Праге жила, он там долго был и всю семью туда перевез. Матери моей тогда лет четырнадцать исполнилось, она всех дедовых друзей помнит.