Искатель. 1981. Выпуск №6 - Виктор Пшеничников

Здесь, на «ул. мар оч ож», строфа кончалась. Первая строфа.

Все это, весь этот теперь уже ясный Ровнину смысл Лешкиной записки, весь расклад мелькнул перед, ним, когда он закончил набирать последнюю цифру — 12 из телефонного номера начальника ОУРа. Гудки, щелчок. Уверенный, отрывистый, пожалуй, даже злой голос:

— Семенцов слушает.

Мешкать с таким голосом никак нельзя.

— Иван Константинович, здравствуйте. Я к вам из Москвы, от Сергея Григорьевича.

Это была условная фраза. Ровнин вполне мог сейчас говорить с Семенцовым просто, открытым текстом. Но если уж он применил условную фразу, то и Семенцов должен ответить ему тем же. Слова же Ровнина означали: «Все в порядке, я приехал и разместился».

— Андрей Александрович? — Голос Семенцова помедлил. — Очень приятно.

Ровнин вздохнул. Фраза Семенцова означала: «Я все понял. Подтверждаю ваш приезд и готов встретиться для разговора». Во фразе начальника угрозыска Ровнину надо было проследить за порядком слов. Если бы он был нарушен, фраза не имела бы никакого скрытого смысла. Тут же Ровнин подумал: может быть, полковник недоволен, что он слишком темнит? Нет, Семенцов пока ничем не показал, что считает конспирацию Ровнина излишней.

— Как нам с вами встретиться, Иван Константинович?

— Пожалуйста, я жду вас.

— Прямо сейчас?

Вот оно, недовольство. В этой паузе — в ней четко проглядывается если не недовольство, то уж, во всяком случае, легкое раздражение.

— А что, вам сейчас неудобно?

Начальник угрозыска считает, что он, Ровнин, с конспирацией перегибает палку. Ровнин закрыл глаза и прислушался к шуршанию мембраны. Спокойно. Ау, Ровнин? Досчитай до пяти. Нет. В нем, внутри, сейчас нет никаких эмоций. Он спокоен. Главное для него — раскрыть опасную группу, он должен ее раскрыть и раскроет, а остальное пустяки. «Шэ приз кор, если инт бэ».

— Может быть, вы будете сегодня в городе?

— В городе?

«Да, в городе», — спокойно повторил про себя Ровнин. В конце концов, можно найти тысячи мест, где они могли бы встретиться. В городе, потому что он не хочет даже показываться у здания УВД. А тем более входить и выходить оттуда. Начальник ОУРа, да еще с многолетним стажем, должен все это понимать.

— Андрей Александрович, так заходите вечерком ко мне домой. Часиков в семь. Адрес ведь вы помните?

Кажется, с выводами насчет Семенцова он поторопился. Ровнин почувствовал облегчение. Вполне профессиональный поворот в разговоре. Семенцов все понял.

— Большое спасибо, Иван Константинович, я обязательно зайду. Не буду вам больше мешать. Всего доброго, до вечера.

— Всего доброго.

Ровнин положил трубку. Откинулся в кресле. Тихо. Очень тихо. И уже половина одиннадцатого. Сейчас бы позавтракать. Только чем? До семи вечера он, конечно, успеет сделать то, что задумал, если все будет хорошо и ему ничто не помешает. «Шэ приз кор, если инт бэ». Тогда, когда Лешка приставал к нему, а он все отмалчивался… В пятом классе Лешка все пытался выяснить, какая же марка самая дорогая в мире. И он, чтобы отвязаться, сказал: «Голубой Маврикий». Потом Евгения Александровна два раза приходила к его матери, плакала и жаловалась, что у нее исчезла кроличья горжетка. «Дело не в том, зима прошла, мне не жалко. Но поймите, он ведь никогда не воровал!» У Ровнина тогда залило марки — соседи наверху забыли закрутить кран. А примерно через неделю на переменке Лешка отвел его в сторону и показал марку. «Держи. Голубой Маврикий». Он, Ровнин, долго рассматривал марку. Потом спросил: «Где взял?» — «Купил за тридцатку» — небрежно сказал Лешка. Лешка не знал, конечно, что ему подсунули фальсификат. Но Ровнин определил сразу, что это чистая подделка, причем даже не очень умелая. Конечно, говорить об этом Лешке он тогда не стал.

Через час с небольшим он уже стоял на углу улицы Плеханова и Матросского переулка — именно здесь размещалось общежитие Южинского пищевого техникума.

Прежде всего он изучил подходы к переулку. Улица Плеханова оказалась довольно оживленной, движение на ней было четырехрядным в обе стороны. По улице проходил троллейбус номер третий; остановка, на которой сошел Ровнин, называлась «Матросский переулок». Сам Матросский переулок оказался чуть сзади, метрах в двадцати от остановки.

Сойдя, Ровнин огляделся. В общем, этот район оказался не очень далеко от центра, ехать ему пришлось всего около двадцати минут. Переулок был узким, тихим и тянулся далеко, до следующей улицы. Здесь, на углах улицы Плеханова, стояли два дома довольно старинной конфигурации: один шестиэтажный, красного кирпича, второй, с дальней от остановки стороны, был четырехэтажным, с лепными украшениями и светлой потрескавшейся штукатуркой. В этом доме на первом этаже размещался магазин «Молоко»; вход в магазин был с улицы Плеханова, но два окна выходили в переулок.

Ровнин не спеша двинулся по тротуару. Тротуар был старым, с проломами и щербинами. Над аркой ближнего к магазину дома висела табличка: «Матросский пер., д. № 14». Значит, номер шесть, в котором расположено общежитие, должен быть с этой же стороны. Если нумерация не перепутана, четвертый от улицы. Ровнин шел, вглядываясь в дома и дворы, и от нечего делать считал прохожих. Ему встретились только двое — старушка с кошелкой и девушка, несшая в руке большую папку. Четвертый дом с правой стороны открылся сразу же, и он вполне походил на общежитие. Желтый, трехэтажный, с фальшивыми, покрытыми трещинами колоннами. В центре здания, вровень с колоннами, выступала невыразительная дверь. Подойдя к дому, Ровнин увидел, что на стене рядом с этой потертой, обшитой коричневым стеганым дерматином дверью прилажена вывеска: «Южинский техникум пищевой промышленности. Общежитие».

Ровнин открыл дверь и вошел. За дверью оказалась небольшая прихожая со стенами, покрытыми голубой краской. Краска во многих местах посветлела, а кое-где просто сошла, открыв белесо-желтую штукатурку. Справа от входа в прихожей висел небольшой темный стеллаж для писем; в открытых ячейках, обозначенных буквами, лежало несколько конвертов и открыток. С другой стороны прихожей, слева, стоял пустой стол. Из прихожей, отделенной от входа в общежитие застекленной сверху перегородкой, вела еще одна дверь, тоже застекленная. За перегородкой справа, сразу у двери, Ровнин разглядел стол с телефоном. За таким столом у входа обычно сидит дежурная. Сейчас ни в прихожей, ни за столом дежурной не было.

Ровнин прислушался. Ни шагов, ни голосов. Помедлив, открыл застекленную дверь и остановился у стола. Рядом с телефоном лежали старые роговые очки. В общем, так и должно быть. Сейчас занятия, все в учебном корпусе. Наверх вела лестница, в обе стороны от стола расходился небольшой полутемный коридор с окнами в каждом конце. И с той и с другой стороны коридора Ровнин насчитал восемь дверей. Крайние двери с каждой стороны были чуть поменьше. Значит, служебные помещения. Обычно за такими дверями в общежитиях размещаются кухни, склады или туалеты. Ровнин осторожно кашлянул, но на его кашель никто не отозвался. «Тетя Поля! Пищ. тех! Св?» Эти слова, записанные в Лешкином блокноте, сейчас просто-напросто кричали, вопили и взывали к себе.