Три пятерки - Виктор Викторов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В минуту передышки Бабич выдыхает ему в самое ухо толчками слова, иначе не слышно: «Ну… что… я говорил… надо… продержаться… десять минут».
Но вот уже идет четырнадцатая минута, и хотя канадцы играют не столь грубо, как этого можно было ожидать (видимо, штрафная скамья им не по душе), но схватки проходят по-прежнему у наших ворот и обстрел шайбами издалека продолжается с такой же силой.
Но чем упорнее атаки, тем спокойнее действуют советские защитники, тем неудержимее желание Боброва пойти в атаку.
Важно начать, показать им, что мы не сбиты. Это наверняка им не понравится. И Бобров говорит Шувалову и Бабичу:
— Когда выйдем, сразу вперед.
«Бросок через борт. Скорее включиться в темп. Где Маккензи? Вон он. Бабичу выход свободен».
Но рывок Бабича был так стремителен, что ни Бобров, ни Шувалов не успели его подхватить. Он один ведет неравную борьбу. Под оглушительные крики советских туристов обошел одного, другого.
«Скорей вперед! Поздно! Бабич сбит. Канадская тройка идет в атаку. Молодец Сологубов, отбил!.. Так и есть, канадцы взволнованы. Снова грубят. Бьют клюшками».
Когда третий канадец должен был покинуть поле, Бобров с товарищами уступил место на поле второй пятерке.
«Сумейте использовать преимущество! Ведь вас же больше! Вперед! Атакуйте!.. Нет, атаки не ладятся. Когда же, когда? Снова пять канадцев на поле. Они атакуют, один за другим идут вперед. Но они не те, нет, не те. А мы?»
Бобров смотрит на товарищей. Пригнувшись, опираясь подбородками на клюшки, сидят две запасные пятерки. «Нет, мы те, самое трудное позади».
Все десять минут перерыва Бобров убеждал в этом товарищей. Канадцы растеряны. Надо сразу же идти в атаку. Но вот шайба снова в игре, а на поле ничего не меняется. Бушует силовая борьба, и каждый толчок грозит увечьем, трещат борта от наваливающихся на них человеческих тел, обломки клюшек летят в разные стороны.
Их надо осадить! Чего смотрят судьи! Нет, судьи смотрят! Четвертый канадец покидает поле, но тут же Сологубов в отчаянной схватке допускает недозволенный прием. Играют четыре на четыре.
Ничего не выходит. Ноет тело от ударов и бросков. Все труднее восстанавливается дыхание. Уже несколько раз Бобров, не дожидаясь своей пятерки, покидает поле, а игра еще впереди. Флойд Мартин не терял зря времени, да и Джек Маккензи тоже.
«Лишь бы не подвела нога, поврежденная еще в Лондоне. Да, это не шахматная партия. Лондонцы были правы».
Толчками в такт игре рвутся вперед мысли, а глаза неотрывно следят за водоворотом людских тел на льду. Этот водоворот как будто бы стал не таким бурным. Или так только кажется?
«Нет, канадцы снижают скорость. Конечно же! Они не идут вперед всей тройкой. Все чаще атакуют только двое, и защитники все реже выходят в среднюю зону, все дольше держат шайбу. Какая минута? Седьмая. Ну, вторая пятерка. Пришел ваш час».
— Темп, темп и темп, — кричит им вслед Чернышев. — Пасуйте почаще.
«Уваров! Молодец!»
И тут же это слово, рвущееся с губ Боброва, подхватывается советскими болельщиками.
«Мо-лод-цы!» — несется над стадионом, заглушая вопли канадских туристов. Уваров, развив огромную скорость, ворвался в зону канадских ворот.
«Неужели собьют? Где Кузин, где Крылов? Вот они! Болит нога… К черту ногу! Обводит защитника. Тот бьет по клюшке. Выбил! Уваров без клюшки. Это все Маккензи. Всей тяжестью своего огромного тела сбивает он Уварова. Молодец, какой молодец!..»
Казалось, что тот удар коньком по шайбе, который успел произвести Уваров, направив ее под клюшку Крылова, исторгнул из глубины льда неистовый крик «Мо-лод-цы!», потрясший стадион и слившийся с криком Боброва: «Бить с ходу!..» И Крылов пробил, дорогой, застенчивый, на все готовый для команды Крылов.
Можно ли проследить за полетом пули? Есть ли такой прибор? Но судья за воротами видит конечный пункт этого полета: сетка ворот — и зажигает красную лампочку. И Пучков с другого конца поля видит, что шайба в канадских воротах, и неуклюже подпрыгивает, размахивая своей широкой клюшкой. А Бабич, обнимая Боброва, смеющийся, ликующий, кричит ему в самое ухо:
— Я же говорил тебе: вторая пятерка!..
Сколько раз удавалось Боброву удачно завершать
атаки и видеть, как литой кружок, пущенный его сильной рукой, барахтается и трепещет, как живой, за спиной вратаря, но никогда еще не испытывал он такого вдохновенного восторга. Однако радоваться еще рано. Игра продолжается, и канадцы прилагают отчаянные усилия, чтобы взять игру в свои руки.
— Помогать защитникам! — дает команду тренер, выпуская первую пятерку. — Использовать каждый момент для контратак. Не снижать скорости.
Но как трудно держать высокую скорость! Не хватает дыхания. Ах, этот вчерашний матч! Но, несмотря ни на что, первая пятерка атакует. Вот и смена. Третья пятерка вырывается на лед. Поскорей занять места на скамье, не пропустить ничего! «Что это? Сидоренков толкает канадца рукой. Штраф две минуты. Так и есть, наши играют вчетвером. Будут обороняться? Нет, они атакуют. Молодцы!» И снова одновременно с мыслью Боброва слово «мо-ло-дцы!» гремит над стадионом, гремит, не смолкая все две минуты.
Последние три минуты до конца периода играет первая пятерка. Сейчас нужно хладнокровие, умение видеть поле. Канадцы будут штурмовать. Да, это так. Темп как в начале игры. Пучков все время в игре. Шайба то за воротами, то как бильярдный шар от борта летит в ворота. «Опасность! Не дотянуться! Бабич с лету падает под клюшку канадца, и ее крюк с размаху бьет не по шайбе, а по его груди. Неужели уйдет? Нет, нет, он снова на ногах, самоотверженный Макар!»
И, словно в награду, звучит сирена — перерыв.
Перерыв? Нет, его нет, желанного отдыха. Стоит закрыть глаза, и словно чья-то рука в бешеном темпе запускает фильм. Несутся, несутся кадры. В кинокамерах итальянских операторов, снимающих олимпийский фильм «Белый вихрь», ещё не проявленная пленка. В голове Боброва она уже проявлена, хотя еще не смонтирована рукой режиссера. Несутся, наплывают друг на друга кадры в белом вихре атак. Еще целых двадцать минут впереди. Болит нога. Ноет тело. И Бабич, лежащий рядом, потирает ушибленную грудь. Но когда Бобров открывает глаза, Бабич, улыбаясь, говорит ему:
— Вот видишь, я был прав: это игра второй пятерки…
Да, это была игра второй пятерки, и ей была предоставлена честь начать третий период.
«Умница Чернышев! Надо сразу использовать ее боевой порыв. Идет первая минута, а Уваров уже в зоне канадских ворот, и
