Русские поэты XX века: учебное пособие - В. Лосев

4 февраля – 13 мая 1923, Saarow

Я родился в Москве. Я дымаНад польской кровлей не видал,И ладанки с землей родимойМне мой отец не завещал.

России – пасынок, а Польше —Не знаю сам, кто Польше я.Но: восемь томиков, не больше, —И в них вся родина моя.

Вам – под ярмо ль подставить выюИль жить в изгнании, в тоске.А я с собой свою Россию В дорожном уношу мешке.

Вам нужен прах отчизны грубый,А я где б ни был – шепчут мнеАрапские святые губыО небывалой стороне.

25 апреля 1923, Saarow

РОМАНС[4]

«В голубом эфира полеХодит Веспер молодой.Старый дож плывет в гондолеС догарессой молодой.

Догаресса молодая»На супруга не глядит,Белой грудью не вздыхая,Ничего не говорит.

Тяжко долгое молчанье,Но осмелясь наконец,Про высокое преданьеЗапевает им гребец.

И под Тассову октавуСтарец сызнова живет,И супругу он по правуТомно за руку берет.

Но супруга молодаяВ море дальнее глядит,Не ропща и не вздыхая,Ничего не говорит.

Охлаждаясь поневоле,Дож поникнул головой.Ночь тиха. В небесном полеХодит Веспер золотой.

С Лидо теплый ветер дует,И замолкшему певцуПовелитель указуетВозвращаться ко дворцу

20 марта 1924, Венеция

ИЗ ДНЕВНИКА

Должно быть, жизнь и хороша,Да что поймешь ты в ней, спешаМежду купелию и моргом,Когда мытарится душаТо отвращеньем, то восторгом?

Непостижимостей свинецВсе толще над мечтой понурой, —Вот и дуреешь наконец,Как любознательный кузнецНад просветительной брошюрой.

Пора не быть, а пребывать,Пора не бодрствовать, а спать,Как спит зародыш крутолобый,

И мягкой вечностью опятьОбволокнулся, как утробой.

1–3 сентября 1925

ПАМЯТНИК

Во мне конец, во мне начало.Мной совершенное так мало!Но все ж я прочное звено:Мне это счастие дано.

В России новой, но великой,Поставят идол мой двуликийНа перекрестке двух дорог,Где время, ветер и песок…

28 января 1928, Париж

Не ямбом ли четырехстопным,Заветным ямбом, допотопным?О чем, как не о нем самом —О благодатном ямбе том?

С высот надзвездной МузыкииК нам ангелами занесен,Он крепче всех твердынь России,Славнее всех ее знамен.

Из памяти изгрызли годы,За что и кто в Хотине пал,Но первый звук хотинской одыНам первым криком жизни стал.

В тот день на холмы снеговыеКамена русская взошлаИ дивный голос свой впервыеДалеким сестрам подала.

С тех пор в разнообразье строгом,Как оный славный «Водопад»,По четырем ее порогамСтихи российские кипят.

И чем сильней спадают с кручи,Тем пенистей водоворот,Тем сокровенней лад певучийИ выше светлых брызгов взлет —

Тех брызгов, где, как сон, повисла,Сияя счастьем высоты,Играя переливом смысла, —Живая радуга мечты.

Таинственна его природа,В нем спит спондей, поет пэон,Ему один закон – свобода.В его свободе есть закон…

<1938>

Ходасевич В. Некрополь. М., 1996.

Ходасевич В. Собрание стихов. М., 1992.

Зверев В. Грустный путь Вл. Ходасевича // Вл. Ходасевич. Стихотворения. М., 1991.

Зорин А. Начало // Вл. Ходасевич. Державин. М., 1988.

Баевский В.С. История Русской Поэзии: 1730–1980. М., 1996. С. 240–245.

О.Э. Мандельштам

(1891–1938)

Трагическая фигура Осипа Эмильевича Мандельштама, погибшего в ГУЛАГе и на несколько десятилетий вычеркнутого из истории литературы, с начала девяностых годов привлекает к себе повышенное внимание читателей и исследователей. В его возвращении большую роль сыграла жена, Н.Я. Мандельштам, спасшая от гибели многие стихи и написавшая воспоминания, которые позволяют восстановить обстоятельства и детали жизненного и творческого пути поэта.

Закончив в 1907 году Тенишевское училище в Петербурге, Мандельштам много лет провел за границей. Он учился в Сорбонне, в Гейдельбергском университете, затем на филологическом факультете университета Петербургского.

Первые публикации стихов – в 1911 году в журнале символистов «Аполлон». Этот факт говорит об эстетических предпочтениях начинающего поэта. Но уже в 1913 году он оказывается в акмеистическом «Цехе поэтов» вместе с Н. Гумилёвым, А. Ахматовой, С. Городецким. Вышедший тогда же первый сборник стихов Мандельштама «Камень» засвидетельствовал, впрочем, что с товарищами по «Цеху…» его больше связывали дружеские чувства, чем творческие принципы. Много позже он сам укажет на свое место в акмеизме как «тоске по мировой культуре».

В поэтической генеалогии Мандельштама – К. Батюшков, А. Пушкин, Ф. Тютчев, А. Фет. Однако с первых шагов в поэзии он заявил о себе как о личности глубоко оригинальной, сумевшей сказать свое слово в богатой на таланты литературе серебряного века. В стихотворении под хорошо известным ценителям поэзии тютчевским названием «Silentium» он писал:

Останься пеной, Афродита, И, слово, в музыку вернись, И, сердце, сердца устыдись, С первоосновой жизни слито!

Мандельштам по преимуществу – лирик. Архитектура, музыка, философия – кладезь его основных тем.

Стихи времени войн и революций составили «книгу скорбей» – «Tristia» (1922), не встретившую понимания в критике. С этого года Мандельштам обращается и к прозе – «Шум времени» (1925), «Египетская марка» (1928), «Путешествие в Армению» (1933), – в которой важное место принадлежит эссе – «О природе слова» (1921–1922), «Конец романа» (1922), «Заметки о поэзии» (1923, 1927), «Разговор о Данте» (1933) и другим.

Последний прижизненный сборник «Стихотворения» (1928) вызвал уже не критику, а травлю. И если бы не помощь Н. Бухарина, судьба Мандельштама оказалась бы под угрозой. Что самое удивительное – ничего в этом сборнике откровенно антисоветского не было. Но его содержание, обращенное к кардинальным философским, нравственным, эстетическим проблемам человеческого бытия, весь его музыкальный стилистический строй абсолютно не вписывались в идеологические постулаты крепнувшего тоталитаризма.

Возможно, под влиянием травли, в поэзии Мандельштама и зазвучали современные социальные мотивы – таково антисталинское стихотворение «Мы живем, под собою не чуя страны…» (1933). За него поэт жестоко поплатился. На этот раз не помог и Бухарин. В 1934 году Мандельштам был арестован и приговорен к трем годам ссылки, сначала в Чердынь, а затем в Воронеж. Сюда к нему приезжала А. Ахматова:

А в комнате опального поэтаДежурят страх и Муза в свой черед.И ночь идет,Которая не ведает рассвета.

Ахматова уловила состояние творческого подъема, который, несмотря ни на что, после долгого перерыва переживал ссыльный поэт. Его результатом стали «Воронежские тетради», фактически последнее собрание стихов, увидевшее свет только через полвека.

По истечении срока ссылки Мандельштамы вернулись в Москву. Поэт стал очень осторожен, не допуская ни устных, ни письменных высказываний, которые властями могли быть истолкованы как враждебные. Более того, он написал «Оду Сталину». Но тот обид не забывал. Мандельштам был арестован снова. На этот раз все было кончено: эта ночь не дождалась рассвета.

Нет, не луна, а светлый циферблатСияет мне, – и в чем я виноват,Что слабых звезд я осязаю млечность?

И Батюшкова мне противна спесь:Который час, его спросили здесь,А он ответил любопытным: вечность!

1912

Уничтожает пламеньСухую жизнь мою, —И ныне я не камень,А дерево пою.

Оно легко и грубо:Из одного кускаИ сердцевина дуба,И весла рыбака.

Вбивайте крепче сваи,Стучите, молотки,О деревянном рае,Где вещи так легки.

1915

Бессонница. Гомер. Тугие паруса.Я список кораблей прочел до середины:Сей длинный выводок, сей поезд журавлиный,Что над Элладою когда-то поднялся.

Как журавлиный клин в чужие рубежи, —На головах царей божественная пена, —Куда плывете вы? Когда бы не Елена,Что Троя вам одна, ахейские мужи?

И море, и Гомер – все движется любовью.Кого же слушать мне? И вот Гомер молчит,И море черное, витийствуя, шумитИ с тяжким грохотом подходит к изголовью.

1915

ЛЕНИНГРАД

Я вернулся в мой город, знакомый до слез,До прожилок, до детских припухлых желез.

Ты вернулся сюда, так глотай же скорейРыбий жир ленинградских речных фонарей,

Узнавай же скорее декабрьский денек,Где к зловещему дегтю подмешан желток.

Петербург! Я еще не хочу умирать:У тебя телефонов моих номера.

Петербург! У меня еще есть адреса,По которым найду мертвецов голоса.

Я на лестнице черной живу, и в високУдаряет мне вырванный с мясом звонок,

И всю ночь напролет жду гостей дорогих,Шевеля кандалами цепочек дверных.

Декабрь 1930