Этот путь для савана - Джеймс Чейз

Проходя мимо Сейгеля, она сморщила ему нос.

– Спокойной ночи, Эйб, – сказала она от двери.

– Спокойной ночи, – ответил Голович с легким поклоном. Он старался, чтобы Маурер не заметил в его глазах возмущения.

– Спокойной ночи, Луи, – сказала она.

– Уберешься ты или нет! – возмущенно закричал Маурер. – Мы заняты!

– Спокойной ночи, дорогой! – Она вышла, прикрыв за собой дверь.

Маурер раздраженно взмахнул руками.

– Чертова баба! Если эта сука…

– Мы не должны заставлять миссис Конрад ждать, – резко прервал его Голович.

– Это верно, – сказал Маурер. Он взглянул на Сейгеля. – Подружись с ней, Луи. Она может быть полезной, но попридержи язык. Проверь, не пришла ли она что-нибудь выведать.

– Не волнуйтесь, – ответил Сейгель.

– Возвращайся к ней. Не мне учить тебя, как обращаться с женщинами, но все же будь начеку.

Сейгель кивнул и вышел в коридор. Дженни ждала его у коктейль-бара. Ему доставило садистское наслаждение увидеть какой обеспокоенной она выглядела. Было ясно видно, что она думала, не ушел ли он и оставил ее одну.

– Хороши же вы, – воскликнула она, заметив его. – Сказали пять минут, а пропадали четверть часа.

Он усмехнулся.

– Номер был занят. – И окинул ее оценивающим взглядом. Она была хороша, но все же не того класса, что рыжеволосая дьяволица. Но ничего, сойдет. Он возьмет ее где-нибудь в темноте и будет представлять, что это Долорес. Она никогда не забудет этой ночи, проведенной с ним. Он оставит в ее голове шрам, шрам – в честь Долорес.

– Пошли, – сказал он, властно беря ее под руку. – Давай поужинаем.

Глава 4

Моу Глеб смахнул изжаренную яичницу к себе в тарелку, добавил два толстых ломтя ветчины, бросил шипящую сковородку в раковину и отнес тарелку на стол.

Это был коренастый невысокий парень с копной рыжих волос на голове. Его небольшое конопатое лицо было белым, как бараний жир, небольшие глубоко посаженные глаза и тонкогубый рот были жестки и порочны. Он выглядел таким, каким он и был на самом деле: молодым хулиганом, который за деньги сделает что угодно.

Он сел за стол, налил чашку кофе и стал жадно есть.

Стоя у окна, Питер Вайнер наблюдал за ним.

– Ну, чего уставился? – недовольно спросил Моу, внезапно подняв глаза. – Никогда не видел человека, который ест?

– Я восхищаюсь твоим аппетитом, – спокойно ответил Пит. – Ты съел двенадцать яиц и два фунта ветчины с десяти часов вечера.

– Ну и что? Должен же я чем-то заняться. Какого черта ты не ешь?

Пит пожал плечами.

– Полагаю, потому, что не голоден. Как думаешь, сколько нам еще придется ждать?

Моу посмотрел на него, и на его лице вдруг появилось злое выражение.

“Парень со странностями, – подумал он. – Обвинять его нельзя. Любой, если у него будет такое красное пятно во всю морду, будет странным”.

– До тех пор, пока Луи не прикажет. – Он засунул кусок ветчины в рот, некоторое время жевал, потом пододвинул к себе кофе и сделал большой глоток.

– Никак не уловлю, почему именно тебе поручили выполнить это дело? Почему тебе? Почему не мне? Я пристукнул уже кучу людей, а ты ведь ни одного?

Пит кивнул головой.

– Когда-нибудь мне же надо начинать. – Он наклонился вперед, взял фотографию Фрэнс Колеман и уставился на нее. – Я хотел бы начинать не с нее.

– Да, черт побери, – ухмыльнулся Моу, – это правда. Я многое бы мог с ней проделать, не убивая. Многое.

Пит продолжал разглядывать фотографию. Лицо девушки как-то странно действовало на него. Не потому, что она была хорошенькая. Она была хорошенькая, но не более, чем средняя девушка Пасифик-Сити. Что-то в ее глазах трогало его, наверное, выражение искренней жизнерадостности, как у тех, кто находит жизнь самым увлекательным приключением.

Моу исподтишка наблюдал за ним. На нем был новый фланелевый костюм, коричневые ботинки и белая рубашка с голубым в красную полоску галстуком. Этот парень, подумал с завистью Моу, выглядит как первокурсник из какого-нибудь шикарного колледжа, он и разговаривает также.

Он не мог быть старше, чем сам Моу: около двадцати двух – двадцати трех. Если бы не родимое пятно, он был бы достаточно красив, чтобы сниматься в кино, – решил Моу, – но с таким пятном далеко не уедешь.

– Сейгель объяснил тебе, зачем мы должны делать эту работу? – вдруг спросил Пит.

– Я его не спрашивал. Задашь ему такой вопрос, а потом иди и покупай себе новый комплект зубов. – Моу налил себе еще кофе. – Это обычная работа, понимаешь? Не о чем беспокоиться. Ты же знаешь, как это делается, правда?

– Да, я знаю, – ответил Пит и застывшее тяжелое выражение появилось на его лице.

Глядя как он стоит, уставившись на улицу, Моу почувствовал тревожное беспокойство. Этот парень может быть несговорчивым, – подумал он. – Он вроде психа. Когда Пит так смотрел, Моу не хотелось сидеть с ним в одной комнате.

Как раз в это время зазвонил телефон.

– Я возьму, – сказал Моу и бросился к аппарату.

Пит снова взглянул на фото. Он представил себе, какое у нее будет выражение лица, когда она увидит его. Живой взгляд потухнет у нее в глазах и сменится испуганным неприязненным взглядом, какой все девушки бросали на него, когда встречались с ним. Он почувствовал холодное жесткое клокотание внутри. От тоскливого бешенства кровь застучала в висках.

Одно время он убеждал себя не обращать внимания на внешность. Нужно заставить себя улыбаться и попытаться преодолеть первое впечатление, которое он производит на девушек. Но ему никогда не удавалось преодолеть первого впечатления: они не оставляли ему никаких шансов. Они смотрели на него, как будто он был каким-то уродом, вызывающим жалость, поспешно отводили взгляд в сторону и находили любой повод, лишь бы не стоять с ним лицом к лицу. Она тоже так сделает, а когда она это сделает, то он убьет ее.

Моу ворвался в комнату.

– Пошли! У нас ровно полчаса, чтобы добраться туда, сделать дело и смыться, а это на другом конце города.

Пит взял стопку журналов, проверил трехдюймовый острый как бритва стилет, висевший под пиджаком, и побежал следом за Моу по грязным ступенькам на улицу, где у обочины стоял древний “паккард”. Хотя машина и выглядела старой, двигатель был почти новый, благодаря уходу Моу, и они ринулись с места с такой бешеной скоростью, которая всегда удивляла Пита.

– Вот что мы сделаем, – сказал Моу. – Я останусь с этим драндулетом и не буду выключать двигатель. Ты пойдешь и позвонишь. Если она подойдет к двери, разыграй эту комедию с журналами и добейся, чтобы она пригласила тебя войти. Если откроет кто-то другой, попроси позвать мисс Колеман. Понятно? Останься с ней один на один. Разыграй из себя ягненка или что-нибудь в этом духе. Понял? Потом врежь ей. Бей посильнее, и она не пикнет. Потом бегом возвращайся к машине. Мы удерем до перекрестка Уилкока и 15 улицы и бросим этот драндулет. Датч подберет нас и привезет в клуб. Мы садимся на быстроходный катер до Рейд Кей, а потом самолетом на Кубу.

– Ладно, – раздраженно сказал Пит, – я давно уже это знаю наизусть.

– Я тоже, но повторить лишний раз никогда не мешает. Самое трудное будет добраться до клуба. Если мы доберемся до него, тогда все в ажуре. Куба! Послушай. Ты был когда-нибудь на Кубе? Я видел фильмы. Потрясающе. А женщины!… – Он сложил свои тонкие губы и пронзительно свистнул. – Ну, приятель! Подожди только, пока я окажусь среди этих коричневых голубушек.

Пит ничего не ответил. Он почти не слушал Моу. Он подумал о том, что наконец-то подходит к решающему моменту в своей жизни. Вот уже несколько месяцев он думал о том, что ему придется отобрать у кого-то жизнь, поступить с кем-то хуже, чем природа поступила с ним, и он чувствовал, как внутри сжимается холодный узел.

– Вот эта улица, – сказал Моу после пяти минут езды. – Леннокс-авеню. Она здесь у некоей Банти Бойд. Пусть тебя это не смущает. Будет мешать, убей и ее. Он сбросил скорость и повел машину вдоль длинного ряда четырехэтажных домов. – Вон там, через дорогу.

Он развернулся и остановил машину на другой стороне улицы.

– Третий дом отсюда. Я подожду здесь. Как только ты выйдешь, я подъеду к тебе.

Пит взял свои журналы, открыл дверцу и вышел. Он чувствовал тошноту. Руки стали холодными, как лед.

– Ну, как ты? В порядке? – спросил Моу, глядя на него из автомобиля. – Это важно, Пит.

– В порядке, – ответил он и посмотрел на свои часы. Было тридцать две минуты одиннадцатого. У него еще оставалась двадцать одна минута на то, чтобы выполнить работу и смыться.

Он быстро пошел к дому, стараясь ни о чем не думать. Все будет в порядке, – говорил он себе. Когда он увидит ее подозрительный взгляд, тогда ему будет даже приятнее сделать то, ради чего он пришел.

Когда он шел вверх по тропинке, которая шла между двумя газонами, занавеска одного из окон на первом этаже двинулась. Он взошел по ступенькам, ведущим к парадной двери. Там было четыре таблички с фамилиями и четыре звонка возле них. Он прочел их. Квартира Бойд была на втором этаже. Внезапно он почувствовал, что за ним следят, и, обернувшись, увидел, как занавеска на первом этаже быстро стала на место. Неясная мужская тень вырисовывалась за ней.