Саня Дырочкин — человек общественный - Семён Ласкин

Мотька пронеслась мимо, поводок развевался за ней. Таких перепуганных глаз я ещё никогда у неё не видел.

Дорогу переходила какая-то старушка. Она вела за руки двух внучек.

Когда Мотька с Барсиком на спине проскакали мимо, старушка восторженно всплеснула руками.

— Смотрите, Оля и Воля! — закричала она. — К нам приехал цирк! Кот верхом на собаке!

Мужчина на автобусной остановке прикуривал, расставив широко ноги. Он чиркнул спичку, и в этот ответственный момент стремглав пролетела Мотька между его ногами.

— Ловко! — похвалил собаку мужчина и задымил папиросой. — Наверно, в милиции натренировали. Интересно, за кем это они так скачут?..

— Барсик! Барсик! — взывал Севка.

А я страдал из-за Мотьки.

Какой позор для её собачьей чести: носиться с орущим котом на шкирке!

После такого, пожалуй, и собакой-то числиться стыдно, взвоешь с горя!

— Смотрите, девочки, а вот и сам дрессировщик! — показывала старушка на Севку.

Она внимательно наблюдала с тротуара за интереснейшей цирковой программой.

— Какой юный! Наверно, это сын дрессировщика из цирка!

И тут Барсик свалился с Мотьки.

Он стрелой пронёсся мимо старушки и её внучек, вызвав вопли восторга!

Севка помчался за Барсиком. Мотька отчего-то рванула за Севкой. Я за — Мотькой.

— Давай наперерез, — успел скомандовать я.

Севка пересёк Барсику путь и, как вратарь, упал на кота, накрыв Барсика телом.

Я тоже упал и схватил Мотьку за заднюю ногу. Мотька, видимо решив, что это кот, испуганно взвыла.

…Пришёл я в себя только в лифте. А Мотька, кажется, не могла успокоиться ещё сутки. Ночью она скулила и металась, видимо, ей продолжал сниться Барсик. Нам с мамой пришлось ей дать чуточку валерьянки.

Утром, когда за мной, как обычно, забежал Севка, Мотька испуганно понеслась от него под кровать. Байкин, видимо, на всю свою жизнь безнадёжно пропах котами.

В холодильнике дома ничего вкусного не оказалось, а мне не хотелось идти к больной Феньке с пустыми руками. Я схватил из вазы конфеты и побежал к Поликарповым.

Севка уже ждал меня около Фединого подъезда с яблоками.

— Разве собаки едят яблоки? — удивился я.

Байкин почесал затылок, кажется, он и сам уже об этом думал.

— Вообще-то я сомневаюсь. Но, понимаешь… Я сказал бабушке, что собираюсь к больной. Она хотела дать апельсинов, но я объяснил, что больная апельсинов не любит. «Тогда возьми яблоки, — сказала она. — Яблоки всем полезны». — И Севка вздохнул. — Пришлось взять…

Дверь нам открыла заплаканная Юлька.

— Феньке совсем плохо… Мама говорит, помирает наша собака.

— Рано лить слёзы! — буркнул Севка. — Мы ещё поборемся за её жизнь.

В комнате было чисто.

Между столом и кроватью на половичке лежала больная Фенька и тяжело дышала.

Я присел. Севка остановился рядом. Фенька взглянула на нас гаснущим, безразличным глазом, кажется, ей уже никто не был нужен.

— Едва заставили выпить бульона, — сказал Федя. — От всего отказывается.

Мы вышли в коридор.

Нужно было срочно решать, что ещё можно для собаки сделать.

— Ребята! — без обиняков начал Севка, у которого, как известно, всегда рождались новые планы. — В бабушкиной записной книжке я нашёл адрес того ветеринара. Когда у нас болел Барсик, то, помню, бабушка говорила, что у такого доктора и она была бы не прочь полечиться. Дырочкин, — обратился ко мне Байкин за поддержкой, — ты же вчера видел, как силён и здоров мой Барсик? А ведь раньше он тоже был критически болен.

Я только пожал плечами. При чём тут Барсик, его всего-навсего мазали от чесотки?! Байкин, конечно, преувеличивал тяжесть кошачьей болезни.

Впрочем, в одном он был прав: собаке врач необходим. И немедленно.

Я посмотрел адрес: ветеринар жил примерно в четырёх остановках. Мы должны были безотлагательно к нему поехать.

— Там кинотеатр, — вспомнил я остановку. — Мы бывали на этой улице с мамой.

— Значит, едем?! — сказал Севка.

Федя тоже захотел ехать, пришлось уговорить его остаться около больной собаки.

Зашли в комнату попрощаться с Фенькой, приободрить её взглядом. Бока у собаки вздымались. У морды лежала нетронутая конфета.

— Держись, псинка, — сказал я как можно твёрже. Собаки, говорят, по голосу всё понимают. — Через час будем с ветеринаром!

Фенька закрыла глаза, точно поблагодарила нас с Севкой. У меня сердце сжалось.

Я готов был ехать за ветеринаром для неё хоть на Северный полюс.

То ли трамвай полз, как гусеница, то ли нам так не терпелось, но дорога, казалось, никогда не кончится. Мы вставали с мест, смотрели в окна, боялись пропустить нужную остановку.

— Если собака погибнет, то я пойду к директору бани и всё расскажу, — пригрозил я вполне конкретному человеку, которого рядом не было.

Севка сжал мой локоть.

— Мы вместе пойдём в баню! — поклялся он.

Дом, в котором жил ветеринар, стоял в глубине новостроек. Четырёхэтажный, он словно бы затерялся в этом районе среди двенадцати- и шестнадцатиэтажных.

Погода к вечеру стала хуже, валил снег, как в феврале, но был он уже по-весеннему мокрым, прилипал к лицу, быстро таял.

Парадную мы отыскали сразу.

Судя по номерам квартир, ветеринар жил на последнем этаже.

Мы взбежали наверх.

На дверях висела табличка:

ВРАЧ ПО ВЕТЕРИНАРНЫМ БОЛЕЗНЯМ

И. И. КРОЛИК

— Здорово, что он Кролик! — восхитился Севка. — Наверное, вроде доктора Айболита.

Фамилия словно бы обещала удачу.

На душе стало спокойнее. Я нажал на кнопку. И пока мы ждали, Севка обил снег с моей шапки, с воротника, с ботинок, принялся чистить себя. Входить в чужую квартиру мокрыми — это значит не понравиться хозяевам. Мы понимали: нужно произвести самое приятное впечатление на ветеринара.

Дверь открылась. Толстячок небольшого роста, чуть повыше нас с Севкой, в колпачке с помпоном, в полосатом тёплом халате возник перед нами. В его глазах светилась доброта.

Кролик сложил рот колечком, так что между губами стали видны два белых больших зуба, и глазами словно бы пересчитал нас с Севкой, потом удивлённо спросил:

— Ко мне?

— К вам, — подтвердил Севка, — если вы — Кролик?

— Я-то Кролик, а кто вы? — спросил он ещё более удивлённо.

— Мы просто люди, у которых беда, — начал я.

— Понимаю! — перебил Кролик. — Но где же тогда ваши папы и мамы?

Он будто бы давно ожидал нас со всем семейством и поразился, что мы растеряли родителей по дороге.

— Они дома, — объяснил Севка.

— Тэ-эк! — сказал Кролик и пошевелил губами и чуточку носом. Он почему-то отступил назад и стал закрывать дверь.

— Постойте, — закричали мы. — Вы же Кролик?!

Кролик оставил щёлку и молча смотрел на нас — видно, ждал объяснений.

— Понимаете, — начал Севка, — у моей бабушки был ваш адрес, вы лечили нашего Барсика…

— Ах, вас прислала бабушка, это другое дело! — успокоился Кролик и поглядел добрее. — А то я с детьми не веду никаких серьёзных переговоров.

Тут он вполне доброжелательно хрюкнул, удивив нас с Севкой. Как мы знали, хрюкают совершенно другие звери.

— Какое же поручение ко мне вам дала бабушка?

— Товарищ Кролик, — начал я как можно вежливее. — У нас погибает собака. Её кинули в прорубь, и она простудилась. Помогите, очень вас просим!

Кролик неопределённо покашлял:

— Собак тыщи, а Кролик один.

— В том-то и дело! — воскликнул Севка. — Это вы же спасли Барсика от чесотки в его молодые годы! Бабушка говорила, таких, как вы, больше нету!

Молчание затянулось. Кролик думал.

— А ваша бабушка… что-нибудь мне прислала?

— Что она вам могла прислать? — удивился Севка. — Барсик здоров, ему ничего больше не нужно. Собака болеет совершенно в другом доме…

— В другом? Я так и думал…

Из комнаты вышел мальчишка с пирожным; он слизывал крем и чмокал. Удивительно, как он был похож на ветеринара. Такой же Кролик, но только поменьше.

Старший Кролик оглянулся на младшего.

— Отойди, здесь дует! — Он с неожиданным вздохом пожаловался младшему. — Как это тебе нравится?! — воскликнул он. — Если я Кролик, то меня может требовать к себе любая собака?! — И поглядел на нас с гневом. — Пусть ваша бабушка возьмёт такси и за мной приедет. После работы я хожу на работу только на такси и за деньги!

Кролик щёлкнул задвижкой.

Я сжимал кулаки. Там у Феди погибала собака, а этот Кролик!.. Даже голова закружилась от злости — так бы и треснул.

Мы молчали до самой трамвайной остановки. Севка поднял воротник. От неудач, я заметил, больше мёрзнешь.