Русский рай - Олег Васильевич Слободчиков

защитит их правительство, офицеров – Морское ведомство, а нас свезут на каторгу, если набьем им морды. Да и не пустит Бырыма троих разом.

На Ситхинской верфи был заложен тендер «Авось», на котором Резанов собирался вернуться на Камчатку. Но плотники много пили, Баранов, то и дело драл их батогами. Прежний экипаж «Юноны» пьянствовал вместе с Хвостовым. Резанов запретил мангазейщику отпускать им водку ведрами. В отместку Хвостов с пьяным экипажем пошел на погром дома правителя, угрожая расправой Баранову и Резанову. Караул дал им отпор, во время драки Хвостов проткнул шпагой приказчика Каюркина.

Предупрежденные Прохором, Сысой с Василием не стали проситься на «Юнону», а Баранов не предлагал послужить Резанову матросами, старовояжные передовщики нужны были правителю для других важных дел. «Юнона» ушла на юг с больными, не оправившимися от цинги русскими промышленными, с несколькими, брошенными Вульфом американскими матросами. Почти половину экипажа Резанов вынужден был набрать из эскимосов-партовщиков. Они обходились без хлеба и к концу сырой Ситхинской зимы выглядели здоровей русских служащих, да и нужней были на случай промысла каланов.

Еще не привыкнув к суше, которая после затянувшегося плаванья качалась под ногами, Сысой с Василием приобщились к острожной службе: от темна до темна стучали топорами, валили стройные сырые ели до пятнадцати саженей высотой, таскали и тесали лес, укрепляли тын возле батареи и казармы, ночи проводили в караулах. Через трое суток оба дружка едва держались на ногах, а Прошка все подзуживал и острил:

– Это вам не Филипповская заимка! Поди, вспоминаете о ней, как Адам о рае?! Да и о Кадьяке тоже. «Как расплачется Адам перед воротами закрытого рая стоючи: – Ой раю ты мой раю! Мой прекрасный раю!..» – язвительно пропел слова старинной песни. – Ну, на кой чёрт сдалась эта Ситха? Прежде думали, заживем здесь без латинянской неруси? Накось, выкуси! Этот, придворный, царский стольник Резанов, грозится привезти сюда китайцев, чтобы заменить нас, природных русских. Оказывается, мы уже Компании не выгодные. Нашей кровью земля отвоевана, нашими трудами обустроена, как только колошей покорим нас под зад, потому, что китайцы сговорчивей…

– Не трави душу! – неприязненно ругнулся Василий. – Бырыма сказал, что с Резановым писал прошение о постоянных поселениях и наделе здешней землей в вечном потомственном владении. Ближайшим транспортом отправят бумаги царю.

Прохор не нашелся, что ответить, Василий молчаливо засопел, сощурился, стал грызть чубук трубки, шевеля усами.

На четвертый день ранним утром, Сысой едва задремал после караула, его разбудил посыльный алеут. Баранов звал к себе всех троих стрелков. Сысой чертыхнулся, Василий с Прохором с радостью бросили начатую работу и все вместе отправились в дом правителя.

– Детушки! Надобно послужить Отечеству хитроумием! – встретил их Баранов. Снял стекляшки с глаз, встал из-за стола, сунул перо в песочницу, вытер пальцы, перепачканные чернилами.

– Служим! – неприязненно проворчал Прохор, смахнув волосы с лица. – И ждем, когда Отечество вспомнит про нас.

Баранов даже не поморщился на брюзжание промышленного, словно не слышал его.

– Я решил устроить пир колошским тойонам, без этого, сами знаете, с ними не сладить. При нашей слабости нужно их удивить и потрясти до самых кишок. Думаю, пировать будем в нижней казарме. Столы есть. Надо сколотить трон для меня, по бокам сделать два огненных колеса и дым. Ты, Прошенька, горазд на такие выдумки: ракетами диких уже пугал. Как бы так устроить, чтобы огненные колеса закрутились, меня бы накрыло дымом, а в окно вылетела ракета?!

– А ты бы пропал, а потом снова появился! – немного повеселев, хохотнул Прохор.

– Догадлив, как бостонец до выгоды! – похвалил его правитель. – Постарайтесь управиться за день, ночь перед пиром хорошенько отдохните. Бог вам в помощь, Он не оставит.

– Бог-то Бог! – пробубнил Прохор, но недоговорил, повел друзей в нижнюю казарму.

На другой день к полудню приготовления к пиру были закончены. В казарме поставили столы и лавки, во главе дальнего стола сколотили возвышенность с креслом, покрыли его шкурами. Кадьяки, алеуты, чугачи под началом русских промышленных с почестями и плясками встретили на берегу расписные тлинкитские баты с тойонами и их окружением. Лица гостей были покрыты яркими красками. Злейший враг Баранова, тойон Катлеян раскрасил лицо белыми и красными кругами. Голову его покрывала плетеная шляпа с раструбом, из которого свисали шкурки сибирских горностаев, волосы висели до ключиц, лицо украшали черные усики и бородка клинышком. Почетные гости племени хайда тоже были ярко раскрашены, обвешаны клыками зверей и когтями птиц, их плечи покрывали одеяла и английские шинели с болтавшимися пустыми рукавами. Приглашенных обыскали, отобрали припрятанные кинжалы, и повели в казарму к столам, уставленным скромной закусью из свежей, подвяленной и печеной сельди. Рядами стояли чарки, которые по здешнему обычаю гости должны были забрать после пира.

Тлинкиты вошли в казарму с гордым и до наглости дерзким видом. Прохор с двумя подручными креолами стал усаживать их по чину и договоренности, стараясь никого не обидеть. Кресло главного правителя пустовало. Гости расселись, удивленно завертели головами, залопотали: «Быма-Быыма». Прохор велел подручным наполнить чарки горячим вином – водкой и ромом.

– Сегодня тучи низкие, видно плохо, – громко заговорил прокуренным баском и толмач перевел его слова для гостей. – Наверное, Бырыма зацепился за дерево или за скалу. Сейчас прилетит! А мы пока выпьем за наших почетных гостей! – Поднял чарку.

Едва хмель первой, самой радостной волной ударил в голову, из-под кресла главного правителя повалил густой дым. Прохор с Васькой растворили окна, затянутые сивучьими кишками. Дым стал рассеиваться, и все увидели чудище, сидящее в кресле. Голова Баранова была закрыта якутатским шлемом из березового капа с вырезанной на ней оскаленной личиной.

Хайдинцы выпучили глаза и разинули рты. Время от времени правитель и прежде попугивал ситхинцев, которые считали его злым духом. Привычные к разным уже виденным чудесам, они продолжали держаться со свойственной им самоуверенностью. Баранов подал знак, гостям снова наполнили чарки. Главный правитель, рыкнул, прочищая горло, и зарокотал надсадным голосом:

– Летал я на полуденные острова, слушал, о чем там говорят люди! Они говорят о том, что Катлеян и ситхинские тойоны подговаривают их напасть на мою крепость! – Правитель переждал, когда толмач переведет его слова и продолжил: – Но они не сказали нашим гостям, что победить меня невозможно, потому что я бессмертен! Выпьем же за нашу дружбу, добрососедство и торговлю!

Катлеян с черной кисточкой бороды и усами, с важным видом поводил носом по