Русский рай - Олег Васильевич Слободчиков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Заканчивалась погрузка. Экипаж трехмачтового судна при двадцати двух пушках состоял из пяти американцев, пяти русских матросов, двенадцати креолов, кадьяков и алеутов. Во время погрузки Сысой с любопытством поглядывал на латинские литеры, выписанные на носу баркентины, улучив удобный случай, спросил Булыгина, что там намалевано.
– Юнона! – ответил моряк.
– Что за чертовщина?
– В старой латинянской вере – жена Юпитера, главного бога, покровительница женственности и замужества. – Поняв по лицу недоумение промышленного, пояснил: – Хвостов сказал, что пайщик и ревизор Компании купил баркентину с грузом у торгового американца Вульфа и послал сюда за харчем.
При северо-восточном ветре, кренясь на борт, «Юнона» вышла из залива и взяла курс на восход солнца, которое было скрыто тяжелыми тучами несколько дней сряду. Хвостов, в кожаном плаще поверх мундира, то хвалил американских матросов, в пример своим неучам и бездельникам, то ругал их. Приходилось часто менять галсы. На гафельных парусах грота и бизани работать было легче. На прямых парусах фок-мачты выматывались даже умелые американцы. Сысой с Василием числились пассажирами, старались реже бывать на палубе когда вахту стоял капитан. При смене его Булыгиным команда отдыхала. На мостик поднималась жена подпоручика. Удерживая двумя руками шляпу, она так смотрела на мужа, что лицо моряка преображалось, а все видевшие их, невольно улыбались.
Баркентина взбиралась на высокие, но пологие волны зыби, подгоняемая ими, замирала на гребне, рывками скатывалась вниз, зарывалась носом в воду. Небо было обложено плотными облаками, часто моросил дождь, просекаемый колким снегом. Без видимого солнца и звезд лейтенант и помощник не могли определить местонахождение судна, из-за того часто спорили и даже ругались, полагаясь только на компас. Матросы по командам Хвостова толпой носились с борта на борт, мешая друг другу и толкаясь. Кричал лейтенант, погоняли американцы, даже стоявший на штурвале долговязый бостонец, однажды так увлекся, давая картавые советы, что гафельные паруса заполоскали.
Хвостов заорал на него, рулевой стал отбрехиваться. В приступе ярости лейтенант пнул его под зад. Американец бросил штурвал, схватил щуплого командира за эполеты, приподнял над палубой, отчего у того свалилась шляпа и голова скрылась под высоким стоячим воротом, под срамословные вопли капитана матрос стал попинывать его пяткой под зад. На американца кинулся Булыгин со шпагой. Американские матросы бросились на выручку товарища, сломали шпагу и стали колотить офицеров. Экипаж судна восторженно и злорадно наблюдал за потасовкой. Между тем баркентина стала разворачиваться боком к волне. Сысой быстро понял, чем может закончиться драка, подскочил к штурвалу, выправил курс, крикнул матросам, висевшим на реях фока, чтобы спустили бомбрамсель, опасно мотавшийся на ветру. Услышав крики, на палубу с непокрытой головой выскочила жена Булыгина Анна, и так завопила, вступаясь за мужа, что американцы бросили побитых офицеров и ушли с мостика.
Булыгин стал успокаивать рыдавшую женщину. Чернявая, безусая голова Хвостова с потрепанными бакенбардами, высунулась из сюртука. Разъяренным взглядом он окинул вновь напрягшиеся паруса, взглянул на Сысоя за штурвалом и отряхнулся с петушиным видом победителя. Оставалось только победно прокукарекать, но вместо этого Хвостов во всю силу голоса на двух языках облаял самовольные Северные Штаты, спустился в каюту, бросив управление судном на пассажира. Супруги тоже исчезли с палубы. Баркентина, зарываясь носом в буруны, продолжала следовать по компасу на укрытый низкими тучами восход.
Через четверть часа Хвостов поднялся на мостик в добром подпитии с припудренным синяком под глазом, надул грудь и заревел:
– По местам стоять, приготовиться к смене галса!
Ухмылявшаяся команда разбежалась, хмурые американцы неспешно и неохотно заняли свои места. Баркентина сменила галс, и её больше прежнего стало раскачивать с борта на борт. Широко расставив ноги, Хвостов, наконец, похвалил Сысоя и Василия, стоявших на штурвале.
– А вы, мохнорылое мужичьё, оказывается, кое-что смыслите в навигации!
– Смыслим, – обрехался Сысой, – и кое в чем не хуже жополицых. Не первый контракт служим.
Хвостов удивленно ухмыльнулся нелестному сравнению, видимо, решил включить его в свой лексикон, и с прежним азартом стал расхаживать по мостику. По виду можно было понять, что драка даже улучшила его настроение.
Сысой с Василием стали добровольно нести вахту на штурвале. Американцы, сердито поглядывая на командира, не подходили к нему, но умело работали на парусах.
– Как думаешь, отмстит им на Ситхе? – спросил дружка Василий.
Сысой, подумав, мотнул головой:
– Это нас за побои офицера могут сослать на каторгу. Как началась монополия, так кончилась воля. А им он что сделает? За них всегда заступится правительство. Оно у них тоже сбродное, но своих не выдаёт и не бросает: ни белых, ни черных, ни желтых.
Они с Василием поочередно, а то и вместе стояли на штурвале, иногда помогали неумелым креолам и неуклюжим алеутам крепить паруса. Туман стал гуще козьего молока, с мостика не видно было бака. Баркентина медленно шла по курсу при зарифленных парусах. Заунывно звенел корабельный колокол, предупреждая о себе такие же слепые суда. На баке алеуты прислушивались к ответным звукам. Молодой креол выскочил из тумана, как бес из преисподней, махнул рукой на бак, испуганно крикнул, что слышен звук прибоя. Хвостов, стоявший ночную вахту, приказал спустить паруса и убежал на бак. Алеуты первыми услышали в ночи шум наката волны на берег и послали креола сообщить капитану. Хвостов долго и недоверчиво торчал там, прислушивался, вытягивая шею. Наконец и он услышал опасный шум, приказал измерить глубину под килем и бросить якорь.
При пасмурном, туманном рассвете все увидели плоский остров, покрытый густым лесом и кустарником. Булыгин, тыча пальцем в карту, объявил, что это один из необитаемых островов южной части архипелага, показывал, что на нем есть пресная вода. Хвостов долго разглядывал сушу в подзорную трубу и заявил, что помнит этот остров, он находился неподалеку от Ситхинского залива. Мореходы заспорили. Булыгин предложил высадиться на сушу на байдаре и пополнить запас пресной воды, поскольку бочки были почти пустыми. Хвостов согласился с ним. Мысль эта показалась дельной даже алеутам. Они спустили на воду большую байдару с пустой березовой бочкой, оружия с собой не взяли, надеясь на прикрытие пушек баркентины.
На носу лодки уселся Булыгин. Его жена с борта помахала мужу рукой и ёжилась в шубке с блесками
