Кремовые розы для моей малютки - Вита Паветра

счастливой — что может быть лучше? Лежать в гробу красавицей — белый шелк или атлас, кружева, жемчуг… и розы, сплошь белые розы. Пышные, как райские облака, хи-хи-хи! Деточка моя это же так эстетично, эффектно. Над подобными кадрами в синема как правило все рыдают. Герой — на экране, зрители — в зале.

Она достала батистовый платочек — чуть больше почтовой марки, промокнула глаза, а потом — изящно высморкалась.

— В результате, все счастливы. И герой, и зрители. Но больше всех — разумеется, героиня. Вот уж кому повезло, деточка моя. Фантастически… нет, феерически! В юности я была прелесть какая хорошенькая и прекрасно смотрелась бы в гробу, — с мечтательной улыбочкой сказала мисс Тирренс. — Ах, какой шарман, какой манифик! Но — не повезло.

Она вздохнула, будто бы вспоминая нечто весьма приятное, хотя и очень, очень непростое.

Вежливая улыбка приклеилась к лицу Анны. Девушка понимала: расспросам будут не рады, остается молчать и слушать, слушать и молчать. Поэтому ее улыбка стала шире и будто говорила: «Ахкакинтересновырассказывете!»

— Впрочем, на судьбу обижаться грех. Я и чужой красотой полюбоваться могу, я не завистливая.

Миссис Тирренс сложила губы умильным сердечком и налила своей гостье еще чаю. И та доверчиво его приняла.

Глава 6

«Занесло ворону в царские палаты», подумал Фома, разглядывая лежащее перед ним тело. Факт смерти был установлен окончательно. Рядом бормотали в диктофон: «…мужчина, белый, возраст — приблизительно 40–45 лет, телосложение худощавое, с легкой степенью истощения, одет в пиджачную пару серого цвета, ткань — предположительно, шерсть; ботинки предположительно, кожаные, сильно изношенные; особых примет не обнаружено, крови и явных следов насильственной смерти не обнаружено, орудий убийства не обнаружено. В уголках рта и на носке левого ботинка — сгустки плотного маслянистого вещества, напоминающие кондитерский крем. Найден внутри автомобиля класса "люкс" на автостоянке "Райские кущи", поза тела расслабленная, голова запрокинута, глаза открыты. Смерть наступила, примерно, 16 часов назад, в другом месте, после чего тело хранили в условиях сильного холода — возможно, промышленном холодильнике или погребе со льдом.»

Гизли, надев резиновые перчатки, склонился над покойным, аккуратно снял «вещество» — сначала с лица, затем — с ботинка и не менее аккуратно упаковал их в чистые бумажные пакеты. После чего осторожно вытащил из нагрудного кармана его пиджака стопку визиток. Сверху оказалась ядовито-розовая, с надписью черным и золотом: «Кремовые розы для моей малютки. Улица королевы Августы, 69. Сладкая Бабушка ждет вас!» И ниже, шрифтом помельче: «Прием заказов — вторник, среда. Выдача — пятница».

Гизли хмыкнул. Положил добычу в приготовленный пакет и, наклонившись к покойнику, осторожно, двумя пальцами, взял еще одну. Вычурные, позолоченные буквы на не менее щедро позолоченном картоне, гласили: «Харранс — торговая сеть для состоятельных господ. Мы сможем предугадать любые ваши желания! Главный офис — Звездная площадь, 137». И на обороте буквы поменьше, поскромней — «Чарльз-Маурицио-Бенджамен Смит, младший бухгалтер».

— А вот, кажется, и наш труп.

— Кажется или точно он? — спросил господин комиссар.

— Точно. Да сами гляньте, шеф.

И Гизли протянул ему глянцевую карточку с цветной фотографией мужчины средних лет, на обороте.

— А мы с претензией были, фу-ты ну-ты, — усмехнулся господин комиссар.

Криминалисты, переминаясь с ноги на ногу, выразительно смотрели на своего шефа. Снятие отпечатков было стандартной процедурой и никем до сегодняшнего утра не оспаривалось, но что делать с этой поистине «бриллиантовой» машиной?

— Хозяин заберет ее только под вечер. Если, конечно, не протреплется кто-нибудь из этих сволочей, — проворчал судмедэксперт Тед Новак. — Ишь, слетелись на пир… стервятнички брехливые. Ждали их тут, аж глаза заслезились, как ждали! Скрутить бы хоть парочку и в Управление — пусть пересидят, пока мы разбираться будем. Так ведь потом крику будет во всех газетах о «жутких злодеях, душащих свободу слова, умалчивающих и зря тратящих деньги налогоплательщиков».

— Вот-вот! Поэтому работаем в темпе и убираем малейшие следы. Господин суперинтендант велел обращаться с машиной, как с родной матерью. Вы меня поняли? Бережно и нежно, — сказал господин комиссар. — Быстро и максимально точно — вернуться сюда нам не позволят.

Тело покойного Чарльза-Маурицио-Бенджамена Смита, упакованное в черный пакет, унесли на носилках. И работа закипела с утроенной скоростью. Все отпечатки были сняты, пробы на пыль и микрочастицы — в машине и на асфальте вокруг нее — взяты, необходимые фотографии сделаны. Дактилоскопический порошок — очень старательно убран. Господин комиссар мрачно наблюдал за тем, как его подчиненные уничтожают малейшие следы своего пребывания. Как и было велено: бережно и нежно, черт его побери! Идиотство какое-то, думал Фома, и просто издевательство над нашей работой. Но спорить с начальством — было не время. Возможно, потом… если повезет, конечно.

— Новак!

— Вечером или завтра утром будет готово.

— Меня больше устраивает первый вариант.

— Постараюсь, шеф, но… — и судмедэксперт Тед Новак развел руками. — Просто завалили.

— Черт тебя побери.

— И вам спасибо на добром слове, господин комиссар.

…Через два часа, к моменту открытия головного офиса фирмы «Харранс», Фома уже сидел в кабинете директора. Роскошном и таком огромном, что там можно не только совещания проводить, но и загонную охоту устраивать. Или вечеринки на Пасху, Рождество или День основания торговой сети.

— Работник он плохонький, — скривился господин директор. — Был. Под давлением обстоятельств, Смит мог обещать все, что угодно и кому угодно. А вот выполнять обещанное явно не собирался. Проще говоря, жил с фигой в кармане. Нет, считать он умел отлично — в свою пользу. Жульничал со счетами, бывало, по сумкам и карманам шарил.

Господин директор помолчал. Потом вздохнул и улыбнулся:

— Только это между нами, господин комиссар: мы сами провели расследование и выгнали негодяя — не привлекая внимания полиции, не бросая тень на фирму. Сами разобрались, своим силами.

— Опрометчиво, — хмыкнул Фома.

— Вам же работы меньше, господин комиссар.

— Так, может, вы его сами…и того? А, господин директор? — подмигнул Фома. — Чего мелочиться, когда можно устранить проблему раз и навсегда.

— Господь с вами, господин комиссар! Как вам это в голову пришло?! Другой бы кто запросто так поступил — потому что Смит был не человек, а пузырь из грязной, заплеванной лужи. А уж гонору, амбиций, пфф! Делал вид, что все состоятельные люди нашего города — его друзья. Близкие, хех! А как-то раз я заметил, что он в зале «для персон класса «люкс» увивается вокруг госпожи Канассис. Знаете, да? Жена сталелитейного магната. О чем они говорили — бог весть, но мне это зрелище сильно не понравилось. Улыбочки, смешки, разрумянились оба… Одна из лучших клиенток