Рождение казака - Евгения Ляшко

и погладывая на пасмурное небо, в котором лишь иногда проскальзывали солнечные лучи, тройка на всех порах примчалась к лицеисту Фёдору Иннокентьевичу Кордоленскому.

Пройти в лицей не составило проблем. Фамилии ребят были зафиксированы на входе в книге посетителей, где за скромным письменным столом, выполняя роль своеобразного дежурного находился какой-то пожилой мужчина в очках. Как только это случилось, он зазвонил в колокольчик, и выпрыгнувший из комнатушки по соседству мальчишка-помощник, резвым кабанчиком помчался за лицеистом Кордоленским. Под бдительным взором дежурного, ожидая в небольшом, окрашенном в бледно-салатовый цвет холле, пока к ним выйдет жених Софьи Андреевны, подростки, уныло рассматривали спартанский интерьер. Идя сюда, они предполагали увидеть нечто большее. Скудное оформление без излишеств совсем не сочеталось в их умах с тем как должно выглядеть обиталище выходцев из дворянских семей. Когда парням наскучило стоять у окна, они начали ходить кругами, читая всё, что попадало им под руку. Как выяснилось, расписание лицеистов, было предельно жёстким.

Увидев распорядок учащихся, Степанцев по диагонали ознакомился с ним и громко присвистнув, стал делиться с другом находками, которые потрясли больше всего: – Хо-хо! Учатся ежедневно с первого августа по первое июля. Каникулы всего один месяц в году и они проводят их здесь. Обалдеть лицеисты несколько лет проживают безвыездно. Подъём в шесть утра. Начало уроков в семь. Учёба заканчивается в половину девятого вечера. После чего ещё какая-то рекреация…

Мама пришла на выручку:

– Это такой комплекс оздоровительных мероприятий.

– А-а-а, это чтобы ученики окончательно загнулись им ещё и зарядку на ночь предлагают сделать! – расхохотался Паша.

– Даже не знаю, сколько бы я выдержал в таком ритме, – почесал затылок Глеб, осознав, что даже у такого любознательного юноши, как он, подобный темп обучения вызывал отторжение.

Раздался торопливый звук шагов по паркету, и друзья полностью переключились на появившегося запыхавшегося парня, почти бегущего к ним по коридору. В длинном синем сюртуке с красным воротником и широкими такого же цвета манжетами, двумя рядами блестящих пуговиц, в заправленных в ботфорты* синих панталонах он смотрелся как главный герой из какого-то художественного фильма по типу «Гардемарины вперёд!».

Немногим старше Паши и Глеба, такой же юный, как и его будущая супруга, демонстрирующий изысканные манеры, розовощёкий белобрысый юноша с гривой непослушных волос со щенячьим восторгом принял посыльных.

– Голубчики вы мои, какая радость! Как я вам благодарен! Сию минуту ответ будет готов, – раскланялся смущённый Фёдор Иннокентьевич, и кратким любящим взглядом отсканировав записку Софьи Андреевны, принялся строчить ответ за столом дежурного, который любезно встал.

Внезапно, продолжая писать, лицеист спросил:

– А чтобы вы подарили даме сердца?

Глеб застопорился, а Степанцев, закряхтев как старый дед, с заумным видом изрёк:

– Девчонки любят красивые и чудные вещи. Можно подарить какую-нибудь маленькую картину с волшебным гномиком или статуэтку феи.

Ответ изумлённого Фёдора Иннокентьевича, обескуражил ребят:

– Это что же, вы любезный опиатами балуетесь?

Ойкнув, Елена Юрьевна с космической скоростью подгрузила сына данными про бум изображений фей, гоблинов и разной другой волшебной нечисти в девятнадцатом веке в Англии, основанный на повсеместном злоупотреблении опиума и его производных, стоивших дешевле алкоголя. Являясь, как и Франция с Германией, одной из законодательниц различных модных трендов для высшего света в России, Англия с превеликим удовольствием предлагала свои новинки подражателям, имея не малую от этого торговую выгоду.

В заключение ангел-хранитель, будучи в смятении, добавила:

– Нам тут задерживаться никак нельзя. Викторианская эпоха была пропитана наркоманией во всех слоях населения. О, Боже мой, и наступит она через пару десятков лет!

Чтобы хоть как-то снять мандраж, охвативший психолога, Паша шепнул маме, что уж за двадцать лет они точно обязательно что-то придумают. И спокойным тоном ответил Кордоленскому, которые всё это время вещал, как истерично и непредсказуемо стали вести себя некоторые молодые люди, попробовавшие сие повальное увлечение в Европе, приносящее, на его взгляд, сомнительное веселье:

– Что вы, что вы, я эту новомодную английскую дрянь на дух не переношу.

И тут, словно опомнившись, лицеист трогательно сообщил:

– Мне срочно нужен подарок! Я не успею его приобрести до свидания с Софьей Андреевной!

– Паш, сплетёшь что-нибудь? – нашёлся Бойченко.

– У вас есть натуральная кожа? – осведомился Паша и, потирая ладони, пояснил:

– Я обучен плести нагайки, и могу сделать оригинальный браслетик. Обещаю, второго такого ваша Софья Андреевна ни на одной женской ручке не встретит.

– Отнюдь, нет. Но я могу предложить вам мои старые ботфорты! – заискрился бенгальским огнём счастливый лицеист.

– Несите. И ножницы. Гарантирую, это не займёт много времени, – напыщенно заявил Степанцев, поглаживая себя по волосам, будто кота.

Рукоделие состоялось в газетной комнате с лакированной мебелью, окутанной нотками специфического, легко узнаваемого запаха типографской краски, где в окружении стульев, размещалось два столика: круглый и квадратный, да пара средней высоты книжных шкафов и конторки**, на зелёном сукне которых, стопками лежала свежая пресса. Отогнав всех подальше, расположившись в одиночестве за круглым столом, в центре помещения, на который уложил предоставленную предусмотрительным дежурным увесистую толстую доску, поигрывая бровями и закусив нижнюю губу, Паша принялся раскраивать сапог на лоскутки и тонкие полоски. А Глеб уложил жупаны на стулья и, продолжая присматривать, за невидимым ему ангелом-хранителем друга, которого носил перед собой в шапке, во всём соглашаясь с лицеистом, будто бы беседовал с ним о незначительных пустяках.

Категорически не желая присесть, стоя у ближней к Степанцеву стене, Фёдор Иннокентьевич то и дело вытягивая шею, чтобы не пропустить ни один шаг в процессе изготовление подарка для возлюбленной, бессознательно вёл светский разговор: – Музыка захватывает Петербург всё больше. Порядка сорока магазинов музыкальных инструментов и мастерских уж открылось, имеются и нотные лавки. Домашние оркестры из крепостных пользуются спросом. Они играют в праздники на дачах. Давеча Георгий Яковлевич Веклер к нам пожаловал. Привёз императору собственноручно сотворённые чудеснейшие мозаики с видами дворцов, что на островах Елагине и Каменном. За необычайное умение своё был причислен к Академии художеств в звании мастера. Обещался уроки давать, если приглашать будут. Показывать, как заливать особые формочки специальным составом и вставлять в них цветные стёклышки. Полагаю, это невероятно кропотливая работа.

И тут на одном из шкафов часы в деревянном корпусе с резной оправой вокруг застеклённого циферблата мелодично отсчитали три удара. Глеб ястребом вскинул голову и услужливо оповестил:

– Паша, фрейлина Румянцева будет ждать в Предхорной после четырёх.

– Почти готово, – пыхтя, отозвался Степанцев, и спросил у лицеиста:

– Есть какие-нибудь бусины, чтобы чуток украсить браслет?

– Откуда же здесь бусины, голубчик! – опечалился Кордоленский.

Паша бросил на Фёдора Иннокентьевича понимающий взгляд и тут же лучезарно вскрикнул:

– А пуговицы