Путешествие вверх - Алексей Ефимов

Сейчас Анмай понял, что это — правда. Никто не сможет понять всю Бесконечность. Тем более, никто не сможет создать её. А если бы было иначе? Такой ограниченный мир был бы невыносим… не говоря уж о том, что его неизбежно уничтожила бы неумолимая энтропия. Лишь Бесконечность может существовать бесконечно…

Анмай отбросил эти философские размышления, ибо пустота вокруг него расцвела. Виртуальные квантовые флуктуации, — единственная доступная ему теперь реальность, — здесь стали сильнее, пространство словно рвала невообразимо яростная буря энергии, обреченной вечно оставаться взаперти. Впрочем, он чувствовал, что уже может дать ей свободу, — но чем бы всё кончилось? Даже его силы хватит лишь на то, чтобы пробить мгновенно затянувшуюся дыру между миром Возможностей и миром Реальности, дать бытие ещё одной Сверх-Вселенной. Но здесь, в Бесконечности, не изменится ровным счетом ничего, и виртуальный океан будет всё так же бешено кипеть, не замечая исчезновения ничтожной, ушедшей в Реальность частицы…

Анмай не отказался бы от такой возможности, но просто мчаться вперед, — по крайней мере, пока, — для него было гораздо интереснее. К тому же, он продолжал познавать себя. Способность выводить из самых основ мира последствия их изменений необычайно его поразила, — в самом деле, можно ли, имея набор атомов, предсказать все формы и тела, в которые все эти атомы могут сложиться? Ведь это не набор деталей для конструктора, тут всё невообразимо сложней… Но он это мог.

Он уже начал привыкать к безостановочному стремительному движению. К нему начал подбираться призрак самой грозной из всех опасностей в этом мире — скуки. Делать на лету было абсолютно нечего. Единственным спасением стала его память. Анмай просмотрел всю свою жизнь, — с начала, день за днем. Теперь она казалась ему неестественно короткой, — как оказалось, он помнил далеко не всё. Целые дни, а то и месяцы бесследно исчезли из его памяти, и он никакими силами не мог их восстановить. Едва сотую часть своей жизни он мог вспомнить достаточно подробно, чтобы вновь пережить её, — день за днем, странной двойной жизнью: один Анмай жил, не подозревая о будущем, а второй, дошедший до конца, напряженно всматривался в проносившуюся мимо пустоту. Он обнаружил, что может очень точно помнить и отсчитывать время от своего появления здесь, — его прошло не так и много, но здесь оно тянулось мучительно медленно, хотя на самом деле время здесь шло быстрее, чем где-либо в реальном мире.

Так продолжалось Путешествие Вверх.

Порой его преследовала потребность во сне, — не физическая, а чисто психологическое желание хоть ненадолго забыться, оставить эту чуждую действительность за порогом восприятия. Но заснуть — по-настоящему, хоть на миг прервать поток своего сознания и видеть сны он просто не мог. Это начинало его мучить, ибо порой возвращались и иные, столь же неосуществимые желания. Больше же всего его терзало не одиночество, а страх, — страх перед тем, что однажды вокруг него не окажется мира, который он мог бы воспринимать, и он останется наедине с собой, — это был бы безысходный и невыразимый кошмар. Хуже всего было то, что он знал о реальности подобного, ибо постепенно приближался к последнему пределу, где даже мир Не-Реальности растворялся и исчезал.

Переход Не-Реальности в Ничто был более чем постепенным, — никакой резкой границы, никакой стены, барьера, — ничего. Наконец, вокруг него не осталось ничего, доступного восприятию, он потерял даже свою путеводную нить, и остался лишь один способ не сбиться с пути, — просто двигаться вперед, ни на мгновение не останавливаясь и не меняя курса. Остановись Анмай хоть на миг, — и он непоправимо потерял бы и своё направление, и себя.

Прежде, чем вступить в эти области, он долго думал, — не навечно ли он это делает? Но остановиться, повернуть назад он не мог, — это значило отказаться от себя. Возможно, это было глупой мальчишеской гордостью, возможно, ещё более глупым страхом перед скукой, возможно, просто надеждой. Но он не пожалел об этом, — ни на миг. Не пожалел даже, когда все его ощущения угасли, оставив его в темноте, все, кроме одного, — ощущения скорости. Оно одно было безошибочным.

Анмай не знал, что лишиться всех чувств будет настолько мучительно. Он страдал так сильно и так долго, как никогда не страдал в Реальности. К счастью, ему не нужно было заботиться о сохранении рассудка, — иначе он бы, пожалуй, не справился. А так ему оставалось лишь сражаться со своими мыслями, всё настойчивей требующими от него того, чего он не мог им дать.

Он пытался искать спасения в воспоминаниях, но они ещё больше усиливали его боль, его тоску, столь сильную, что она терзала его сильнее любой боли. Лучше всего тут было вовсе не думать, но даже этого он был теперь лишен. Невообразимо одинокий, безнадежно затерянный, страдающий, он всё же продолжал неизменно мчаться вперед, уже бросив подсчитывать пройденное им расстояние, — здесь это не имело никакого смысла.

Так прошло время. Прошло очень много времени. Однажды Анмай вдруг понял, что Хьютай мертва — окончательно, безнадежно мертва. Время её жизни, и время жизни Айэта подошло к концу. Нет, он не почувствовал это, — просто он помнил, и знал. Всё это время здесь — знал.

Потом, когда время ожидания её смерти стало казаться ему ничтожным, он понял, что его мир, его мироздание тоже исчезло, словно не существовало никогда. От всего невообразимого его многообразия остался только он. Но перенести это было уже гораздо легче.

Постепенно вся прежняя жизнь, сами его первые приключения в Бесконечности стали казаться ему нереальными. Даже последнее его ощущение, — ощущение скорости, — постепенно смазывалось, и вскоре Вэру начало казаться, что он всегда, вечно висел в этой безмолвной пустоте, придумывая себе чужую, невероятную жизнь, какое-то Путешествие Вверх…

Тот, прежний Анмай, живший в Реальности, казался ему теперь абсолютно чужим, словно прочитанная от скуки история о совершенно непонятном и неприятном существе. Она стала всего лишь одной из множества мыслей, обитающих в его сознании, — он чувствовал, что оно постепенно растет, и что его рост никогда не остановится. Порой его одолевало желание превратить Путешествие Вверх в Путешествие Вниз, в глубь структур пустоты, столь удачно его выручавших.

Это было гораздо труднее и опаснее, но это оставалось единственным, что он мог изменить в избранном им пути. Останавливало его лишь воспоминание о том, что он всегда хотел достичь верхнего конца Бесконечной Лестницы, а не спускаться по ней. Он и сам не знал, что надеется там найти. В самом деле, не Создателя же, который ответит на все его вопросы?

Анмай уже давно разучился верить в это. Он чувствовал, что навечно, — на всю невообразимую бездну протянувшихся в будущее лет, — он будет один. Совершенно один. Ничего страшнее для себя он не мог представить, но изменить своё прошлое он не мог. А если бы и мог, — не захотел бы. Всё чаще ему вспоминался тот отрывок из «Темной сущности», который он так любил цитировать Хьютай: «И поскольку никакая кара не сможет отразить всю безмерность его преступления, он будет падать в бездну — вечно».

Теперь он понял, что это относилось к нему, и что это — правда. Но он также знал, что у всего должен быть конец. Даже у Бесконечности. Пусть это была скорее надежда, чем знание, — она всё же поддерживала его. Надежда, — последнеее, что оставалось ему, ибо даже собственные воспоминания ему надоели. Он мог просто пропускать огромные куски времени, — но только не во время движения. Ему оставалось лишь жалеть об этом, и радоваться тому, что даже столь неприятные ощущения, как скука и тоска, слабеют со временем. Раньше он не мог поверить, что привыкнуть можно ко всему, даже к адским мукам, а теперь понял, что и это — правда. Любые ощущения притупляются в пустоте, оставляя лишь безразличие…

Анмай радовался ему — и, в то же время, боялся. Его эмоции были последним, что осталось в нем от прежнего, живого Анмая. Потерять их, — значило потерять себя, превратиться в нечто мыслящее и хранящее все его воспоминания, но притом совершенно чужое. Это была бы смерть, — одна из множества её разновидностей, но его спасал страх, — просто страх, самая сильная из всех его эмоций.

Порой он ловил себя на том, что его мысли, лишенные внешних образов, начинают двигаться по кругу. Порой к нему приходили невольные воспоминания о каких-нибудь мелочах из его прежней, реальной жизни, — плывущие в небе облака, вкус яблок, холодная земля под босыми ногами… Они приносили ему неожиданное облегчение, и Анмай боялся вызывать их умышленно. Вся прелесть этих воспоминаний была в их неожиданности.

Он думал ещё очень о многом, стараясь, чтобы время летело незаметно. Его прошло пожалуй, уже больше чем заняла его жизнь, — вместе с прыжками во времени, но все эти размышления, в конечном счете, никуда не вели…