Жертва - Гарольд Карлтон

— Не выносишь соперничества?

— Нет, — покачала она головой. — Просто я отчего-то не выношу пай-мальчиков.

— Закрой глаза, — скомандовал Джесон. — Мне Нужно подуть на твои веки.

Только те, кто хорошо знал, кто есть кто на Манхэттене, могли бы узнать их, хотя появление Сони и Марка в итальянском ресторане в районе Восточных Шестидесятых улиц вызвало сенсацию в зале. За каждым из них обычно следовали поклонники, и даже в дорогом, уединенном итальянском ресторане можно было встретить таких приверженцев. Люди за столиками перешептывались. То, что эти двое оказались здесь, подтверждало репутацию этого местечка. Соседи кидали на них любопытные взоры, довольно убеждаясь, что им предстоит созерцать эту парочку еще, по крайней мере, пару часов.

Соня и не подумала принарядиться, но ее внешность супермодели искупала все. Это лицо и эти длинные ноги значили куда больше, чем огромная спортивная сумка, висевшая на плече, черная маечка и короткая черная юбка под накидкой.

Марк сопровождал ее за столик с величайшим почтением, как будто опасаясь, что, случись любая непредвиденная оплошность, даже самая незначительная, и она взорвется от гнева. Он был чуть повыше ее и одет в тот же черный цвет, и те же темные яркие глаза сверкали под густыми ресницами. Хорошенький молоденький официант никак не мог решить, кто же из них лучше. Соня с видом знатока проглядела меню, скорчив гримаску.

— Ну, давайте барашка с козьим сыром, только без вина, — решила она, — и сладкие хлебцы…

Официант разочарованно кивнул.

— Это очень хорошо, — сообщил он. — И еще у нас сегодня из фирменных блюд — треска маринованная с грецкими орехами и винегрет с укропом, белой петрушкой и голубикой.

Они заказали салат и кофе.

— Почему ты не отвечала на мои письма? — спросил Марк. — Я чувствовал себя таким потерянным без связи с Нью-Йорком.

— Я уверена, что другие люди помогли тебе найти себя. — Снимая шарф, Соня сощурилась, взглянула на него. — Помнишь, ты сказал как-то, что читать мои письма все равно что колонку некрологов? А я всего только хотела напомнить тебе о всех великолепных молодых людях, которые так рано умерли…

— Но мне вовсе не это хотелось знать, — заявил Марк. — Я хотел бы знать, какие записи продаются, какие фильмы и постановки стали хитами…

— Похоже, что я слишком чувствительна к критике, — призналась она. — Поэтому мне пришлось писать вообще.

— С чего это ты сегодня такая колючка? — поинтересовался Марк.

Она отпила глоток воды.

— У отца рак, Марк. Ему очень плохо, он умирает.

— Очень жаль. — Лицо у Марка стало напряженным. — Это ужасно. А почему ты мне не говорила? А мамуля знает?

— Нет, — покачала она головой. — Они сейчас не общаются. Только я его и навещаю.

— Он очень страдает? — спросил Марк.

— Иногда. Он… Да что тебе за дело? Ты его сто лет не видел, что уж тут говорить.

— Нельзя сказать, чтобы мы были очень близки, — напомнил Марк. — Мягко говоря, мы ненавидели друг друга до самых печенок.

— Он и для меня не был лучшим в мире отцом, — призналась Соня. — Но должна же я исполнить свой чертов долг. Я таскаюсь в этот проклятый тюремный госпиталь каждое воскресенье.

— Это дело твоей совести, — рассудил Марк. — Моя совесть чиста, и видеть я его не желаю.

— Сходи хотя бы раз, — попросила она. — Просто скажи ему пару слов.

— А ты не хочешь навестить мать? — предложил он. — Мы могли бы обменяться визитами.

— Я ее видеть не могу, Марк, — призналась она. — Просто ненавижу ее за то, что она сделала.

Он вздрогнул:

— Ах, так? Ты хочешь сказать, что любимая мамочка опасна для твоего здоровья? Ты думаешь, что она стала причиной рака?

Соня кивнула.

— Вот именно! С той минуты, как я узнала о болезни отца, у меня было полно времени для поисков. Врачиха, которая пишет о здоровье для «Вога», разрешила мне воспользоваться ее библиотекой. Я прочла все о научных теориях и так называемых средствах лечения. Чего я только не узнала! Я изучила десятки историй болезни. Если хочешь знать, так вот тебе моя собственная теория: рак возникает из-за невыражаемого раздражения. — Она многозначительно взглянула на него. — Не сигареты, не сахарин — невыражаемое раздражение. А уж это-то мама способна дать в избытке.

— Это можно сказать о ком угодно, обо всех. Это жизнь, Соня.

Она хмыкнула.

— Звучит, как строчка из ее романов, — насмешливо проговорила она.

Другой, очень предупредительный официант почтительно принес закуски и поставил ледяную воду прямо между ними. Соня вся залучилась от благодарности. Она повернулась к огромной тарелке с салатом и принялась безжалостно перчить его.

— Думаю, «семья» — неподходящее для нас слово, — сморщила она нос, едва официант удалился. — Вы двое — мать и горячо обожаемый ею сын. Нам с отцом не посчастливилось стать такой же парочкой.

— Быть может, — пожал плечами Марк. — В тебе и впрямь ничего нет от мамы!

— Ее простаки мне не достались, это уж точно, — она опустила глаза. — Пришлось искать своих! Думаю, что самым величайшим наследством от нашей матери стали мои суперактивные сексуальные железы.

Марк нахмурился:

— Ах, так! Думаешь, маме нравится, как тебе, обтягивать свою задницу кусочком черной кожи и болтаться по улицам в таком виде?

— Вот уж не знаю, Марк! — Она широко раскрыла глаза, изображая простоту и невинность. — Может быть, она пресловутая девственница Мария? А у тебя есть какие-нибудь соображения о том, как она занимается сексом?

Марк ошеломленно посмотрел на нее.

— И ты думаешь, у меня есть время задуматься над сексуальной жизнью других людей? Тем более моей матери!

— Или даже над твой собственной? — процедила она. Марк пожал плечами.

— У меня позднее развитие, — сказал он. Она рассеянно кивнула:

— А твои отношения с Колом Феррером строго официальные и ты еще девственник? Пожалуйста, Марк! Будь реалистом!

Он пристально посмотрел на нее.

— Это просто смешно, — сказал он. — Тебе кажется.

что ты больше знаешь о моей сексуальной жизни, чем я сам?

— Секс — это одна из тех вещей, в которых я эксперт, — заявила она. — Секс, косметика и лошади!

Они заказали еще кофе.

— Надеюсь, ты все же будешь вести себя осторожнее, — предупредил Марк.

— Ах, Марк, если ты имеешь в виду СПИД или предохранение, то забудь об этом! — Она повращала глазами. — Сосунки никогда не привлекали меня, дорогой братишка! Мне нравятся настоящие мужчины — и это я тоже унаследовала от матери, или ты не желаешь слушать ничего, что может спустить обожаемую мамулю с пьедестала?