Пути стражей - Александр Гарин

   ... По воле провидения, либо из-за сильных морозов, согнавших стражу орлесианского вельможи со стылых стен, ему удалось уйти незамеченным. Остаток ночи гость, едва не сделавшийся тевинтерским рабом, потратил на то, чтобы оставить как можно больше мер пути между собой и поместьем де Монфора. В стремлении уйти и затеряться, Амелл не стал задерживаться на Имперском тракте, а пересек его наискось и сильно углубился в Долы, чтобы сбить со следа возможных преследователей. В лесах, которые виднелись за грядой холмов даже с возвышения некогда проложенного древними тевинтерцами пути, как он знал из путеводителей, встречалось опасное зверье и даже отдельные эльфийские кланы, извести которые у орлесианских властей не доходили руки. А потому идти туда представлялось ему теперь наиболее надежным способом избежать получения к уже имевшемуся ошейнику еще одного.

   Однако, лишь углубившись в лес, Дайлен понял, что просчитался. Несмотря на то, что чем дальше он шел, тем гуще и дичее становились места, сам лес даже после многих мер пути вовнутрь, нельзя было назвать чащей. Лес орлейских Долов, редкий и высокоствольный, с кое-где встречавшимся голым кустарником, был светлым и хорошо просматривался на большое расстояние. Вчерашний снегопад прекратился, и утро встретило обессиленного, больного и утомленного до крайности Стража ярким солнцем. Следы Дайлена, которые он оставлял в глубоком снегу, выдавали его нахождение даже без песьего нюха, а идти по самому снегу было настоящим мучением. Местами Дайлен проваливался по пояс, с тоской вспоминая о своих неудобных, но надежных плетенках и многократно проклиная все на свете. Болезнь его усиливалась. То и дело вытирая текущий нос и попеременно чихая и кашляя в рукав, он кутался в куртку, уже не имея сил благодарить Создателя за то, что надоумил накинуть верхнюю одежду на плечи прежде, чем ночью подойти к окну.

   Прислонившись спиной к дереву, Дайлен с отчаянием огляделся. Вокруг, насколько хватало глаз, тянулся все тот же высокоствольный лес зимнего Орлея. По верхушкам гладкокорых елей прыгали белки и какие-то другие мелкие грызуны, которых ферелденец не узнавал. Доносились голоса редких зимних птиц. С пригорка, на который, собирая последние силы, взобрался Амелл, уже не было видно белого камня Имперского тракта. Только лес и холмы - на многие меры пути.

   Он запрокинул голову, прикрыв глаза и притиснув кулак к груди. Несколько мгновений простоял молча, слушая только сипение и клекот собственной глотки и ощущая укусы мороза на коже горящих щек и лба. Нужно было решать, что делать дальше. Дайлен чувствовал свое тело и понимал, что без теплого очага, постели и горячего питья, а еще лучше - хорошего мага-целителя, долго ему не протянуть. И, хотя он отчаянно бездельничал на лекциях целителей в башне Круга, не нужно было быть прилежным учеником, чтобы знать - когда внутренний огонь разогреет соки плоти до густоты, жизнь его оборвется сама, без помощи лукавого орлесианского лорда или его помощников. Но в стране, где каждый без усилий мог признать в нем чужака, во владениях де Монфора, без оружия, денег и вдали от человеческого жилья, ничего из того, что могло бы спасти ему жизнь, у бывшего мага не было. И это он тоже очень хорошо понимал.

   Открыв глаза, Дайлен еще некоторое время смотрел на колючую верхушку дерева, под которым стоял. Затем повернул голову, оглядывая пройденный им путь. Еще миг спустя взгляд его застыл.

   Далеко внизу, по цепочке следов, которые хорошо были видны на снегу, в его сторону быстро двигался отряд из четырех людей и трех псов. И хотя раньше приходилось видеть таких только на картинках, Амелл сразу признал в белоснежных легконогих собаках знаменитых орлесианских гончих, могущих брать след и не терять его даже на льду или в сугробах. В том, что люди эти не были простыми охотниками, сомневаться не приходилось. Все они были одеты в меховые куртки со знакомым ему гербом дома де Монфор.

   Один из взбиравшихся на холм людей поднял голову. Дайлен поспешно отступил за дерево, однако, раздавшиеся вслед за этим крик дал явно понять, что его заметили. Тем более что по оставленному следу его мог найти даже слепой, и он сам проложил для своих преследователей дорогу.

   Сорвавшись с места, Дайлен побежал в сторону, противоположную той, откуда приближались орлесианцы. Снег как будто бы сразу сделался еще глубже, а боль в груди - острее. Подгоняемый криками и песьим лаем, спотыкаясь и падая, он добрался до дальних деревьев, за которыми ему издалека мерещился спуск с холма и замер в отчаянии и страхе.

   Спуск с холма не был таким же пологим, как и подъем. С этой стороны возвышенность круто обрывалась вниз. Внизу перед Дайленом несла еще не замёрзшие воды неведомая лесная река. Шум ее он слышал еще издали, но за криками орлесианцев, лаем их псов и стуком собственной крови в ушах загодя не обратил на него внимания.

   Дайлен порывисто обернулся. Фигуры преследователей теперь бежали, растянувшись по одному, по оставленному им следу. Впереди людей, взрывая снег, неслись собаки. Расстояние между ним и охотниками де Монфора стремительно сокращалось. Линия обрыва была обширной, и Амелл видел, что не успеет вернуться, чтобы попробовать спуститься с холма в другом месте.

   Все его усилия оказались напрасными. Преследователи приближались - быстро, но уже не так поспешно, видя, что жертва никуда не уйдет. Оружия они не доставали тоже. Ферелденец был безоружным, а значит, опытным охотникам, какими были люди герцога, можно было попробовать взять его голыми руками.

   - Эй, собачник! - бежавший впереди орлесианец, высокий и жилистый, в отороченной мехом куртке и вооруженный коротким луком, казалось, вовсе не был утомлен погоней, точно это не он шел за беглецом почти полный зимний день. Дыхание его не было сбитым, а голос звучал спокойно. - Иди сюда сам. Ты уже набегался.

   Дайлен отступил к самому краю обрыва. Перед его мысленным взором встали светлые глаза виверна - свирепые и беспощадные. Образ отрешенно-учтивого лица Сирила де Монфора и его неприятная, жесткая усмешка дорисовались следом. Амелл ощутил, как только что горевшие огнем потроха смерзаются от страха.

   - Ты оглох, что ли, собачник? - орлесианцы были совсем близко. Их псы рассыпались полукольцом, уже не лая, но подступая к загнанной дичи с предупреждающим злым рычанием. - Иди, говорю, сюда. Приказ господина доставить тебя живьем. Но живьем - не значит невредимым. Целый день носимся за тобой, как угорелые. Не зли нас еще больше, слышишь?