Лекции по патрологии I—IV века - Н. И. Сагарда

Это учение о душе во многом напоминает учение стоиков, но предоставляет руководственное значение духу — πνεύμα. В учение Татиана о πνεύμα входят различные элементы. В одном месте (cap. 13[478]) он делает ссылку на Евангелие Иоанна (1:5: «тьма его не объяла»). Другие выражения имеют источник в платонизме, как например: «Дух совершенный окрылял душу; когда она грехом прогнала его, он улетел как птенец, и она упала на землю» (cap. 20). Некоторые, наконец, обнаруживают родство с учением, которое мы находим в главных гностических системах: соединение — συζυγία — души с Божественным духом; идея, что душа, оставленная духом, которому она не хотела следовать, сохранила некоторые искры его могущества; деление людей на два класса — ψυχικοί и тех, которые имеют духа (cap. 15; 16), и отсюда утверждение, что не во всех присутствует дух, но пребывает только в некоторых, праведно живших (cap. 13). Но все эти различные тексты могут быть признаны гностическими больше по выражению, чем по основному содержанию, и заключающееся в них учение представлено таким образом, что его нельзя признать абсолютно противным учению православному.

Преобразование души, которым обусловливается возвращение в нас духа, обращение грешника, совершается чрез покаяние — μετάνοια: «Люди, после утраты бессмертия, смертью через веру победили смерть, и через покаяние им дано такое звание, какое приписывает слово: "немного они умалены пред ангелами" [(Пс. 8: 6)]» (cap. 15). Непосредственное действие обращения состоит в том, что люди освобождаются от материи, и Татиан сильнее настаивает на этом, чем на том внутреннем процессе, который подготавливает это освобождение и предшествует ему. В этом пункте особенно сказываются аскетические тенденции, которые привели его к соприкосновению с энкратитами. Союз (συζυγία) души и духа возвращает человека в то состояние, в каком он находился до падения. Он снова делается чистым и бессмертным.

Души праведников и грешников временно — в промежутке, отделяющем смерть от конца мира — разрушаются, при конце же мира они воскресают вместе с телом. Это совершенно логично для системы Татиана, который рассматривает душу как только гармонию или связь тела. Что касается духа, то он образует союз с ней, обитает в ней как в храме, но не соединяется, не сливается с ней; естественно поэтому, что при смерти он оставляет душу.

Спасенная и достигшая бессмертия душа возвратится в местопребывание прародителей, которое Татиан описывает так: «Небо, о человек, не безгранично, но имеет границы и заключено в пределах; над ним — лучшие зоны, которые не подвержены переменам погоды, производящим различные болезни, но имеют благорастворение воздуха, постоянный день и свет, недоступный для здешних людей» (cap. 20). Это земля не наша, но лучшая, откуда были изгнаны первозданные. Мы должны желать прежнего состояния и бросить все, что этому препятствует, т. е. материю (ibidem).

В учении о демонах Татиан несомненно находится под влиянием Иустина. Излагая свой взгляд на них, Татиан старается опровергнуть противоположные воззрения о происхождении и природе демонов. Он возражает против мнения тех, которые полагали, что демоны — души умерших людей (cap. 16), и весьма энергично оспаривает философов, посредством аллегории стремившихся изъяснить мифы относительно языческих богов, применительно к учению о демонах (cap. 21).

В своем безумии демоны увлеклись гордостью и, возмутившись, покусились восхитить себе божество (cap. 12); они были низвергнуты с неба (cap. 20). После этого они стали обитать в земных областях, вошли в общение с пресмыкающимися, птицами, четвероногими, развратили людей, но и сами подпали под власть тех же страстей, что и люди. С того времени они не переставали вредить людям: со времени искушения первых людей они изобрели идолопоклонство и не переставали распространять его и впоследствии; они же явились ц в образе языческих богов, и вождь их отождествляется с Зевсом (cap. 8). Они изобрели астрологию и магию, которыми более, чем другим чем-либо, утвердили свою власть над людьми. «Демоны, по своей злобе неистовствуя над людьми, обольщают их поникшие долу души разнообразными и коварными ухищрениями и препятствуют им возвыситься к жизни небесной... Если бы можно было, они разрушили бы и самое небо с прочими тварями» (cap. 16). Не имея никакой плоти, а составленные из элементов воздуха и огня, демоны могут быть видимы только верными, которые восприняли Духа Божия, обитающего в них; напротив, душевные не могут видеть их, так как высшее не может быть объято низшим (cap. 15). Впрочем, и душевные люди видят демонов, когда последние являются им, для того ли, чтобы уверить их в своем существовании, или для того, чтобы повредить им, как это делают злоумышленные друзья врагам своим, или, наконец, чтобы склонить подобных себе к обоготворению их (cap. 16). Демоны, по-видимому, имеют преимущество перед людьми: они бессмертны; но это преимущество обращается во вред им: «Им нелегко умереть, потому что они не имеют плоти; но они, живя, творят дела смерти и сами умирают всякий раз, когда научают греху своих последователей. И то, что в настоящее время составляет их преимущество, именно, что они не умирают подобно людям, останется с ними и тогда, когда будут подвергнуты мучениям: они не будут причастниками вечной жизни и вместо смерти не получат блаженного бессмертия». У людей меньше грехов по причине краткости их жизни, а демоны много грешат в продолжение бесконечного времени (cap. 14). Господь попустил им быть в обольщении, пока окончится мир разрушением (cap. 12).

По окончании всего будет воскресение тел — не так, как учат стоики, по мнению которых после нескольких периодов времени одни и те же существа всегда являются и погибают без всякой пользы, но однажды, по исполнении наших веков и единственно ради восстановления одних людей для суда. Возможность воскресения основывается на всемогуществе Божием. «Как я, не существуя прежде рождения, не знал, кто я был, а только пребывал в сущности плотского вещества, а когда я, не имевший прежде бытия, родился, то самым рождением удостоверился в своем существовании; таким же точно образом я, родившийся, через смерть переставая существовать и быть видимым, опять буду существовать, по подобию того, как некогда меня не было, а потом родился. Пусть огонь истребит мое тело, но мир примет это вещество, рассеявшееся подобно пару; пусть погибну в реках или моряк, пусть буду растерзан зверями, но я сокроюсь в сокровищнице богатого Господа. Человек слабый и безбожный не знает, что сокрыто; а Царь Бог, когда захочет, восстановит в прежнее состояние сущность, которая видима для Него одного» (cap. 6). Сам Творец мира будет Судьей: «Придет Судия, и все люди, которые, несмотря на препятствия от демонов, стремились к познанию совершенного Бога, в день суда получат полнейшую похвалу за свои подвиги» (cap. 12).

Татиан во всей своей речи не называет имени Иисуса Христа; но все его учение о спасении имеет свой корень в проповеди о Боге в образе человека (Θεός έν άνθρωπου μορφή: cap. 21).

В нравственном учении Татиана, насколько можно судить по его апологии, кроме явного влияния на ее характер природных особенностей его, можно отметить некоторую склонность к морали стоико-кинической и гностической или маркионитов, именно — в его аскетических тенденциях, которые в последовательном раскрытии могли привести к мысли, что происхождение зла имеет свой источник не только в злоупотреблении свободной волей, но и в телесной природе человека. Эти идеи отчетливо не выступают в апологии; без сомнения, при этом не должно забывать, что течение мыслей в ней не давало повода для такого рода практических выводов. В этом отношении важнее опровергаемое Климентом Александрийским (Strom. III, 12.79 sqq.) учение Татиана, заимствованное из утраченного произведения его «О совершенстве по учению Спасителя». Здесь Татиан представляет брак как чувственный образ союза плоти с тлением и приписывает «измышление» брака диаволу. Кто женится, тот хочет служить двум господам: Богу и одновременно диаволу и любодейству. Татиан разделяет ветхого и нового человека; ветхий есть закон, новый — Евангелие, оба происходят не от одного Бога. На законе основывается брак: брак — «измышление» закона. Совершенно иного рода тот брак или союз, который соответствует Евангелию — воле Господа. Вместе с воздержанием от брака Татиан требует воздержания от мяса и вина. Если Татиан выразил эти мысли со всей решительностью только после разрыва с Церковью, то несомненно, что зачатки их были у него и прежде.

Иногда утверждают, что Татиан появился на свет слишком рано: его аскетизм легко был бы принят в IV в. после утверждения монашества, и он остался бы правоверным членом Церкви. Но это не совсем точно, так как разрыв его с Церковью мотивировался не только чрезмерной строгостью нравственных требований, но и разностью в учении: Ириней приписывает ему не только отрицательное отношение к браку, но прежде всего его учение об зонах, в котором он уподоблялся Валентину, а также мнение о том, что Адам не спасется. И апология в достаточной степени показывает, каким путем он пришел и даже фатально должен был прийти к схизме: она во всем обнаруживает жесткость его стремительного и страстного характера, нетерпимое отношение ко всякого рода авторитетам и определенным нормам, враждебность ко всякой мере; она дает возможность довольно ясно определить принципиальные тенденции его духа, очень склонного к таким идеям, которые могли привести к ереси. Хотя апология, если судить о ней с точки зрения того времени, не может быть названа явно еретической, но она заключает в себе несколько довольно подозрительных мест и стоит на крайней границе между православием и ересью.