Российская нация. Этнонациональная и гражданская идентичность россиян в современных условиях - Рамазан Абдулатипов

§ 5. Идентичность россиян: этнонациональное и гражданское измерения

Проблема идентичности людей – это проблема их личностного, общественного и гражданского становления. Недавно вновь прочитал знаменитое философическое письмо П.Я. Чаадаева и понял, что это проблема извечная. Более того, письмо П.Я. Чаадаева – это философское наследие для нас, ибо он, как и многие из нас, любил Россию, но где-то был и разочарован порядками в ней. По мнению Чаадаева, без решительных реформ Россия обрекает себя на существование без будущего, а у нас же чрезвычайно решительное проведение реформ без учета самочувствия народов и граждан тоже может привести к тому же результату. Но главное для меня, что не оправдается прогноз Чаадаева о том, что Россия не имеет будущего, хотя не знаем, о каком будущем он точно говорил. Становлению тогдашней России мешали: крепостническое рабство, злоупотребление властью, отсутствие всякого понимания правового государства, отсутствие индивидуальных гражданских прав, отсутствие гражданского общества и т. д., и т. п. Теперь важно разобраться, насколько далеко вперед мы продвинулись в осознании своего «Я», общественной, гражданской и этнонациональной принадлежности.

Тяжела судьба идентичности при неопределенности судьбы своего рода, народа, этнонации и нации-государства. Идентичность – явление, бесспорно, историческое, а если хотите, где-то в подсознании и генетическое, и может быть не в смысле слова «зова крови», а социально-исторического опыта самочувствия рода, народа и Отечества в смысле социальной и этнонациональной памяти. Сознательному человеку свойственно самосознание, самоосознание, а значит, и идентичность. Даже потеря рода, народа, страны и государства не всегда способны вытравить из сознания людей элементы их идентичности. Через поколения и переходы, переселения и ассимиляции, интеграции в человеческой памяти может находиться, оживиться осознание своей родовой, этнонациональной, отечественно-гражданской общности. Меня называют аварцем, и я осознаю себя аварцем, хотя и с определенными моментами родовой, общинной, территориальной корректировки. Трудно мне проследить все корневые и прочие историко-культурные связи своей древнейшей идентичности. Но со словом «авар» во мне просыпается вызов идентичности, в том числе, и с теми древними племенами, которые прошли через Дербент в Европу, даже, возможно, ничего общего не имеющими с современными аварцами. Также во мне просыпается идентичность, когда говорят о Кавказской Албании и о государстве «Серир» в горах Дагестана и т. д. Идентичность – это мое имя, моя фамилия, мой род, мой народ, мое Отечество, государство и связанные с ним история и культура. И все эти исторические наслоения – в моем самосознании. А если я к ним неравнодушен, значит, я сохраняю элементы этой идентичности. Меня даже обижает, оскорбляет, когда советского человека уничижительно называют «совком», хотя те, кто так называет советских людей, забывают о подвигах и достижениях советского народа, который спас мир от фашизма. Называя советского человека «совком», они сами становятся ручкой к этому совку. С сожалением пишет М.Н. Губогло, что «… вновь настало время, когда некая прослойка манкуртизированпых людей, отказавшихся от своей этничности, конфессиональной и гражданской идентичности, предательски принялись именовать Россию «этой страной в развалинах» и рьяно оплевывать ее прошлое и настоящее»1. К потере гражданской идентичности может вести потеря родовой и этнонациональной идентичности. Именно на этом уровне идет формирование сознания манкуртов. В современных условиях вновь, уже на гражданском уровне, наступило время кризиса идентичности, а когда только вчера этот кризис затрагивал этнонациональные моменты, у нас радовались и отчитывались в том, что «национальный вопрос» и в смысле равнодушия к своим родовым, этнонациональным корням «решен полностью и окончательно», поспешили объявить «конец нации». Более того, как ни странно, в наибольшей степени потере этой идентичности подверглись русские. Безнациональность, которая навязывалась нерусским народам, не обошла и русских. А за каждым периодом кризиса идентичности приходит период «взрыва» идентичности, но уже с кризисом моментов солидарности. Отсюда этнонациональный сепаратизм и шовинизм последних лет. Это, видимо, феномен, когда идентичность сама себя воспроизводит даже независимо от условий. И, «конечно, всесильное время вносит свои коррективы в самосознание и самопознание народов»[460]. И здесь перекосы от манкуртизма в отношении собственного рода, этнонации, а далее и гражданской идентичности, когда на этой жертве предлагается возвести отдельный этнос в полиэтническом государстве в ранг «носителя крови за этнонациональный суверенитет» (Д.Ж. Валеев), превращая федеративное государство в конфедеративное, изначально нежизнеспособное. Без единства и солидарности народов не может быть единства России. Идентичность любого уровня меняется под влиянием исторических и социально-политических условий. И чем выше по лестнице социализации она поднимается, тем она должна становиться гибче. Сохранение идентичности: родовой, этнической, этнонациональной, гражданской, региональной и т. д. – это задача каждой общности, которая хочет сохраниться и иметь будущее. Вместе с тем идентичность – это еще и момент уважения, почитания прошлого. Как говорил А.С. Пушкин: «Уважение к минувшему – вот черта, отличающая образованность от дикости». Или Р. Гамзатов: «Кто выстрелит в прошлое из ружья, в того будущее выстрелит из пушки». Настолько фундаментально значение идентичности. «Если вы любите свой народ, вы поймете и другие народы», – подчеркивал Д.С. Лихачев[461]. Достаточно основательно разработана у нас теория и методология этничности[462]. Идентичность – это не только каковым и кем ты себя осознаешь, но еще и кем, и каковым признают тебя в данной среде обитания. По определению Г.У. Солдатовой, проводившей исследование под руководством Л.М. Дробижевой: этническая идентификация – «как разделяемые в той или иной мере членами данной этнической группы общие представления, которые формируются в процессе взаимодействия с другими народами. Значительная часть этих представлений является результатом осознания истории, культуры, традиций, места происхождения (территории) и государственности. Общие значения связывают членов группы и служат основой ее отличия от других этнических групп». Здесь отсутствует изначальный, самый интимный и трепетный уровень, от которого начинается «высота познания идентичности», а именно – семейно-родовые воспоминания, чувства близости и родства. Идентичность – это, прежде всего, то место, те люди, та общность, которая тебя понимает, принимает и за тебя сопереживает. «Общие знания» – это другой уровень, и он возможен при «общих чувствах» и «чувственных воспоминаниях». Идентичность – это не только когда ты относишь себя к общности, но и общность относит тебя к себе. Кроме того, здесь не обязательно деление на «мы» и «они» в смысле «свои» и «чужие». Здесь всегда есть пространство расширения идентичности, а значит, и солидарности. Семья – род, сельская община (джамаат своего села), сельская община (ташинцы), районная община (тляратинцы), аварская община (аварцы), дагестанская община (дагестанцы), кавказская община (кавказцы), российская община (россияне), мусульманская община (мусульмане), европейская община (европейцы), человечество – вот, видимо, пространство выбора моей идентичности. В этой многоступенчатости важно, чтобы выбор шел «мы» и «они», а не «свои» и «чужие», а «я» и «другие».

В.А. Тишков, отрицая этнонации в самой России, приходит к выводу, что местные этносы, имеющие государства на основе этнонима, объявили себя «нациями»[463]. А что им делать, если утверждается, что в составе России нет этнонаций. Более того, он, говоря о «многоэтничных гражданских нациях», предлагает им отказаться справедливо от «несостоятельной доктрины этнонационализма», а далее и от разделения своих подданных на «нации» и «национальные меньшинства»[464]. Прекрасно. Тут же все возвращает «на круги своя»: на основе теории В.А. Тишкова, главное – это отрицание наций-этносов и принесение их в жертву нации-государству, которое неминуемо сохранит этнонациональный смысл – в культуре, языке, гербе, флаге – во всем.

Н. Глейзер и Д. Мойимихэн «по ту сторону плавильного котла» в статье «Этничность: теория и практика» пишут, что если ранее проблема этнического «рассматривалась как пережитки более ранних эпох», «то теперь мы должны поместить ее в центр рассмотрения». Эти уроки «плавильного котла» почему-то не учитываются нашими теоретиками и практиками. «Надежда обойтись в обществе без этничности может быть столь же утопичной и столь же сомнительной, как надежда обойтись без социальных классов в обществе»[465]. Вот вам и западные теории отрицания этничности, этнонациональности, которые до нас доносят наши англоязычные коллеги.