Сергий Радонежский. Личность и эпоха - Константин Александрович Аверьянов

января 1366 г. великого князя Дмитрия Московского на дочери суздальского князя Дмитрия Константиновича; гибель монахов в монастыре Св. Лазаря в Городце от грома 23 июля 1367 г.; пожар соборной церкви Св. Михаила в Городце и церкви Св. Михаила в Суздале от молнии 11 апреля 1368 г.; восстановление князем Борисом Константиновичем Суздальским сгоревшей соборной церкви Св. Михаила летом 1370 г.; строительство каменной церкви Св. Николы князем Дмитрием Константиновичем в Нижнем Новгороде летом 1371 г.; чудо с колоколом у церкви Св. Спаса в Нижнем Новгороде летом 1372 г. (Там же. С. 103–107, 109, 111–112).

396

Ср.: РИБ. Т. VI. Ч. 1. Приложения. № 34. Стб. 230 (Запись 1389 г.).

397

Государственный исторический музей. Отдел рукописей. Чу-довское собрание. № 18. Л. 165 об. – 167. Публикация: Невоструев К. Вновь открытое поучительное собрание святого Алексия, митрополита Московского и всея России // Душеполезное чтение. 1861. Апрель. С. 449–467.

398

Невоструев К. Указ. соч. С. 452; Кучкин В. А. Формирование… С. 223. Примеч. 180.

399

Невоструев К. Указ. соч. С. 466.

400

ПСРЛ. Т. XV. Стб. 78.

401

Вопрос родственных связей Вельяминовых с московским княжеским домом довольно запутан в отечественной литературе. В. А. Кучкин в свое время обратил внимание на одну жалованную грамоту Дмитрия Донского некоему новоторжцу Евсевию, где великий князь называет Василия Васильевича Вельяминова «своим дядей» (Акты социально-экономической истории Северо-Восточной Руси конца XIV – начала XVI в. Т. III. М., 1964. № 238.) (Далее – АСЭИ.) В 1974 г. он выдвинул осторожное предположение, что жена великого князя Ивана Красного и, соответственно, мать Дмитрия Донского великая княгиня Александра (в монашестве Мария) была сестрой московского тысяцкого В. В. Вельяминова (Кучкин В. А. Из истории генеалогических и политических связей московского княжеского дома в XIV в. // Исторические записки. Т. 94. М., 1974. С. 365, 381. Примеч. 6). Позднее исследователь отказался от этой мысли. Поводом, вероятно, послужил тот факт, что в начале XV в. сын Дмитрия Донского Петр женился на Ев-фросинье Полиевктовне, внучке Василия Васильевича Вельяминова. Предположить, что Александра была сестрой Василия Васильевича Вельяминова, невозможно, так как получается, что князь Петр Дмитриевич и Евфросинья Вельяминова состояли в шестой степени родства, а такие браки по церковным правилам считались недопустимыми. (Церковь разрешала браки только после седьмой степени родства, о чем напоминает известная поговорка о слишком дальних родичах: «седьмая вода на киселе».) На основании этого В. А. Кучкин высказал другое предположение – что Дмитрий Донской именует Василия Васильевича «дядей» не в привычном для нас значении «брат отца или матери», а в другом – «кормилец, воспитатель, наставник, дядька». В. В. Вельяминов при Дмитрии Донском занимал должность московского тысяцкого, а одной из основных обязанностей тысяцких являлось как раз воспитание княжеских детей. Как известно, после смерти отца Дмитрий остался ребенком на попечении московских бояр. Поэтому, согласно гипотезе В. А. Кучкина, Дмитрий и называет в грамоте В. В. Вельяминова «своим дядей», то есть дядькой, воспитателем (Кучкин В. А. «Свой дядя» завещания Симеона Гордого // История СССР. 1988. № 4. С. 152–157). Однако это предположение, несмотря на всю привлекательность, следует отбросить. В. К. Гарданов, специально изучавший бытование термина «дядька» в Древней Руси, нигде не сталкивался со случаем, когда значение «кормилец, воспитатель» выражалось бы словом «дядя», а не «дядька» (Гарданов В. К. «Дядьки» Древней Руси // Исторические записки. Т. 71. М., 1962. С. 236–250). Сознание средневековых людей четко разграничивало эти два внешне похожих слова. Разница между ними существовала и гораздо позднее. В документах XVII в. известный боярин Б. И. Морозов, воспитатель царя Алексея Михайловича, всегда именуется царским «дядькой», но отнюдь не «дядей». Это отражено и в художественной литературе. А. С. Пушкин, тонко чувствовавший все оттенки родного языка, не мог допустить того, чтобы Гринев из «Капитанской дочки» называл своего воспитателя Савельича «дядей». В своих построениях В. А. Кучкин не учел одного обстоятельства. Словом «дядя» на Руси называли не только родного дядю, но и двоюродного. Таким образом, если предположить, что Александра была внучкой родоначальника Вельяминовых Протасия не от Василия Протасьевича, а от другого его сына, то в итоге Евфросинья и Петр оказываются родственниками в восьмой степени, что делало их брак возможным, а Василий Васильевич Вельяминов являлся двоюродным дядей Дмитрия Донского. Остается только найти в источниках упоминание еще об одном сыне Протасия. Родословная Вельяминовых, составленная много позже, называет всего одного сына у московского тысяцкого Протасия. Но это отнюдь не означает, что у него не могло быть других сыновей. Просматривая родословцы старомосковских боярских родов и сравнивая между собой различные их редакции, можно привести немало случаев, когда их представители, составляя свое родословие, отсекали боковые ветви рода, успевшие к тому времени «захудеть». Это делалось в первую очередь из-за боязни осложнений в местническом отношении. Изучая летописные известия времен княжения Калиты, находим интересное для нас сообщение о том, что в 1330 г. московский князь, будучи в Новгороде, направил своего посла Луку Протасьева в Псков к бежавшему туда князю Александру Михайловичу Тверскому с предложением поехать в Орду (ПСРЛ. Т. XXV. С. 169). Несомненно, что это был очень влиятельный человек своего времени, очевидно боярин, если судить по важности и деликатности порученного дела. Определение Луки как «Протасьев», несомненно, указывает на его отца Протасия. Бояр у Ка-литы было сравнительно немного, но только один из них звался Протасием. Им был первый известный нам московский тысяцкий. Очевидно, что Лука был его сыном и, в свою очередь, имел дочь Александру, вышедшую замуж в 1345 г. за Ивана Красного, в бытность того еще удельным звенигородским князем. Таким образом, Василий Васильевич Вельяминов оказывается двоюродным дядей Дмитрия Донского. Что же касается Луки Протасьевича, он стал по мужскому потомству родоначальником рода Протасовых, и память об этом у его потомков сохранялась очень долго, на протяжении нескольких столетий. Но связанные с уделами Протасовы очень быстро деградировали в служебном отношении и вышли из среды московского боярства (Родословие Протасовых см.: Лобанов-Ростовский А. Б. Русская родословная книга. 2-е изд. Т. 2. СПб., 1895. С. 141–150).

402

ПСРЛ. Т. XXV. С. 182.

403

Клосс Б. М. Указ. соч. С. 308.

404

ПСРЛ. Т. XXV. С. 394. В свое время в литературе возникли сомнения – в каком году (1366 или