Мятежный дом - Ольга Чигиринская

– Вам нужно еще мое согласие, – сказал Дик. – Его у вас нет.

– Но ты сидишь и не двигаешься, – усмехнулся Сэйкити.

– Вы застали меня врасплох. Хорошо, эти две минуты ваши, и оставьте при себе свои сто сэн.

– Пятьсот сэн в час, стало быть, тебя тоже не прельщают?

– Нет… господин Огата.

Рука со стилом опустилась. Узкое, нервное лицо поднялось от планшета. От взгляда Огаты у Дика мурашки пошли по коже.

– Это имя не должно звучать здесь, понял? – художник нехорошо усмехнулся и снова вернулся к работе. – Ты становишься все интересней и интересней, боя. Как ты догадался?

– Мне кое-что рассказали о… человеке, имя которого не должно здесь звучать. А потом вы сами рассказали мне о Сэйкити. Конечно, могло быть и так, что Сэйкити просто старый друг Огаты, еще с войны. Но… вы, наверное, с утра не брились ещё… У вас светлые волосы от самых корней, и вам не хочется, чтобы все видели, какого вы происхождения. Но красить их в неблагородный цвет, наверное, неловко.

Сэйкити фыркнул.

– Откуда ты, прекрасное дитя? И как тебя зовут?

Дик подумал и назвал настоящее имя:

– Райан. Можно просто Ран.

На этот раз Огата «завис» только на секунду.

– У тебя было ко мне какое-то поручение, Райан, можно просто Ран. Пойдем внутрь. Может, я еще уговорю тебя позировать, а?

Дик не ответил на это. С того самого момента, как он понял, кто такой охранник, внутри начало нарастать напряжение. Было с этим парнем что-то не так, и Дик не мог понять, что именно. То есть, отчасти он понимал – очередная маска, очередное запасное лицо, которое носят тут, кажется, все, даже он сам. Но было что-то еще, кроме…

– А… почему вы просто не наделали снимков? – спросил он вместо этого. – Выйдет быстрее.

– Как бы это тебе понятно объяснить, Райан, можно просто Ран… – через внутренний дворик, мимо онсэна под портиком, Сэйкити ввел его в дом. – Образ нужно пропустить через себя. Не через аппарат, а через себя. Ила, клиент где?

– Отлеживается в твоем логове, – давешняя девица из онсэна теперь полулежала в гостиной на кушетке и с вялым интересом смотрела какую-то костюмную драму. Дик пробудил в ней гораздо больше любопытства, чем страсти героев. – Покажи, что ты нарисовал, Сэйкити?

Татуировщик протянул ей планшетку. Дик решился подойти и заглянуть.

– Фу, Сэйкити, – девица наморщила носик. – Ты изуродовал мальчика. Это ужасно. Ты совсем не умеешь рисовать людей, вот что я тебе скажу. Ты изуродовал всех, кого рисовал – меня, Тигра, даже Баккарин – а ведь ты ее как будто любишь. Почему ты не хочешь рисовать красиво?

Дик, рассмотрев картинку, поначалу хотел согласиться с девицей. Собственное изображение было ему безразлично, даже нарисуй его Сэйкити кривым и горбатым, но все-таки от татуировщика, знаменитого на весь город, он ждал чего-то другого. Сэйкити набросал Дика несколько раз, в разных позах – и один раз крупно нарисовал лицо – как видно, в те минуты, что Дик сидел напротив, беспечно позволяя рассматривать себя в «глазок» камеры. Это лицо состояло как будто из одних углов: скулы и тени на щеках, подбородок, глаза и брови, впадина между подбородком и губами – все было какое-то острое, ломаное, резкое. Да, некрасиво, тут девица была права, и вместе с тем… вместе с тем она была неправа. Парень на планшете был «некрасиво» нарисован, но… красив. Нет, Сэйкити нимало не польстил своей модели. Дик непроизвольно потер подбородок – жидкую поросль на нем художник изобразил совершенно беспощадными твёрдыми штрихами. И нос… Н-да… Однако, несмотря на все это, юноша понял, что встречные девушки оглядываются на него и шепчутся между собой вовсе не потому, что он нелепо одет. И вообще с этим нужно что-то делать: с таким лицом не раствориться в толпе…

– А ведь умеешь, – продолжала девица, возвращая планшет. – Татуировки у тебя красивые. И вот тут вот височки всё-таки получились очаровательно… – она улыбнулась Дику. – У тебя замечательные височки, почти бачки. Не сбривай их. А вот эту пакость, – она тронула пальчиком его подбородок, – фу, лучше убери.

– Ила, – нежно сказал Сэйкити, – твои суждения об искусстве – квинтэссенция пошлости, но за это я их и люблю. Ты безошибочный индикатор: то, что тебе противно, не может не быть прекрасным.

– А ты грубиян, – судя по равнодушному тону девицы, такие пикировки между ними происходили не в первый и даже не в десятый раз. Татуировщик рассмеялся.

– Пойдем проведаем нашего страдальца, – сказал он, чуть подтолкнув Дика в спину.

И в момент толчка юношу осенило: Моро. Нет, ни лицо, ни голос не похожи, но что-то общее, какая-то внутренняя трещина…

– Что с тобой? – обеспокоенно нахмурился художник. – Чего это ты вдруг вспотел?

– Я… – Дик поморщился. – Со мной все в порядке. Я просто… посижу, если можно.

– Можно, – Сэйкити раздвинул двери в конце коридора. – Так, ну что у нас тут?

Страдалец, лежащий на футоне вверх лицом, дышал уже не так прерывисто и мучительно, как час назад. Татуировщик показал Дику на табурет в углу, а сам сел на пол, и… спустил брюки.

После чего отстегнул ноги. То есть, протезы.

– Мешают, – бросил он через плечо, склонившись над клиентом и водя пальцем вдоль черных и красных линий. – Хо-ро-шо. Просто великолепно. Краска разошлась как надо, господин Че, и воспаления тоже особенного нет…

– Ты это называешь «нет»? – клиент охнул.

– Это нормальный отек, а не воспаление. Пользуйтесь заживляющим гелем – и через неделю приходите на инсталляцию. Дора!

Двери раздвинулись, на пороге появилась заспанная коротко стриженая девушка.

– Помоги господину Че одеться и проводи. Карточку – ей, господин Че. Дора, у меня на сегодня никто больше не записан, так что прошу меня не беспокоить до вечера. Если придут новые клиенты – запишешь их сама. Ты же у нас умница…

Клиент пожал художнику на прощанье руку и удалился. Сэйкити с пульта заблокировал дверь, на руках перепрыгнул через протезы и в одну секунду пересек комнату, очутившись возле бара.

– Ты так напряжен, будто собираешься дать мне по башке и вычистить сейф, боя, – из бара показалась бутылка какого-то золотистого напитка. – Выпей и расслабься. Или ты в самом деле вознамерился обчистить наш бордель? – Сэйкити-Огата засмеялся. – Брось. Баккарин почти все дела ведет по безналичному расчету. И в этой комнате нет ничего ценней бутылки малабарского брэнди, которое я предлагаю тебе и так.

Новый ловкий бросок на руках – и Огата снова оказался напротив Дика. Раз – левая рука, не глядя, подхватывает маленький лаковый столик, два – столик становится между ними, три – посреди лаковой столешницы, площадью меньше панели терминала, как будто выросли бутылка и две маленьких рюмки.