Сыщик-убийца - Ксавье Монтепен

Рене подробно описал похищение Берты и покушение на ее жизнь.

Затем перешел к преступлению, совершенному над Жаном Жеди, узнавшим в своем убийце человека, подговорившего его убить доктора из Брюнуа.

Во время рассказа Рене Анри делал заметки.

— Жан Жеди выживет? — спросил он.

— Да, я надеюсь, — ответил Этьен.

— И даст показания?

— Он поклялся!…

— Этот человек двадцать лет назад был отравлен мистрисс Дик-Торн? — продолжал Анри.

— Это несомненно. Ужасная женщина и негодяй, которого зовут Фредериком Бераром, хотели отделаться от сообщника. Его нашли умирающим и отправили в госпиталь, забрав ребенка, которого он пощадил.

— Ребенка, которого нес доктор из Брюнуа?

— Да.

— Или я сильно ошибаюсь, или мотивом преступления был этот ребенок. Его хотели устранить, поэтому убили доктора…

— Это вероятно, — сказал Этьен.

— Жан Жеди не знал имен злодеев, нанявших его?

— Нет, он знал их только в лицо.

— Все связывается одно с другим, — сказал Анри. — Каким образом Фредерик Берар мог узнать, что Рене Мулен приехал в Париж с письмом — я не знаю. Но очевидно, что с этого начинается мрачная интрига, результатом которой был арест Рене, кража письма, похищение мадемуазель Леруа и убийство Жана Жеди.

Механик вынул из кармана маленький сверток и передал адвокату.

— Вот письмо, которое положили мне в конверт вместо черновика мистрисс Дик-Торн. Вот записка, найденная в кармане пальто мнимого кучера, управлявшего фиакром, везшим Берту. Почерк тот же. Вот письмо, подписанное моим именем для того, чтобы завлечь Жана Жеди в западню. Почерк опять-таки тот же. Наконец, вот записка, которую убийцы оставили у Жана, чтобы заставить предположить самоубийство.

— Это ужасно! — воскликнул Анри, рассматривая поданные ему бумаги. — С какой дьявольской ловкостью все было устроено! И, — продолжал он, — полиция, действовавшая по жалобе Пьера Лорио, не могла найти следов похитителей фиакра номер 13. Вы знаете адрес Фредерика Берара?

— Да, Жан Жеди следил за ним, — он живет на улице По-де-Фер-Сен-Марсель.

— А другой, которого мадемуазель Берта видела на Королевской площади и в сгоревшем доме с Фредериком Бераром, — кто он?

— Еще неизвестен, но дядя доктора говорит, что знает дом на улице Пон-Луи-Филипп, в который возил его в обществе Фредерика Берара, который, со своей стороны, часто по ночам приезжал сюда, в этот квартал. Господину Лорио даже казалось, что он входил в сад этого павильона. Но, по всей вероятности, он ошибся, и тот входил в соседний дом.

Анри де Латур-Водье задумался.

— Странно, — сказал он, — соседний дом необитаем. Он принадлежал маркизу де Серне, который умер два года назад, и наследники хотят продать его. Это надо разъяснить. Еще одно: кроме неподписанного письма, которое вы передали мне, у вас нет никаких письменных доказательств против Фредерика Берара и мистрисс Дик-Торн?

— Никаких, — ответил Рене, — между тем мы должны были иметь эти доказательства, так как бумажник, украденный Жаном Жеди на улице Берлин, кроме денег, содержал компрометирующие бумаги.

— Вы в этом уверены?

— Да, уверен. Когда мистрисс Дик-Торн заметила похищение, она, казалось, меньше была огорчена пропажей денег, чем испугана исчезновением бумаг.

— И у Жана Жеди не было этого бумажника?

— Бумажник был украден у него убийцами.

— Теперь, — сказал Анри, — займемся ребенком. Что с ним сталось? Вы это знаете?

— Знаю, — ответил Этьен.

— Ребенок жив?

— Не знаю, но мы справимся, как только дядя вернется из небольшого путешествия.

— Да, это необходимо; мы не должны пренебрегать ничем. А теперь скажите мне, знаете ли вы, почему сумасшедшая, о которой вы говорили, постоянно произносит название Брюнуа и почему Фредерик Берар был в ужасе, увидев ее?

— Я надеюсь, что скоро узнаю это, — ответил доктор.

Затем Этьен объяснил то, что уже известно читателям.

— Странный случай или, лучше сказать, перст Провидения!… — вскричал Анри. — Я убежден, как и ты, что Эстер Дерие тесно связана с этим таинственным делом и что, если она придет в себя, мы узнаем истинную причину убийства доктора из Брюнуа. Когда считаешь ты возможным расспросить ее?

— Не ранее чем через три или четыре дня.

— Мы подождем. Но, чтобы начать борьбу, мы должны приготовить оружие. Мне остается допросить Жана Жеди, затем просмотреть сделанные мною заметки и передать императорскому прокурору жалобу от имени мадемуазель Леруа. На это нужно два дня. Я понимаю ваше справедливое нетерпение, мадемуазель, и сделаю все, чтобы удовлетворить вас. Поэтому будьте мужественны и надейтесь.

Мужчины простились с Бертой и оставили павильон.

— Когда вы думаете увидеться с Жаном Жеди? — спросил Рене.

— Послезавтра. Где он живет?

— В Бельвиле, улица Ребеваль. Но вам трудно найти его без проводника.

— В таком случае, назначьте мне свидание, и мы отправимся к нему вместе.

— Днем или вечером?

— Вечером, это будет благоразумнее.

— Если угодно, я буду ждать вас в девять часов на улице Винцент, 9; это моя временная квартира, — сказал Рене.

— Послезавтра, в девять часов.

Вернувшись домой, Анри собрал все бумаги по делу Берты Леруа и часть ночи занимался делом, которое должен был защищать завтра в суде, делом очень серьезным. Он придавал ему большое значение, так как обвиняемый казался ему заслуживающим снисхождения.

Он лег в постель только за два часа до рассвета.

Выиграв дело, он вернулся домой из суда после полудня. Дома его ждала телеграмма из Марселя, подписанная герцогом Жоржем де Латур-Водье, и в ней говорилось, что послезавтра в пять часов вечера сенатор приедет домой.

Анри чувствовал к герцогу относительную сыновнюю любовь. Он ощущал себя только приемным сыном, поэтому уважение и благодарность занимали в его сердце больше места, чем привязанность. Но тем не менее Анри обрадовался, узнав о возвращении отца. Он никогда не старался проникнуть в тайну своего рождения и старался забыть первые годы своего детства, проведенные в госпитале не из гордости, а чтобы не презирать своих настоящих родителей.

Он приказал приготовить комнаты отца и решил встретить его завтра на станции, поэтому написал записку Этьену, извещая его о приезде сенатора и отменяя свидание, прибавив, что оно состоится в самом скором времени.

Этьен был рад отсрочке, так как силы Жана Жеди с каждым днем восстанавливались, и Эстер Дерие, начинавшая поправляться, также, может быть, могла бы ответить на вопросы адвоката.

Действительно, лечение Этьена Лорио наконец дало свои плоды. Лихорадка прекратилась, и Эстер, казалось, просыпалась от сна. Она с недоумением оглядывалась вокруг, стараясь собрать свои воспоминания, но утомилась от бесполезных усилий. Она хотела расспросить окружающих, но помощник Этьена получил от него приказ не давать ей говорить, так как всякое волнение могло быть опасно. Следовало ждать благоприятной минуты. Больная уже начинала понимать ненормальность окружающей обстановки, но все ее мысли перепутались.

Приехав в свой обычный час, Этьен прежде всего отправился к Эстер. Услышав, что дверь ее комнаты отворяется, она приподнялась на постели и поглядела с видимым беспокойством на Этьена.

— Боже мой! — вдруг спросила она. — Разве доктор болен? Почему он не приходит?

Эти фразы, смысл которых ни доктор, ни его помощник не могли понять, вполне походили на бред.

— Вы не узнаете меня? — спросил Этьен. — Это я, ваш доктор.

Эстер покачала головой:

— Нет, доктор не вы. Тот, который меня лечил и которого я жду — старик, у него седые волосы, его зовут… зовут… Помогите мне припомнить его имя!

Этьен взял ее за руку.

— Не старайтесь теперь припоминать, — сказал он. — Избегайте всякой усталости, вы были больны, вы и теперь еще слабы, вам надо отдохнуть.

Эстер, наклонив голову и закрыв глаза, слушала его.

— Но где мадам Амадис, где мой возлюбленный, где мой сын? Я хочу их видеть!

Она сделала движение, чтобы сойти с постели. Этьен удержал ее.

— Она вспоминает, — тихо шепнул помощник, — не позволите ли ей говорить?

— Нет, я боюсь кризиса.

Доктор был бледен и дрожал от волнения.

Эстер повиновалась и не старалась больше вставать. Вдруг она заплакала и закрыла лицо руками.

— Вы отказываетесь отвечать, — пролепетала она. — Верно, случилось несчастье! Мой сын умер?

Доктор дал ей поплакать несколько минут.

— Верите ли вы мне? — спросил он.

Больная сделала утвердительный жест.

— В таком случае ждите моих вопросов. Вы больны давно, очень давно, и за это время произошло многое, чего вы не знаете. Даю вам слово, что я расскажу вам все, будьте только терпеливы. Позвольте мне вылечить вас.