Из новейшей истории Финляндии. Время управления Н.И. Бобрикова - Михаил Михайлович Бородкин

фрейлине Ее Императорского Величества Софье Петровне Ланской. Он ознакомился с финляндским вопросом, оценил его, как человек русский, с точки зрения общеимперских интересов и затем уже своими мнениями не поступался ни во дворце, ни в высших салонах Петербурга, ни перед иностранными корреспондентами. В Финляндии он видел баловня (enfant gâté) русского правительства. «Всякий иностранец-путешественник, утверждал он, не может по совести сказать, чтобы народ этот в каком-либо отношении притесняли». Всякий иностранец (говорил он датскому корреспонденту) в России принимается радушно и даже путь к Его Величеству не длинен, но странно им претендовать на прием, когда они приезжают учить Его в собственном Его доме, как депутация Трарие-Норденшельда. Как председатель совещания по делам печати, генерал H. Н. Шипов находил, что финляндские газеты оказывали родине плохую услугу, возбуждая неприязнь общества к России и к русским. Этих воззрений было достаточно, чтобы он лишился симпатии финляндцев. H. Н. Шипов, как человек изысканной деликатности, ровный и мягкий, настолько расстроил свое здоровье за два года пребывания в Финляндии, что вынужден был просить о предоставлении ему другого назначения.

В звании помощника генерал-губернатора его заместил старший председатель С.-Петербургской судебной палаты действительный статский советник Владимир Федорович Дейтрих (род. в 1850 г., происходит из дворян Полтавской губ.). По окончании Петербургского университета быстро сделал свою карьеру в министерстве юстиции, причем состоял ближайшим помощником В. К. Плеве, при расследовании дела 1-го марта. На финляндский вопрос смотрит также с русской точки зрения, почему особого расположения местных деятелей не заслужил и 6-го июля 1905 г. на его жизнь было сделано покушение. Брошенной бомбой ему причинили несколько серьезных ран.

На должность помощника командующего войсками, после H. Н. Шипова, был назначен генерал H. М. Турбин.

Из русских людей во время управления Н. И. Бобрикова заняли должности губернаторов: генерал-майор M. Н. Кайгородов — Нюландского, действительный статский советник Н. А. Мясоедов — Выборгского, надворный советник Ф. М. Книпович — Вазаского, генерал-майор А. А. Ватаци — С.-Михельского и действительный статский советник А. А. Панков — Тавастгуского. Должность директора канцелярии генерал-губернатора была вверена полковнику генерального штаба Ф. А. Зейну. На должности ландс-секретарей в пяти губерниях и начальников отделений в канцелярии генерал-губернатора были назначены уроженцы Империи. Места нескольких окружных воинских начальников, полицейских должностей и т. п. были также предоставлены русским. Ко всем им Н. И. Бобриков отнесся с отеческим попечением, помогая при первых шагах на новом трудном поприще. «Вы первый из кровных русских попадаете в финляндские губернаторы, — писал он M. Н. Кайгородову, — и надеюсь будете пионером за честь и славу России» (22 февраля 1901 г.). «Необходимо с терпением переносить все мелкие и крупные уколы» (9 июля 1901 г.). «Такт и благоразумие требуют осторожности и терпения. Обратите внимание, что и я, обращаясь к губернаторам по употреблению русского языка, не считал возможным принуждать, а лишь просил содействия... Нужно время для соответственного изменения закона» (23 июля 1901 г.).

В выборе лиц Н. И. Бобриков не всегда оказывался одинаково счастлив, но преисполнен он был самых лучших намерений. «Ведь он вял, — писал он об одном кандидате, — а современное положение Финляндии требует людей не только умных и хороших, но и энергичных и смелых» (18 августа 1901 г.). «Много ли у меня сотрудников, — писал он в первое время своего пребывания в крае (14 септ. 1899 г.), — способных генерал-губернатору дать возможность действовать энергично и с подобающим успехом?»...

Уроженцы России, занявшие ответственные должности в Финляндии, должны были обладать твердой волею, крепкими нервами и, чтобы быть полезными делу, проявить испытанную любовь и преданность русскому делу. Их положение было тяжелое. В сношениях, не говоря уже о столкновениях, с финляндцами, они обречены были переносить косые, а подчас и озлобленные, взгляды, видеть в них в большинстве случаев противников и антагонистов. Все окружающие ловили в их действиях малейшие промахи, чтобы предать гласности. Радикальная русская печать открыла свои страницы финляндцам, которые пытались ославить наших пионеров-администраторов. Когда и это не сломило твердости некоторых из них, то революционеры взялись за револьверы и бомбы.

Сам Н. И. Бобриков весь отдался финляндскому делу; со дня назначения генерал-губернатором и до часа кончины его занимали только заботы о вверенном ему крае. О нем он непрестанно думал и говорил: «с мыслью о нем пил и ел, ложился и вставал». Везде и всегда мысль его занята была Финляндией. Родным было трудно уловить время для переговоров с ним о своих семейных делах.

Работоспособность Николая Ивановича поражала всех. Он отдыхал во время обеда и краткого послеобеденного сна. Даже на дневную обычную прогулку он брал нередко приезжего начальника и, гуляя, выслушивал его доклад. Его двери для всех были широко раскрыты. Никого не задерживал, зная цену времени. Обладал поразительной памятью и удивлял предусмотрительностью. «Редко кто из наших государственных людей посвящал столько труда и усидчивости на подготовку к предстоящей ему деятельности, как Н. И. Бобриков». Редко кто с такой любовью исполнял свои обязанности и с такой искренностью желал взаимной пользы, как он. Любовь к труду и преданность к родине делала его неутомимым. Найти другой пример столь напряженной и плодотворной деятельности нелегко. Он был «первым тружеником среди тружеников». Из его головы исходила вся идейная сторона дела; он давал всему тон. В одном из писем к Николаю Ивановичу его доброжелатель сетовал: «Боюсь, что вы слишком много работаете, слишком много собственноручно пишете. Боюсь вашего одиночества... Вы в осадном положении»... (12 марта 1899 г.).

Из генерал-губернаторов последнего времени Н. И. Бобриков более всего напоминал своими действиями И. В. Гурко: та же программа, та же определенность и ясность в требованиях, та же работа с утра до вечера. Принимая служащих одного ведомства, генерал-адъютант И. В. Гурко сказал: «Дело здесь идет не о том, чтобы сделать поляков русскими. Правительство не имеет в виду подобной цели. Но зато с особенной настойчивостью должно быть развиваемо и укрепляемо в юношах убеждение, что они русские граждане, подданные русского государства, и останутся таковыми навеки». Та же мысль проводилась генерал-адъютантом Бобриковым в его вступительной речи, в его отчетах, в его беседах. Но тут не было ни заимствования, ни подражания. Подобные воззрения вытекали сами собой из изучения дела, из трезвой, спокойной и естественной оценки наших окраинских вопросов. Как Гурко в Варшаве, так и Бобриков в Гельсингфорсе сразу дали всему определенное направление. При Гурко поляки, и при Бобрикове финляндцы знали, чего от них желали и к чему вела русская политика.

Добросовестное отношение к