Царствование императора Николая II - Сергей Сергеевич Ольденбург

Трудные природные условия и воинственность малочисленных арабских племен Триполитании только могли оттянуть развязку, по существу неизбежную. Но итало-турецкая война затянулась на целый год и поставила на очередь общий вопрос о турецком наследстве, хотя великие державы всячески стремились от этого уклониться.

Русская дипломатия, впрочем, осенью 1911 г. попыталась воспользоваться этим нарушением status quo, чтобы добиться от Турции открытия проливов для русского флота. Она запросила по этому поводу Германию, и канцлер Бетман-Гольвег, желая действовать в духе Потсдамского соглашения, высказался положительно; но Вильгельм II захотел запросить Австрию, а барон Эренталь ответил, что австро-русские отношения с 1908 г. значительно ухудшились и что теперь за открытие проливов Австрия будет требовать «платы». С. Д. Сазонов, только что оправившийся от долгой болезни, из Давоса проехал в Париж и, убедившись, что русской инициативе относительно проливов не сочувствуют ни Англия, ни Франция, не стал на ней настаивать.

Хотя было ясно, что утрата Турцией африканских провинций – только вопрос времени, борьба в Триполи затягивалась. Внутренние враги младотурок поднимали голову; в Албании шло открытое сопротивление реформам. В то же время балканские государства, наиболее заинтересованные в разделе Европейской Турции, решили, что пришло время взять дело в свои руки. Глубокие, застарелые противоречия между Болгарией и Сербией, как и между Болгарией и Грецией, долгое время препятствовали соглашению этих государств. Но в начале 1912 года – 29 февраля – Болгария и Сербия подписали тайный союзный договор против Турции, к которому вскоре присоединились Греция и Черногория.

Положение русской дипломатии было весьма сложным. Она считала своей первой задачей обеспечить России те «двадцать лет мира», о которых говорил П. А. Столыпин. Но балканские государства знали, что, как бы Россия ни призывала их к сдержанности, в худшем для них случае она все равно их спасет и никогда не допустит посягательств Турции на их территорию. Это придавало им смелость для развития собственной инициативы.

Во Франции Агадирский кризис оставил глубокий след; патриотическая тревога не проходила, а усиливалась. Кабинет Кайо, подписавший соглашение с Германией, распался в начале 1912 г. и заменен был министерством Пуанкаре, составленным под знаком национального объединения. Этот кабинет повел активную внешнюю политику и, в частности, занялся укреплением связи с Россией.

Свидание государя императора с императором Вильгельмом в Балтийском порте (в конце июня 1912 г.) не принесло никаких практических результатов. В официальном сообщении прямо говорилось, что не следует ожидать от этого свидания каких-либо перемен в группировке европейских держав. Канцлер Бетман-Гольвег благодарил русское правительство за успокоительное действие России во время марокканского кризиса; Сазонов говорил, что, пока Россия и Германия в добрых отношениях, ничего на свете стрястись не может. Германский канцлер остался несколько дней в России, виделся с В. Н. Коковцовым, ездил в Москву. Но почти в то же самое время была подписана франко-русская морская конвенция, дополняющая союзный договор; а приезд Пуанкаре в Петербург через месяц после свидания в Балтийском порте превратился в яркую манифестацию франко-русской дружбы.

Этому способствовало настроение русского общества. Отчасти по соображениям внутренней политики, отчасти на основании впечатлений боснийского кризиса русское общество – не только интеллигенция, но в значительной своей части также и военные, и придворные круги – относилось недружелюбно к Германии. «Мы не должны с легким сердцем проповедовать ту активную германофобию во внешней политике, которая у нас иногда считается признаком прогрессивного образа мыслей», – мимоходом отмечала, как факт общеизвестный, «Русская Мысль» (в мае 1912 г.). Приезд английской парламентской делегации в Россию в начале 1912 г. (в ответ на визит членов Гос. думы и Гос. совета в Англию) был крупным общественным событием: газеты были полны описаниями банкетов, речей, портретами делегатов. Правительство проявляло сдержанность (кроме военного министра Сухомлинова, министры в банкетах не участвовали), но этого факта никто не подчеркивал. А о пребывании в C.-Петербурге и Москве канцлера Бетмана-Гольвега в газетах почти ничего не писалось.

Русская политика стремилась сохранить мир в Европе. На этом сходились и государь, и покойный П. А. Столыпин, и его преемник В. Н. Коковцов, и министр иностранных дел С. Д. Сазонов. Так как раздел турецкого наследства мог легко привести к европейскому конфликту, Россия в 1912 г. играла давно не свойственную ей роль – она стремилась сохранить неприкосновенность Турции, по крайней мере, до более удобного момента. Но балканские государства, хотя они и заверяли Россию, что не предпримут ничего без ее благословения, считали Турцию достаточно ослабленной, чтобы пойти на риск борьбы с нею без посторонней помощи. Болгария при этом в известной мере рассчитывала на благожелательность Австрии.

Итало-турецкая война приходила к концу. Сопротивление в Триполитании слабело. Италия заняла беспрепятственно несколько островов в Эгейском море и грозила дальнейшими захватами. В Турции произошел (в июле 1912 г.) бескровный переворот, младотурки были отстранены от власти, новое правительство соглашалось на мирные переговоры. Балканским государствам надо было торопиться, если они не хотели пропустить случая.

Резня болгар в селении Кочане, устроенная турецкими солдатами после взрыва бомбы, брошенной македонскими «комитаджиями», послужила поводом для активной кампании всей балканской печати. Великие державы сделали попытку задержать события. По инициативе России, к которой присоединились Франция, Англия, Германия и Австрия, было решено обратиться к балканским государствам и к Турции с предупреждением о том, что, «если война вспыхнет, державы не допустят, чтобы в результате конфликта произошли какие-либо перемены в территориальном status quo Европейской Турции». 25 сентября это заявление было сделано в балканских столицах – и на следующий же день Черногория объявила Турции войну и приступила к военным действиям. Балканские государства отлично учитывали, что державы не будут настаивать на своем предостережении. Вильгельм II понимал их точку зрения и даже ей сочувствовал. «Зачем ждать такого момента, когда Россия будет готова? – писал он. – Пусть дойдет до войны. Пусть балканские государства себя покажут. Если они решительно побьют Турцию – значит, они были правы и им подобает известная награда. Если их разобьют, они притихнут и долгое время будут сидеть смирно…»

Русский министр иностранных дел С. Д. Сазонов, наоборот, был крайне недоволен, что балканские государства, обещавшие при заключении союза считаться с волей России, начинали войну в неудобный для нее момент. С. Д. Сазонов в разговорах с французскими политиками даже заявлял, что считал бы меньшим злом поражение балканских стран, особенно Болгарии, так как в этом случае было бы легче настоять на сохранении status quo.

События пошли быстрым темпом: 26. IX войну объявила Черногория, 2(15). X был подписан итало-турецкий мир, 4(17). X начали войну Болгария, Сербия и Греция. Война была крайне популярна на Балканах: мобилизация проходила при общем ликовании как в Софии, так и в Белграде, и в Афинах. С первых же дней определился разгром Турции. Болгары у Кирк-Килиссе и Люле-Бургаса, сербы у Куманова разбили наголову турецкую армию, и не прошло месяца с начала войны, как турки были оттеснены на позиции у Чаталджи