Операция "Берег" (СИ) - Валин Юрий Павлович

Такой вот случай, к сюжету отношения не имевший, но произведший на малолетнего автора большое впечатление. Автор тоже с мамой на тротуаре стоял, смотрел. Совсем недавно это было.

[4] Правильнее — легкая самоходная артиллерийская установка истребитель танков «Хетцер» (нем. Hetzer), САУ выпускалась с апреля 1944 года. Боевая масса около 16 тонн, вооружение 75-мм пушка и пулемет МГ-34. В наших частях называлась чаще просто «самоходка», не имелось у наших военнослужащих привычки вдаваться в путанную немецкую классификацию и неблагозвучные названия.

[5] Прозвище немецкого реактивного шестиствольного миномета. За характерный звук снарядов нашими солдатами именовался «ишак», «скрипун» или «скрипуха».

[6] Скорее всего это разновидность 20-мм зенитного автомата FlaK 28/30/38, но в наших войсках их все подряд именовали «Эрликонами». Стрельба велась магазинами емкостью в 20 патронов.

Глава 21

и21. Канал

17 апреля 1945 года

Кёнигсбергский морской канал

6:43

Ничего не видно — Евгений опустил бинокль. Нет, в смысле, видно — клочья серого тумана, угадывающаяся вода, смутные берега — но ничего не понятно. А ведь места знакомые, сколько раз их на карте видел, на аэрофотоснимках… гм, сейчас — с воды — вообще не то. Не был готов к морским прогулкам товарищ Земляков, оттого явная смутность в организме. Волнение небольшое, но подташнивает слегка, и аппетита нет. Кстати, непонятно — это уже морская прогулка или еще речная? Вышли из устья Прегеля или еще нет?

Грузилась оперативно-тыловая группа в некоторой спешке. Катер должен был подобрать прямо в городе, по ориентиру моста, место понятное, но в темноте, да с полуразрушенной набережной… Луч прожектора только слепил, опасались рацию и батареи окунуть, но окунулся раззява Тяпоков. Ну, у бойца никакого десантного опыта, отчасти можно понять…

Впрочем, все это было позади. Тяпка сушился в машинном отделении, рация суха и работоспособна, да и вообще светает, как-то легче…

Евгений подумал — а не убрать ли ненужный бинокль в чехол? — оптика чужая, инженер опергруппы позабыл, когда их группа из Кёнигсберга выдвигались. Ну, сейчас вернем. Если благополучно доплывем, конечно.

На палубах боевых катеров Евгений бывал редко и успел отвыкнуть. Конкретно эта палуба — символически бронированная, в свежих отметинах от осколков и пуль — особого доверия не вызывала. Бронекатер не совсем исправен, был поврежден. Едва встал на ремонт, как его спешно сдернули — переправляй контрразведчиков, им «спешно, немедленно, срочно». Команда особого энтузиазма не выказывала — не выспались товарищи краснофлотцы. Да и пассажиры не в восторге. Между прочим, уважающие себя опергруппы если и грузятся на катера, то на полностью исправные и вооруженные. Хорошо, что у данного «БК-199»[1] проекта 1125 двигатель вполне исправен, ну, судя по движению и ровному звуку двигателя. Из очевидных недостатков имелось нерабочее орудие в основной башне — ствол пушки максимально опущен, довольно нелепо танковая башня, «повесившая нос», выглядела. Ну ничего, нам не так далеко — до Циммербуде и сойдем.

— Любуетесь берегами, товарищ контрразведчик? — крайне корректно, но отвратительно-намекающим тоном поинтересовался командир катера, стоящий в двери катерной невысокой боевой рубки.

Лейтенант носил красивую фамилию Одинцов, было ему двадцать четыре года, и, судя по единственной медали, характер лейтенант имел непростой.

— Погоду пытаюсь определить, — миролюбиво пояснил Земляков. — Но тут непривычно, все по-морскому. Что там с прогнозом-то?

— Переменная облачность, волнение… собственно, зачем вам волнение в баллах? — сумрачно уточнил командир.

— Нет, волнение мне не обязательно, — признал Евгений. — Волнение я и так ощущаю.

— Именно. Вы прогуливайтесь по палубе осторожно, у нас не прогулочный катер, можно и за борт соскользнуть.

— За борт — это вряд ли. По Черному морю доводилось ходить, с катеров высаживался, до сих пор обходилось без соскальзований, — пояснил старший лейтенант Земляков, слегка меняя тон.

— Ага, тогда понятно, — командир поправил туго затянутый под подбородком ремешок фуражки. — Опыт, значит, имеете? Извиняюсь, с виду-то не сразу понятно.

— Если с физиономии офицера-контрразведчика вся биография разом считывается, то что это за контрразведчик? — улыбнулся Евгений.

Командир и сигнальщик-наблюдатель засмеялись.

— У моста впопыхах слегка ругались, так это дело понятное. Нас вчера слегка побили, орудие вышло из строя, только на ремонт встали, вооружением занялись, весь вечер возились, а тут «сниматься немедленно, в Циммербуде выходить», — с примирительными нотками пояснил Одинцов. — Определенная полундра получилась, команда третьи сутки без отдыха. Да еще без основного вооружения сейчас идем. Мало ли…

— В том и тайный смысл полундр, — вздохнул Евгений. — Мы вот тоже направлены без основных сил и по полундре. Приказ. Так что забудем про ругань, товарищи героические катерники, на войне без ругани, как и без полундры — редко получается.

— Очень точно говорите, — покосившись на командира, подтвердил сигнальщик. — Всякое бывает.

— Не отвлекайся от наблюдения, старшина, — сурово, но не чересчур, приказал Одинцов. — А вы, значит, товарищ старший лейтенант, сопровождаете, э-э… служащую? Или она подконвойная?

— Это товарищ Мезина — подконвойная? — удивился Евгений. — Да с чего это? Опытный специалист, проверенный боевой офицер. А что из кубрика не выходит — так спать завалилась. Рационально использует минуты отдыха. Говорю же — опыт.

— Вот оно как. Еще раз извиняюсь, видимо, не в свое дело лезу, — справедливо предположил лейтенант Одинцов.

— Да обычное дело. Товарищ Мезина, она такая — вызывает непременные вопросы. Все подряд интересуются. Но насчет подконвойной — это ты, лейтенант, оригинальную версию выдвинул. А вы где вчера воевали-то? Если опять же не секрет?

Оказалось, «199»-й ходил на перехват конвоя, наши катера утопили два судна с немцами — «сплошь офицеры, в черной форме, сдаваться не хотели».

Насчет «офицеров в черной форме» старший лейтенант Земляков кое-что знал, поскольку участвовал в написании служебно-оперативной ориентировки о «предполагаемых мероприятиях по пресечению эвакуации противника». Не столь «сплошь офицеры» на тех судах были, как сплошь танкисты из 5-й танковой. Перехватили, значит, не прошляпили[2].

— Это правильно. Нужно пресекать, а то будут драпать, — одобрил Земляков недлинный военно-морской рассказ. — А позже ваши катера конвой перехватывали?

— Да куда же немцы полезут? — удивился командир катера. — Видят, что топят без долгих разговоров. Проще на суше сидеть и сдаваться.

— Это да, проще, — согласился Евгений.

Что-то со вчерашнего дня все не очень по плану шло. Углом «калька» выперла. Должны до последнего немцы конвои отправлять: к остаткам фатерлянда драпать, а то и в соседние, теоретически нейтральные страны, надеясь на благополучное и почетное интернирование. А тут сплошные новые вводные поперли. Ничего, через час сеанс связи, узнаем, как дела у оперативников и на электростанции. Собственно, скоро сами в Пайзе будем. Хотя туман… и как речные катерники этак на ощупь ходят? Это же не Ока, и даже не Волга, вообще чужие малознакомые берега…

Моряки прислушивались:

— Кажется, артогонь, товарищ командир? — сказал сигнальщик.

— Похоже, — лейтенант Одинцов не отрывался от бинокля.

Лично старший лейтенант Земляков — офицер сухопутный, но на слух не жалующийся — кроме рокота двигателя и плеска воды ничего не слышал. Специфика, однако, да еще туман звуки глушит.

От непонятности как-то не по себе становилось, даже подташнивание и головная боль усилилась.

— Радиограмма, товарищ лейтенант! — закричали из скрытой в тесных броне-недрах радиорубки.