Македонский Лев - Дэвид Геммел

— Не туда! — прокричал Аристотель.

Парменион было развернулся, но тут длинная ветка обхватила его горло, и сучья как когти стали царапать плоть его духа. Его меч пробил кору, и, освободившись, он упал на землю, где белые корни вылезли из мертвой почвы — пальцы скелета, вцепившиеся в его руки.

Аристотель подался вперед с вытянутыми руками, и пронзающий сноп света вырвался из его ладоней, окутывая Пармениона. Корни тут же обратились во прах, и спартанец встал на ноги.

— Не повезло, — произнес Аристотель, — такая демонстрация силы быстрее привлечет наших врагов.

С мечом в руке Парменион последовал за магом вверх по склону по направлению к свету. Когда они подошли к разбросанной груде валунов, черные тени напали на них из-за скал, вознесясь в небо. Парменион увидел, что это были птицы, без кожи или оперения, черные скелеты, взлетающие и пикирующие на них.

Низкий стон послышался из-за валунов. Парменион ускорил бег, пытаясь найти источник этого крика.

— Нет времени, — крикнул Аристотель.

Не обратив на него внимания, Парменион срезал вправо.

В центре круга валунов лежала молодая женщина, огненные цепи приковывали ее руки к скале. Несколько костлявых птиц клевали ее плоть, разрывая ее на окровавленные полосы, которые тут же постоянно восстанавливались. Парменион подбежал к птицам, закричал и замахал руками; они оставили тело, хлопая крыльями. Его меч разбил одну из них на куски, остальные разлетелись в стороны. Опустившись на колено, он нежно прикоснулся к лицу женщины, поднял ее голову.

— Я знаю тебя, не так ли? — спросил он, когда ее глаза сфокусировались на нем.

— Да, — слабо ответила она, как бы сонным голосом. — Я показала тебе свою молодость, когда ты был в Фивах. Ты мне снишься, Парменион?

— Нет, госпожа. — Подняв меч, он прикоснулся клинком к оковам из огня, и они пали. Вложив меч в ножны, он помог Тамис подняться.

Аристотель подбежал к нему. — Я сказал тебе, что у нас нет времени на это. Демоны собираются.

— Дитя рождено? — спросила Тамис.

— Еще нет, — ответил Парменион. — Идем с нами. — Взяв ее за руку, он повел жрицу вверх по холму. Далеко за ними сгущались тени, клубились, как огромная черная река, устремившаяся к горе.

Они поднимались все выше, и здесь холодный ветер свистел меж камней. Свет стал ближе — совершенно белое пламя высотой в человеческий рост, горящее над темным валуном. Вокруг него кружили костлявые птицы, их пронзительные высокие крики эхом разносились по горам.

Рядом с пламенем возникла более темная тень… разрастаясь, увеличиваясь.

— Аида! — прошептала Тамис, устремляясь вперед.

Темная Женщина вытянула руки. Тьма выползла из ее пальцев, растекаясь над огнем, который тут же потускнел, став размером почти с огонек светильника.

— Нет! — вскричала Тамис. Аида выгнулась, черные копья вылетели из ее рук. Золотой щит появился в левой руке Тамис, и копья отлетели от него. Аристотель распахнул свою тунику, его рука раскрутила маленький золотой камень, подвешенный на серебряной цепочке. Пламя над глыбой взвилось в воздух, освобождаясь от темного тумана, пытающегося погасить его.

— Хватай его, Парменион, — прокричал маг. Спартанец подбежал к пламени, которое прыгнуло в его вытянутую руку, разместившись на ладони. Не было ощущения жара, но внутреннее тепло тронуло сердце Пармениона, а пламя разрослось, клубясь, становясь облаком мягкого белого света.

Тамис и Аида подлетели друг к другу. Молния вылетела из глаз Тамис, пронзая одежды темной Женщины. Аида отпрянула — и исчезла. Тамис обернулась к Пармениону, ее руки дрожали над шаром.

— Это нерожденное дитя, — сказала она, — плоть от плоти твоей. Теперь я поняла. Кадмилос должен убить дитя, или вечно делить с ним одно тело. — Ее пальцы тронули шар, и свет растекся по ее рукам. — О, Парменион! Он так прекрасен.

— Что мы можем сделать? — спросил спартанец, обернувшись в сторону горы, к которой собирались демоны — одни шли, другие ползли среди скал, и крики их разносились холодным ветром.

Аристотель подошел к нему. — Сдается мне, гора Танатос отсюда недалеко. Если я правильно помню, там расположены врата, ведущие к полям Элизиума, в Чертог Героев. Но они могут нас не впустить.

— Почему? — спросил Парменион.

— Мы не мертвы, — ответил Аристотель, улыбнувшись. — По крайней мере, пока.

— Смотрите! — крикнула Тамис, указывая на склон горы, откуда к ним мчались воины в темных доспехах верхом на скелетах лошадей.

— Значит, Врата, — согласился Парменион. Сфера горела ярко в его руке, он побежал по склону, двое волшебников — прямо за ним.

Остров Самофракия

— Опять она вмешивается, — прошипела Аида, открыв глаза тела, и встала с эбенового трона.

— Что случилось, госпожа? — спросила ее аколитка, Порида. Женщина в черных одеждах посмотрела сверху вниз на коленопреклоненную девушку.

— Против нас борются трое, пытаясь сохранить ребенку жизнь. Тамис — будь она проклята — и мужчина, Парменион. Есть еще один, незнакомый мне мужчина. Будь рядом со мной! — Темная Женщина снова закрыла глаза, ее тело вновь упало на эбеновый трон. Стройная аколитка взяла руку Аиды и прикоснулась к ней губами.

Некоторое время она сидела, поглаживая пальцы Аиды, и вдруг Темная Женщина вздохнула. — Этот незакомец — маг. Его тело лежит в ожидании, в Храме целительницы. Там же лежит женщина по имени Дерая, и дух ее сейчас в Пелле, поддерживает жизнь в Парменионе. Что ж, они очень тонко растянули себя, дорогая моя. Очень тонко. И это будет стоить им смерти.

— Ты отправишь Ночных Охотников, госпожа?

— Трех будет достаточно. Там только один старик, который сторожит их тела. Пойдем со мной, моя красавица.

Порида пошла за госпожой через холодные каменные коридоры дворца вниз, в освещенные факелами тоннели. Аида открыла дверь в форме листа и вошла в темную комнату; там не было никакой мебели, за исключением каменного постамента, возвышающегося в центре. Аида провела пальцами по вырезанным на нем письменам. — Знаешь, что здесь написано? — спросила она Пориду.

— Нет, госпожа.

— Это аккадийский, письмена вырезаны до рассвета нашей истории. Это заклинание. Скажи, — спросила она, кладя руку девушке на плечо, — ты любишь меня?

— Больше жизни, — заверила ее девица.

— Хорошо, — ответила Аида, заключая ее в тесные объятия, — и я тоже тебя люблю, дитя. Ты для меня больше чем дочь. Но Кадмилос должен воцариться, и его власть — это все, что заботит меня. — Тонкий кинжал вонзился в спину Пориды, пройдя сквозь ребра в сердце. Девушка напряглась, затем обмякла в руках Аиды.